Гюрза́, или левантская гадю́ка (латин.Macrovipera lebetina, перс. گرزه /gurza/ от گرز /gurz/ — «железная дубинка, булава, палица», вид оружия с утолщённым концом) — вид ядовитых змей из рода гигантских гадюк семейства Гадюковых, самый крупный представитель змей семейства в фауне бывшего СССР. Длина тела вместе с хвостом может достигать почти 2 м, масса до 3 кг.
Гюрза — одна из самых опасных змей для домашних животных и человека. В критической ситуации она способна совершать броски на длину тела в сторону противника, время броска в среднем составляет 0,08 секунд (быстрее кобры), тогда как время реакции человека — 0,1-0,2 секунды, поэтому люди практически не способны среагировать на бросок этой змеи. О своем намерении атаковать она почти не предупреждает, поэтому даже опытные ловцы — змееловы становились её жертвами. Мощное и мускулистое тело крупного экземпляра не так просто удержать в руке. Гюрза, пытаясь освободить голову, совершает резкие и сильные рывки. Иногда ей удается даже укусить ловца, пронзив для этого свою нижнюю челюсть. Яд гюрзы обладает резко выраженным гемолитическим действием и по токсичности уступает только ядукобры.
На следующий день попалась и вторая гюрза ― побольше, <...> крупная, около полутора метров в длину змея, несуразно толстая, с коротким хвостом: тело её выглядело как бы обрубленным. На толстой шее сидела приплюснутая голова необычайно злобного и гнусного вида.[2]
После укуса гюрзы нередки некрозы ― омертвление тканей и долго незаживающие язвы. Ко всему этому прибавляются симптомы общего отравления организма ― сухость и горький вкус во рту, лихорадка, сонливость, бред и в тяжелых случаях ― смерть от тромба в легочных артериях...[2]
Неожиданно гюрза мощным прыжком рванула прямо на меня. И если бы не посох, который я каким-то чудом успел подставить, она непременно в меня бы попала. Я немного отскочил назад и попробовал скинуть её с тропы ещё раз. Но гюрза мгновенно собралась в пружину и прыгнула снова![5]
— Сергей Бакатов, «Тихая жизнь в террариуме», 2008
Гюрза не просто змея, а настоящий летающий шприц с ядом. Она не будет пыжиться, шипеть или танцевать на хвосте перед нарушителем спокойствия. По своему опыту могу сказать, что гюрза ещё и самая бесстрашная змея. Атака её гораздо опаснее молниеносных выстрелов эфы.[5]
— Сергей Бакатов, «Тихая жизнь в террариуме», 2008
Гюрза не так осторожна, как эфа, и часто селится вблизи человеческого жилья, не стесняется залезть в палатку, а то и в спальный мешок. Пожалуй, гюрза ― самая распространённая змея в Таджикистане. Она прекрасно вписывается в среднеазиатский ландшафт...[5]
— Сергей Бакатов, «Тихая жизнь в террариуме», 2008
...гюрза всегда остаётся свирепой, даже когда плотно поест. Более свирепая рожа только у её родственницы ― шумящей гадюки.[5]
— Сергей Бакатов, «Тихая жизнь в террариуме», 2008
...ты замрёшь, как замирает пустынная гюрза, перед тем как ударить наверняка.[6]
Кусая, гюрза вводит в рану в среднем 0,06 грамма яда (в 6 раз больше, чем обыкновенная гадюка), причем весьма сильнодействующего. Человек, укушенный змеей из рода гадюк, испытывает сильную боль в месте укуса. Укушенное место отекает, появляются пузыри, заполненные жидкостью, и кровоизлияния. После укуса гюрзы нередки некрозы ― омертвление тканей и долго незаживающие язвы. Ко всему этому прибавляются симптомы общего отравления организма ― сухость и горький вкус во рту, лихорадка, сонливость, бред и в тяжелых случаях ― смерть от тромба в легочных артериях или иной причины.[2]
Бледную поганку можно сравнить только с гюрзой или коброй. Пожалуй, даже она страшнее, потому что бывали все же случаи, когда после укуса и этих змей человека вылечивали при помощи специальных сывороток. Такие случаи, вероятно, редки, но они были. Зато не удалось еще спасти ни одного человека, съевшего бледную поганку. Все лекарства мира бессильны против неё. Это зависит не от того, что её яд сильнее яда гюрзы («Действие фаллоидина на организм человека может быть сравнимо с отравлением ядом змей»), но от того, что этот гриб коварнее змеи, хотя змея в человеческом представлении олицетворяет коварство.[7]
Советский Союз рыжих ковёрных коварных товарных товарищей по щам из кислых лимонов с уксусом и укусом гюрзы на Гудзуфе в Уфе-на-Майн-Риде — редком, как баланда, госте с Хвостом Волохонского волохатого в тоге итогов осенних цыплячьих.
