Октя́брьская гроза́, октя́брьские гро́зы — поздняя осенняя гроза, происходящая во второй месяц осени, в октябре, когда в зоне умеренного и холодного климата стоят холодные погоды с большим числом дождей и частыми переходами к заморозкам. Октябрьская гроза — довольно редкое метеорологическое явление, её скорее можно встретить в южных и приморских регионах России, да и то далеко не всякий год.
Значительно чаще с октябрьскими грозами приходится сталкиваться южнее, в субтропическом или, тем более, тропическом климате, где середина осени зачастую совпадает с началом сезона дождей, в частности, муссонныхтропических ливней, регулярно сопровождающихся столкновениями воздушных масс и грозовыми явлениями.
И тяжкий гром разразился над горами… Молния хлынула морем. А, понимаю теперь, это гроза! Но никогда обман не был так полон и вероятен: я жил долго в горах, а ни разу не видал и не слыхивал ничего подобного. И мог ли я вообразить себе грозу в октябре месяце? Да еще какую грозу. Ужас: с первого удара целый час не прерывался гром ни на одно мгновение. Он кипел и клокотал подобно аду...[1]
23 октября, после ясной и тёплой погоды, СЗ вѣтръ нагнал тучи, изъ которыхъ посыпался снѣгъ, покрывшій землю на 1½ вершка; на слѣдующее утро сдѣлался сильный морозъ, а къ вечеру раздался сильный громовый ударъ, за которымъ послѣдовалъ сильный дождь и потомъ разразился новый громовый ударъ, съ ужаснымъ трескомъ, палъ на избу одного крестьянина, оглушилъ четырехъ человѣкъ, а у ребенка выжег глаза и волоса.[2]:376
— Николай Клюев, «Меня октябрь настиг плечистым...», 1933
Ночью мы проснулись от страшного удара. Казалось, немец спустил нам тонновую бомбу. <...> Оказалось, гром! Самый настоящий гром, с молнией и проливным дождем. Эта октябрьская гроза была в 2 ч. ночи.[5]
— Александр Болдырев, «Осадная запись» (блокадный дневник), 1943
В 1493 году, в октябре месяце… ночью, при сильной грозе и проливном дожде огни святого Эльма показались на мачте в виде семи зажженных свеч.[6]
Гроза в октябре… На асфальтированном пятачке теснились разноцветные металлические гаражи ― можно представить себе, с каким звоном ударяли в них отвесно падающие тяжелые струи. Я, однако, не слышал их: всё тонуло в торопливом и оглушительном хоре. Только гром перекрывал его.[7]
Въ 1841 г., 8 октября сильный громъ, сопровождавшiйся дождемъ и градомъ, въ Красноуфимском округѣ Пермской Губернiи.
Въ 1842 г., 15 октября сильные удары грома и молніи въ Никольскомъ Уѣздѣ Вологодской Губерніи; а въ 1843 г., 31 марта, въ Тотемскомъ Уѣздѣ. Въ 1844 г., 5 января, въ Ригѣ и ея окрестностяхъ громъ съ молнією, вьюгою и градомъ. Въ томъ же году, въ Старобѣльскѣ (Харьковской Губ.), 23 октября, после ясной и тёплой погоды, СЗ вѣтръ нагнал тучи, изъ которыхъ посыпался снѣгъ, покрывшій землю на 1½ вершка; на слѣдующее утро сдѣлался сильный морозъ, а къ вечеру раздался сильный громовый ударъ, за которымъ послѣдовалъ сильный дождь и потомъ разразился новый громовый ударъ, съ ужаснымъ трескомъ, палъ на избу одного крестьянина, оглушилъ четырехъ человѣкъ, а у ребенка выжег глаза и волоса. <...>
Въ томъ же <1848> году, громъ и молнiя 6 октября въ Балашевскомъ Уѣздѣ, а съ 22 на 23 октября сильная гроза въ Одессѣ.
