Лава

Материал из Викицитатника
Фонтан лавы

Ла́ва (от итал. lava, что означает — «падаю, ползу, скольжу, спускаюсь (вниз)», «затопляю» или «то, что спускается» в результате извержения вулкана) — раскалённая вулканическая масса, изливающаяся или выбрасываемая на поверхность при извержениях вулканов. Лава — это магма, выплеснутая на поверхность земли и освобождившаяся от вулканических газов. Скорость движения потока лавы может достигать нескольких метров в секунду. Температура лавы находится в пределах от 1000 °С до 1200 °C.

Лава состоит из смешанного расплава горных пород, преимущественно силикатного состава (SiO2 примерно от 40 до 95%). Застывшая лава принимает различные формы, может образоваться лавовое плато, лавовое озеро и другие лавовые покровы.

Лава в афоризмах и кратких цитатах[править]

  •  

И в полдень, утомясь от солнечного жара,
На лаву хладную главу свою склонял...[1]

  Дмитрий Ознобишин, «Сальватор Роза», 1833
  •  

Я не без страха ступаю по горячему пеплу и лаве и дохожу до самого края большого кратера. Трудно представить себе зрелище более неожиданное и поражающее.[2]

  Ги де Мопассан, «Сицилия» (Из цикла «Бродячая жизнь»), перевод Г.Рачинского, 1890
  •  

Везувий представлял в то время вид огненной реки, что было необыкновенно красиво; некоторые из нас прожгли сапоги, ступая на горячую лаву.[3]

  Наталья Тучкова-Огарёва, «Воспоминания», 1890
  •  

...католические миссионеры воспользовались вулканом: заставляют новообращенных восходить на гору, смотреть в кратер на раскаленную лаву ― вот, мол, ад, который тебе уготован, если будешь злым…[4]

  Александр Амфитеатров, «Жар-цвет», 1895
  •  

...продукты творчества — пепел и магма; процессы творчества — текучая лава.[5]

  Андрей Белый, «Будущее искусство», 1907
  •  

Над морем лавы огневой,
Таков удел наш роковой,
И неминуема кончина...[6]

  Сергей Соловьёв, «Неаполь» (из цикла «Италия»), 1915
  •  

Но вот, как по сигналу, над кратером все замерло, и через мгновение у подножия конуса над лавовой рекой вырвалась струя огненной лавы, рассыпалась снопом из лоскутов и брызг рядом с потемневшим конусом. Этот огненный всплеск достиг высоты нескольких десятков метров...[7]

  Александр Святловский, «Тектоника Камчатки», 1967
  •  

Данилов решил выяснить, каким образом появляются изумруды и имеет ли к ним отношение лава от вулкана Шивелуч.
― А зачем тебе лава именно от Шивелуча?[8]

  Владимир Орлов, «Альтист Данилов», 1980
  •  

Другими интересными формами подводного рельефа являются вулканические горы с коническими вершинами, образованные большим количеством лавовых труб и покровов. Двигаясь вниз по склону горы, лавовая струя застывает на контакте с водой, образуя трубу, по которой продолжает течь, пока не иссякнет ее напор. Огромное количество таких труб, напоминающих пучки гигантских макарон или соломин, формирует склоны подводных гор и более мелких вулканических построек.[9]

  Александр Конюхов, «Геология океана: загадки, гипотезы, открытия», 1989
  •  

Кратер представляет собой воронку 200 м в глубину с красным свечением внизу. Время от времени оттуда «выплёвываются» куски лавы, подлетают в воздух на десятки метров, застывают и сваливаются обратно в жерло.[10]

  — Александр Инвентаж, «В краю вулканов и гейзеров», 2012

Лава в научной и научно-популярной прозе[править]