В апреле нынешнего года я собирал материал по южным насекомым. «Собирал материал» ― жаргонное выражение; я собирал самих насекомых. Было это в окрестностях Кушки ― самого южного города Союза, на территории Бадхызского заповедника. Если верить научно-популярной литературе, этот край настолько изобилует змеями, что трудно сделать шаг, не наступив при этом на какую-нибудь из представительниц врагов рода человеческого. Мне, естественно, хотелось не упустить случая познакомиться с ними поближе, но, к сожалению или к счастью ― не знаю, я сделал не один десяток шагов, а змеи ― вопреки литературе ― не очень-то норовили подкладывать мне под ноги свои хвосты. Низкие холмы, овраги и впадины Бадхыза ― так называется район тех наших работ ― были изрыты бесчисленными норами мелких грызунов-песчанок. Почва напоминала сыр с множеством дырок. Я наловил в то утро превеликое множество насекомых, лишь потом нам встретилась одна-единственная змея. Зато это была гюрза!..
Почему мы встречали мало змей, было впрочем понятно. Гюрзы ― ночные животные. Днём они отсиживаются в норах или же греются на солнышке у входа, уползая внутрь при малейшей тревоге. Первую гюрзу мы обнаружили случайно ― в саксаульной обкладке заброшенного колодца. Бывший с нами змеелов без всякого почтения выковырял ее первым попавшимся прутиком из щели и ловко посадил в мешочек, случайно оказавшийся у него в кармане. Мешочек был мал и неприспособлен для ношения змей: гюрзу в него пришлось буквально утрамбовывать. На следующий день попалась и вторая гюрза ― побольше. Она сидела под корнем фисташки метрах в тридцати от дома, где мы ночевали. Как и накануне, дело было прохладным утром. Неотогревшаяся змея не оказывала моему спутнику сопротивления. Однако, несмотря на это, бесцеремонность, с которой он с гюрзой обращался, вызывала у меня ощущение холодка под ложечкой. То была крупная, около полутора метров в длину змея, несуразно толстая, с коротким хвостом: тело ее выглядело как бы обрубленным. На толстой шее сидела приплюснутая голова необычайно злобного и гнусного вида. Она была почти совсем чёрной с пепельным отливом (другие гюрзы ― я видел их в серпентарии ― серые с оливковым или коричневатым оттенком). Вдоль хребта шли крупные пятна, на боках ― пятна помельче.[2]
Укусы гадюк, хоть они и очень болезненны, смертельным исходом кончаются чрезвычайно редко. Иное дело ― их «родственница» гюрза, с которой так легко обращался мой спутник. <...> Хотя у ребят-змееловов, ходивших вместе с нами по заповеднику, имелась сыворотка, гарантирующая благополучный исход, я старался внимательно смотреть под ноги.[2]
Когда я увидел первую гюрзу, Лот, к счастью, оставался где-то позади. Гюрза лежала, свернувшись на тропе колёсиками, и грелась на солнышке. Издали я принял её за коровью лепёшку. Не очень крупная змея, но это была первая гюрза, которую я встретил на свободе «с глазу на глаз», и опыта в общении с этими змеями у меня тогда ещё не имелось. Памятуя о том, как лихо управляются оба наших зоопарковских Александра с ними в террариуме, я решил сдвинуть её с тропы посохом. Но не тут-то было. Неожиданно гюрза мощным прыжком рванула прямо на меня. И если бы не посох, который я каким-то чудом успел подставить, она непременно в меня бы попала. Я немного отскочил назад и попробовал скинуть её с тропы ещё раз. Но гюрза мгновенно собралась в пружину и прыгнула снова! Мне это очень не понравилось, и я благоразумно решил обойти змею по верхней тропе, куда ей было прыгать ― уж и не знаю, как лучше сказать ― не с руки, не с ноги или не с хвоста? Но разгневанная гюрза продолжала меня преследовать. Я перепрыгнул через камни ― не будет же она скакать через них ― и наткнулся на сыпучку (сыпучка ― что-то вроде реки, только из камней. Стоит шагнуть в неё, как «река» мгновенно оживает и, производя леденящий душу гул, начинает медленно ползти вниз по скале, перемалывая в своих каменных жерновах всё, что туда попадает). На этой сыпучке я увидел ещё несколько змей. Приподняв головы, они явно начали проявлять интерес к происходящему. У меня появилось желание оказаться в воздухе, так как на земле я больше не чувствовал себя в безопасности. А поскольку неподалёку я увидел боярышник, мне захотелось поскорее забраться на него, чтобы прийти в себя и оценить обстановку. На свой посох я уже не очень надеялся. Но когда подошёл ближе, то ― почти в ужасе ― увидел ещё несколько змей, болтавшихся на ветках! И тут я самым постыдным образом драпанул назад, к реке. Змеи мерещились в каждой ветке и за каждым камнем.[5]