Въ 1849 году, въ Ефремовскомъ Уѣздѣ (Тульской Губ.) въ селеніи Долматовѣ-Коринкѣ, ударомъ молніи произведенъ пожаръ 2 октября; — а 17 ноября сильная гроза съ градомъ въ Севастополѣ.[2]:375-376
Но то не зеленый луг: то венок из трав луговых на пищащей летучей мыши. И обратно: мстительный гений грозы, демон сжигающей страсти, наконец, сам рыжебородый Тор, но Тор, бредущий тоскливо по Арбату в октябрьский день, когда струи дождя дни и ночи натянуты над городом. Он останавливается, он грозит стихийными бедами ― Тор на Арбате, ― и вдруг надменно топнет ногой по мокрому асфальту: «Я в этот мир пришёл, чтоб видеть солнце!» ― «Чего-с?»[3]
Ночью мы проснулись от страшного удара. Казалось, немец спустил нам тонновую бомбу. Но, в отличие от бомбы, не дрогнул, не шелохнулся дом, даже стёкла не брякнули. Оказалось, гром! Самый настоящий гром, с молнией и проливным дождем. Эта октябрьская гроза была в 2 ч. ночи. А днём я видел только что привезенный из Лесного огромный букет новорасцветших ромашек, и точно говорили, что второй раз расцвели яблони. Мне стало даже жутко.[5]
— Александр Болдырев, «Осадная запись» (блокадный дневник), 1943
Постойте! Там, кажется, крикнули: «В ружьё!» Нет, это оклик: «Рунд мимо!..»
И тяжкий гром разразился над горами… Молния хлынула морем. А, понимаю теперь, это гроза! Но никогда обман не был так полон и вероятен: я жил долго в горах, а ни разу не видал и не слыхивал ничего подобного. И мог ли я вообразить себе грозу в октябре месяце? Да еще какую грозу. Ужас: с первого удара целый час не прерывался гром ни на одно мгновение. Он кипел и клокотал подобно аду, сливая в один лютый рев все отголоски ущелий, заставляя трепетать все долины, как осенний лист. Когда ж над этим океаном мертвящих звуков и блистаний, раздирающих ночь по всем ветрам, сверкал еще ярче поток молнии, стрелял новый гром с оглушающим треском, ― мнилось видеть пролет необъятного ангела разрушения с крыльями из туч, следить размахи жар-меча его, рассекающие Кавказ до сердца; мнилось слышать вещий голос его трубы, сокрушительницы мира, призывной трубы к Страшному, последнему суду.
В самом деле, всякий раз, что взрыв перуна озарял заснеженные верхи гор, они проявлялись на миг, как толпы мертвецов великанов в белых саванах, ― и потом точно стремглав падали в преисподнюю, отвечая леденящим кровь стенанием на грозный удар осуждения, ― стенанием таким пронзительным, что лихорадочный трепет пробегал по всем жилам земли и скалы скрежетали от ужаса. Постепенно холодело и во мне сердце; молнии зажигались снопами по теменям далеких гор и разгорались, как извержения вулканов; буйный вихорь крутил и бросал капли крупнее винограда, а потом воцарялась опять душная неподвижность в воздухе; земля колебалась и звучала под ногой будто пустая. Я невольно вспомнил о последнем дне Помпеи… «Почему ж не погибнуть этому краю от землетрясения и лавы!» ― думал я, и думал это не в шутку: гроза бушевала все ужаснее и ужаснее. Никогда и никому не расскажу про думы, которые волновали меня в этот час: люди мне не поверят, а Бог меня видел сам.[1]
Я закрыл глаза и, виноватый, тихо прижался головой к ее мягкому животу.