  •  

При этих движениях самые узкие клинья земной коры, поднятые выше остальных, подверглись усиленному размыву и в связи с своей высотой и небольшой шириной были быстро разрезаны глубокими ущельями, расчленены и получили альпийские формы. Так объясняется разница форм Тункинских альп и Хамар-дабана; первые представляли узкий клин, поднятый выше примерно на 1000 м в третичное время и поэтому превратившийся в альпийскую цепь, несмотря на то, что на некоторой части его лежал поток лавы, излившийся также в третичное время, но раньше поднятия. И эта лава является хорошим доказательством молодого поднятия и указателем времени его. Лава, конечно, не могла изливаться на узком гребне этого хребта, так как изливалась по трещине, а не из жерла вулкана, и по трещине она излилась, когда этого хребта еще не было.[11]

  Владимир Обручев, «Мои путешествия по Сибири», 1948
  •  

Для деятельности Ключевской сопки характерно также образование и длительное существование на одних и тех же направляющих склона конуса постоянных расщелин или долин, по которым во время извержений скатываются вниз массы рыхлого материала и иногда потоки лавы. Такие долины были образованы при пароксизмальных извержениях 1737, 1878 и 1945 гг. Они сохраняются в течение многих эруптивных циклов, особенно, если в кратере существует питающая их бокка. Если нарушаются условия, при которых они заполняются рыхлым материалом, то с течением времени происходит их заполнение снегом и льдом, и они и дают начало ледникам, которые мы наблюдаем на конусе Ключевской сопки. Эти долины не являются баранкосами, очень похожи на шарра дель Фуоко вулкана Стромболи и также образуются в результате абразии одного и того же участка склона огромными массами рыхлого вулканического материала. Предлагаю называть такие долины – шарра. Существование на склоне Ключевской сопки нескольких шарра и появление время от времени новых говорит о преобладании о преобладании при изаержениях этого вулкана рыхлых масс над лавовыми излияниями.
Извержения Ключевской сопки, как это наблюдается и на многих других стратовулканах, не отличаются однообразным характером, а слагаются из явлений, которые можно отнести к разным классификационным типам. Ключевской напоминает Везувий по форме пароксизмальных извержений, образованию внутрикратерных конусов и чередованию пароксизмальных и межпароксизмальных циклов. С другой стороны, эксцентрические кратеры, расположенные в нижних частях склона конуса, характеризуют Ключевской как вулкан типа Этна. Однако, отличия Ключевского от Везувия и Этны связаны с более вязким характером лавы.[12]

  Борис Пийп, «Ключевская сопка и ее извержения в 1944-1945 гг. и в прошлом», 1950
  •  

Другими интересными формами подводного рельефа являются вулканические горы с коническими вершинами, образованные большим количеством лавовых труб и покровов. Двигаясь вниз по склону горы, лавовая струя застывает на контакте с водой, образуя трубу, по которой продолжает течь, пока не иссякнет ее напор. Огромное количество таких труб, напоминающих пучки гигантских макарон или соломин, формирует склоны подводных гор и более мелких вулканических построек. Акванавты дали им название “стоги сена”. Среди лавовых труб много пустотелых. Они легко ломаются под тяжестью вышележащих покровов, поэтому у основания <подводных> вулканических построек накапливается лавовая брекчия из обломков труб и базальтовых корок.[9]

  Александр Конюхов, «Геология океана: загадки, гипотезы, открытия», 1989
  •  

Приближаясь к вершине, начинаешь чувствовать дыхание земли. Чем выше, тем теплее становится под ногами. У самого кратера находятся разогретые камни и из-под земли вырывается горячий пар. Резко пахнет серой. Кратер представляет собой воронку 200 м в глубину с красным свечением внизу. Время от времени оттуда «выплёвываются» куски лавы, подлетают в воздух на десятки метров, застывают и сваливаются обратно в жерло.[10]

  — Александр Инвентаж, «В краю вулканов и гейзеров», 2012

Лава в публицистике и документальной прозе[править]

  •  

Следуя старинной поговорке «veder Napoli e poi morire», т. е. «взглянуть на Неаполь, а потом и умереть», так как ничего лучшего уже не увидишь, ― они заезжали в этот греческо-итальянский город, чтобы полюбоваться его чудной приморской панорамой и грозным Везувием. Открытые около той поры развалины подземных городов Геркуланума и Помпеи, засыпанных лавою, влекли к Неаполю путешественников, напускавших на себя вид ученых и знатоков древности.[13]