— Сергей Бакатов, «Тихая жизнь в террариуме», 2008
Так, на собственном опыте, я познакомился с повадками гюрзы. Гюрза не просто змея, а настоящий летающий шприц с ядом. Она не будет пыжиться, шипеть или танцевать на хвосте перед нарушителем спокойствия. По своему опыту могу сказать, что гюрза ещё и самая бесстрашная змея. Атака её гораздо опаснее молниеносных выстрелов эфы. Гюрза набрасывается неожиданно, делает это часто из укрытия, и довольно далеко прыгает. Как правило, не один раз. Гюрза не так осторожна, как эфа, и часто селится вблизи человеческого жилья, не стесняется залезть в палатку, а то и в спальный мешок. Пожалуй, гюрза ― самая распространённая змея в Таджикистане. Она прекрасно вписывается в среднеазиатский ландшафт и хорошо себя чувствует в любой местности с любым рельефом и растительностью (хотя предпочитает сухие каменистые ущелья в предгорьях и не очень далеко от водички). Но гюрза всегда остаётся свирепой, даже когда плотно поест. Более свирепая рожа только у её родственницы ― шумящей гадюки.[5]
— Сергей Бакатов, «Тихая жизнь в террариуме», 2008
Тут только армянка узнала голос мужа. Она испустила крик и, поминая всех святых, полезла с лестницы. В саду водились змеи. Гюрза ― самая страшная змея Армении ― выползала по ночам. Первая ее мысль была, что муж кричит от укуса гюрзы, от которого нет спасенья. Перемахнув с лестницы в траву, она кинулась в ту сторону, откуда шел крик, и увидела мужа.[8]
Днем в песках было сравнительно безопасно. Человек издали замечал змею, которая обычно сидела в норе, высунув голову, а змея в свою очередь замечала человека и особым, сухим шуршанием предупреждала о своем присутствии. И оба благополучно избегали встречи. Ночью же заметить змею было трудно, а с наступлением жары ночью работали больше, чем днем. Первые две недели экскаваторщики жили в неутихающем страхе. По вечерам только и разговоров было что о змеях: один убил змею возле самой будки, другой раздавил гусеницей, третий поднял ковшом. Беки Эсенов рассказывал множество историй о зловредности и коварстве змей. Один человек из колхоза, где жил Беки, спустился в колодец, чтобы подремонтировать стенки, и, когда уже вылезал на волю, гюрза ужалила его в шею. Он дико закричал, его вытащили, и через минуту он почернел и испустил дух. Другой человек, из соседнего колхоза, убил ядовитую змею эфу, которая мирно спала на камне и никому не угрожала. В ту же ночь другая эфа приползла к этому человеку в кибитку и перекусала всю его семью ― жену и четверых детей, а его самого не тронула. Вся семья этого человека умерла. Эфа нарочно оставила его в живых ― это была ее месть! ― чтобы он сошел с ума от горя. Еще один человек, из поселка Учаджи, убил змею, но забыл выполнить обычай: зарыть отрубленную голову в песок. В ту же ночь другая змея… Нагаев относился к этим рассказам презрительно и враждебно:
― Бросьте вы трепаться! Ну, может, и ужалила кого раз, а звону на десять лет.[9]
Лира изобразила танец со слезой. Потом плавно перешла к танцу с грозой, грациозно извиваясь меж молний. Затем последовал танец с гюрзой, обвивавшей её и переливавшейся разноцветными чешуйками. И в завершение был исполнен неизбежный танец с виноградной лозой.
Продают финики, орешки, миндаль, всякую сладкую мелочь. Перед каким-то высохшим бедуином на ящике красуются готовые вставные челюсти и странная россыпь зубов (не у покойников ли выдраны?). Липнут попрошайки, хозяева обезьянок и заклинатели змей. Только зазевался ― а мартышка сидит у тебя на плече или гюрза томно обвисает вокруг шеи! Не дашь монетку ― укусят, царапнут, лизнут![4]
А теперь слушай сюда, Зюня, ― сказал он себе, как когда-то говаривал дядя Сёма. Ты поглубже заныкаешь добытый Люком адрес и имя и дашь отстояться мыслям и сложиться сюжету. Ты не помчишься покупать билет до Майями, о, нет, ты не будешь сходить с ума, изрыгать угрозы и размахивать пистолетом. Ты не будешь идиотом, Зюня. Наоборот: ты замрешь, как замирает пустынная гюрза, перед тем как ударить наверняка. Дашь время Люку и всем остальным забыть о твоей просьбе.[6]
— Николай Тихонов, «Поставь напрямик глаза...» (из сборника «Красные на Араксе»), 1924
Опасен майский укус гюрзы. Пустая фляга бренчит на ремне. Тяжела слепая поступь грозы. Электричество шелестит в тишине. <...>
Этой ночью снилось мне всего
Понемногу: золото в устье ручья,
Простое базарное волшебство ―
Слабая дудочка и змея.[3]