Гроза в октябре… На асфальтированном пятачке теснились разноцветные металлические гаражи ― можно представить себе, с каким звоном ударяли в них отвесно падающие тяжелые струи. Я, однако, не слышал их: все тонуло в торопливом и оглушительном хоре. Только гром перекрывал его. Когда он с живым треском разрывался над головой, земля испуганно смолкала. Я стоял у распахнутого окна, один в конторе, и у меня было такое же чувство, как много лет назад, когда, помнишь, после изнурительной борьбы со штормом я наконец выбрался на берег. По совести говоря, мне здорово досталось тогда. Сколько раз был у цели, но сильный откат относил меня, и я снова терпеливо раскачивался на волнах, набираясь сил.[7]
Дёрнул дверь, шагнул в парадное. А потом в левом глазу потемнело, и Баклавский, едва не уронив тяжёлый пакет, привалился боком к косяку. Пытаясь заморозить боль, он прижался щекой к масляным разводам жирной, заросшей мёртвой паутиной стены. В октябре не бывает гроз. Тварь… Я найду тебя, слышишь? Из-за твоих игр расстреляли моих людей…[8]
— Грэй Ф. Грин, «Кетополис ― Киты и броненосцы», 2001
Она была немолода, некрасива: дрябловатая шея, крупные мужские уши, коротковатые, пожелтевшие от никотина пальцы. Воротник мужской рубашки широко расстегнут, виднелись перекрученные бретельки лифчика. Я попытался вспомнить, где я видел эту женщину. Ведь видел! А где?
Мы познакомились. Ее звали Полиной. Оказалось, что она журналистка. Мы выпили, закурили.
— Как вам нравится? — спросила Полина. — Снег в октябре. В Пятигорске вчера была гроза. Со страшными молниями.
— Здесь тоже…[9]:101
Меня октябрь серпом грозы,
Как иву, по крестец обрезал
И дал мне прялку из железа
С мотком пылающего шёлка,
Чтобы ощерой костью волка
Взамен затворничьей иглы
Я вышил скалы, где орлы
С драконами в свирепой схватке.[4]
— Николай Клюев, «Меня октябрь настиг плечистым...», 1933
Пожалуй, дню
привычный шаг
легко, вольготно
свершить, увы,
не суждено.
И полумрак
закрасил плотно,
до синевы,
моё окно.
Сверкнуло… Гром!
Гроза? Да по́лно…
Октябрь. Зима
придёт вот-вот.
Но… Вздрогнул дом!
И вспышки молний
сведут с ума…
Ну что за год?![10]
— Андрей Коровёнков, «Октябрь. Гроза», 2016
Октябрь месяц, за окном гроза
То лета отголоски вдалеке
А по щеке спускается слеза
От осознанья счастья
И глаза, сияют...[10]
— Валентина Ромаева, «Октябрь месяц, за окном гроза...», 11 октября 2019
↑ 123К. С. Веселовский. О климате России. Соч. К. Веселовского, Имп. Акад. наук э.-орд. акад., д. чл. имп. о-в Рус. геогр. и Моск. испытателей природы... — Санкт-Петербург: Имп. Акад. наук, 1857 г. — XII, 410 с.
↑ 12А. Белый. «Луг зелёный». Критика. Эстетика. Теория символизма: в 2-х томах. Том 1. — М.: Искусство, 1994 г.
↑ 12Н. Клюев. «Сердце единорога». СПб.: РХГИ, 1999 г.
↑ 12В. П. Карцев. «Приключения великих уравнений» (из серии «Жизнь замечательных идей»). — М.: «Знание», 1970 год
↑ 12Руслан Киреев, «Четвёртая осень». — М.: «Современник», 1989 г.
↑ 12Грэй Ф. Грин. Кетополис ― Киты и броненосцы. — М.: Астрель, 2012 г.
↑ 12Пахомов Ю. Н. Знакомое лицо: рассказы. — М.: Журнал русской культуры «Москва», № 8, 2016 г. – стр.91-138
↑ 123Андрей Коровёнков. Старая тема. Библиотека современной поэзии. — М.: Издательство «Союз писателей», 2016 г. — 60 стр. Ошибка цитирования Неверный тег <ref>: название «коро» определено несколько раз для различного содержимого
↑Полное собраніе сочиненій Генриха Гейне. Подъ редакціей и съ біографическимъ очеркомъ Петра Вейнберга — 2-е изд. — СПб.: Изданіе А. Ф. Маркса, 1904 г. — Том 5. — С. 352
↑Круглый год. Русский земледельческий календарь / Сост., вступ. ст. и примеч. А. Ф. Некрыловой. — М.: Правда, 1991. — 496 с. — 800 000 экз. — ISBN 5-253-00598-6