  Евгений Карнович, «Мальтийские рыцари в России», 1878
  •  

Я подымаюсь по узкой тропинке, которая извивается по пеплу и лаве, поворачивает то вправо, то влево и возвращается назад, крутая, скользкая и твердая. Местами вы видите окаменевший каскад серы, который излился из расселины, подобно водопадам, низвергающимся в швейцарских горах.
Это похоже на ручей из феерии, на застывший свет, на поток солнечных лучей.
Наконец я добираюсь до вершины — до широкой площадки, окружающей большой кратер. Земля дрожит, и передо мной из отверстия величиной с человеческую голову неистово вырывается огромный фонтан пламени и пара, а с краев этого отверстия стекает жидкая сера, позолоченная огнем. Она образует вокруг этого фантастического источника желтое, быстро затвердевающее озеро.
Дальше другие расселины также извергают белый пар, подымающийся тяжелыми клубами в синем воздухе.
Я не без страха ступаю по горячему пеплу и лаве и дохожу до самого края большого кратера. Трудно представить себе зрелище более неожиданное и поражающее.[2]

  Ги де Мопассан, «Сицилия» (Из цикла «Бродячая жизнь»), перевод Г.Рачинского, 1890
  •  

В Никарагуа есть вулкан Масайя, или Попогатепеку, что значит Дымящаяся Гора. Она искони и кормится таким образом, и прорицает. Страна обратилась в христианство, но католические миссионеры воспользовались вулканом: заставляют новообращенных восходить на гору, смотреть в кратер на раскаленную лаву ― вот, мол, ад, который тебе уготован, если будешь злым…[4]

  Александр Амфитеатров, «Жар-цвет», 1895
  •  

Если на развалинах храма, видимо рухнувшего, можно создать новый храм, то невозможно воздвигнуть этот храм на бесконечных атомах-формах, в которые отольются ныне существующие формы, не бросив самые формы; так переносим мы вопрос о цели искусства от рассмотрения продуктов творчества к самым процессам творчества; продукты творчества — пепел и магма; процессы творчества — текучая лава. <...> Закрепляя творческий процесс в форме, мы, в сущности приказываем себе видеть в пепле и магме самую форму; оттого-то безнадежна наша перспектива о будущем искусстве; мы велим этому будущему быть пеплом...[5]

  Андрей Белый, «Будущее искусство», 1907
  •  

В июле 1966 г. деятельность вулкана усилилась. Лавовый поток, устремился к подножию вулкана. По долине реки Киргурич текла огненная река. Она много дней и ночей струилась вниз по направлению к поселку Ключи. За два месяца эта река достигла в длину всего 10 километров, но не потому, что лавовый поток медлил в своем движении. Напротив, скорость лавы временами была стремительной, как водопад. Но потоку не хватало «целеустремленности»: по мере удаления от жерла лава быстро остывала.
Мы оказались у края лавового потока, ползущего среди заснеженных оврагов. Отсюда открывалась широкая панорама. На востоке, за серой плоской тундрой, стояла белая гряда горного хребта Кумроч, а на севере мраморной глыбой громоздился вулкан Шивелуч.
У его подножия расстилалось покрывало вулканических отложений, фестонами врезавшееся в рыжеватую щетину леса. Когда мы подошли к глыбам лавы, стало слышно своеобразное звучание потока: вначале как бы говор ручья, струящегося по камням, затем — шелест, стук, скрипение, и наконец появилось ощущение, что ты оказался рядом с огромной гремучей змеей, трущейся чешуей о камни. Но вот по склону скатилась глыба, и открылось желтое пятно раскаленной лавы. А рядом лежит снег, на него надвигается черный осыпающийся откос, как будто толкаемый невидимым грейдером... <...>
Взрывы следуют один за другим, столб огня колышется. Конус вулкана то и дело осыпается фонтанами и раскаленными бомбами. Кажется, что кто-то выбрасывает снизу пригоршню за пригоршней сотни золотых слитков. Но вот, как по сигналу, над кратером все замерло, и через мгновение у подножия конуса над лавовой рекой вырвалась струя огненной лавы, рассыпалась снопом из лоскутов и брызг рядом с потемневшим конусом. Этот огненный всплеск достиг высоты нескольких десятков метров...
Ночь у огненной реки кончается. На востоке над Тихим океаном загорается заря, и на белые гребни Кумрочского хребта и склоны Ключевской Сопки ложатся ее розовые отсветы.[7]

  Александр Святловский, «Тектоника Камчатки», 1967

Лава в мемуарах и дневниковой прозе[править]

  •  

Как все путешественники, мы поднимались на Везувий, частью на ослах, частью пешком. Везувий представлял в то время вид огненной реки, что было необыкновенно красиво; некоторые из нас прожгли сапоги, ступая на горячую лаву.[3]

  Наталья Тучкова-Огарёва, «Воспоминания», 1890
  •  

С тех пор, как мы оставили лошадей и пошли пешком, начались наши мытарства. Дорога все круче поднималась в гору, куски лавы выкатывались из-под ног, мы падали, поднимались и снова падали… Почти совсем стемнело. Кругом — ни кустика, ни травинки; одна черная, сухая, шуршащая под ногой лава. А впереди, по-прежнему недосягаемо высоко, курилась верхушка Везувия, четко вырисовываясь своими иззубренными краями на фоне неба.
Казалось, не будет конца этому восхождению. Мы изнемогали от усталости.
Временами попадались расщелины, из которых тянуло серным паром.
Я вложил руку в одну из таких расщелин. Внутри было тепло и влажно.

  Александр Беляев, «Восхождение на Везувий», 1913
  •  

Среди других извержений катастрофа 1631 года была уже огненной. Три рукава пылающей лавы смели и спалили Боско, Торре дель Аннунциату, Торре дель Греко, Портичи и Резину. Лава влилась в залив, вскипятила его со всей его живностью, образовала накаленную баню паров в воздухе.
Четвертый поток вырвался из Вороньего грота у Соммы и пошел на северо-запад от Везувия до Памильяна и до Санта Анастазии. После отлива лавы следом за ней из кратера хлынули реки воды с рыбой, раковинами и водорослями... Это было знаменитое неаполитанское Рождество 1631 года.
Иногда работа Везувия разгружалась Флегрейскими полями, — начинали действовать Сольфатара, Монте Эпомео на Искии.
Извержение 1794 года описано Леопольдом фон Бухом. Приведу выдержки из этого описания.
«С утра до вечера по всей Кампанье земля колебалась, подобно морским волнам. В ночь на 12 июня, в 11 с половиной часов, произошло страшное землетрясение. Неаполитанцы бросились бежать из своих домов на площади Королевского Замка, Рынка, Делле Пиние...
...Спустя три дня земля затряслась снова. Это было уже не волнообразное движение, а страшный подземный удар.
...У подножия конуса Везувия образовалась трещина, и параболической дугой начала выбрасываться из нее лава. Гора, не переставая, колебалась... В городе люди не чувствовали под собой почвы, воздух был охвачен пламенем. От горы неслись страшные, никогда не слыханные звуки. — Падал пепел...[14]

  Кузьма Петров-Водкин, «Моя повесть» (Часть 2. Пространство Эвклида. Глава 22. Везувий), 1932

Лава в беллетристике и художественной прозе[править]

  •  

— Взгляни на этот остров вулканического происхождения, — сказал профессор, — и обрати внимание на то, что все эти вулканы носят название Екуль. Это слово означает на исландском языке «глетчер», ибо горные вершины при высокой широте расположения Исландии в большинстве случаев покрыты вечными снегами и во время вулканических извержений лава неминуемо пробивается сквозь ледяной покров. Поэтому-то огнедышащие горы острова и носят название: Екуль. <...>
— Да, вижу гору, которая кажется выросшей из моря.
— Хорошо! Это и есть Снайфедльс.
— Снайфедльс?
— Он самый; гора высотою в пять тысяч футов, одна из самых замечательных на острове и, несомненно, одна из самых знаменитых во всем мире, ведь ее кратер образует ход к центру земного шара!
— Но это невозможно! — воскликнул я, пожимая плечами и протестуя против такого предположения.
— Невозможно? — ответил профессор Лиденброк сурово. — Почему это?
— Потому что этот кратер, очевидно, переполнен лавой, скалы раскалены, и затем...
— А что, если это потухший вулкан?[15]

  Жюль Верн, «Путешествие к центру Земли» (глава VI), 1864
  •  

На дне кратера находились три трубы, через которые во время вулканических извержений вулкана Снайфедльс центральный очаг извергал лаву и пары. Каждое из этих отверстий в диаметре достигало приблизительно ста футов. Их зияющие пасти разверзались у ваших ног. У меня не хватало духа взглянуть внутрь их. Профессор Лиденброк быстро исследовал расположение отверстий; он задыхался, бегал от одного отверстия к другому, размахивал руками и выкрикивал какие-то непонятные слова. Ганс и его товарищи, сидя на обломке лавы, посматривали на него; они, видимо, принимали, его за сумасшедшего.[15]

  — Жюль Верн, «Путешествие к центру Земли» (глава XVI), 1864
  •  

Но подъем с ношей шел не так скоро, как спуск, и только через час они были наверху. Оглянувшись назад, они убедились, что их поспешность была вполне своевременна: со дна кратера поднимался топкий столб желтоватого дыма, в воздухе запахло серой и хлором. Содрогание стенок кратера уже настолько усилилось, что ощущалось под ногами. Нужно было торопиться, потому что с минуты на минуту извержение могло начаться взрывом лавовой пробки, закупорившей жерло кратера.[16]

  Владимир Обручев, «Плутония», 1924
  •  

― Возможно, что этот залив, на который сел наш самолёт, судя по его форме и окружающим его скалам, образующим почти кольцо, представляет собой так называемый паразитический кратер у подножия главного вулкана, горы острова, ― сказал Генри. ― Наш пилот во время купанья нырял и убедился, что посредине залива имеется неглубокое место ― возвышение на его дне. Я думаю, что это ― маленький конус, извергавший газы и лаву внутри кратера, превратившегося потом в морской залив. <...>
― Почему же риф не опоясывает весь остров, а имеется только на северном берегу? На восточном у залива его нет, как мы знаем, ― заметил Смит.
― И дальше на запад, куда мы сегодня ходили, риф также исчезает, ― прибавил Кинг, ― и Генри объяснил мне, почему.
― Потому что там он скрыт под лавой, которая излилась из этого вулкана, но уже давно, судя по ее выветрелости, ― сказал Генри.[17]

  Владимир Обручев, «Коралловый остров», 1947
  •  

― Почему же риф не опоясывает весь остров, а имеется только на северном берегу? На восточном у залива его нет, как мы знаем, ― заметил Смит.
― И дальше на запад, куда мы сегодня ходили, риф также исчезает, ― прибавил Кинг, ― и Генри объяснил мне, почему.
― Потому что там он скрыт под лавой, которая излилась из этого вулкана, но уже давно, судя по ее выветрелости, ― сказал Генри.
― И в сторону залива также потекла лава? ― спросил Керри.
― Да, но во время другого извержения, гораздо более позднего, так как она свежая и заросла лесом гораздо меньше.
― О заливе ты, кажется, также говорил, что он вулканический? ― спросил Смит.
― Да, это, по-видимому, остатки маленького паразитического кратера у подножия большого вулкана, составляющего гору нашего острова. Этот большой вулкан, очевидно, потух, лава закупорила его жерло, но подземные силы проснулись опять и прорвались в другом месте. Черные скалы вокруг залива ― части вала этого маленького кратера; в них лава совсем свежая.
― И это следы самого последнего извержения?
― Вероятно. И мистер Форс, плавая в заливе, обнаружил на его дне небольшую глубину в средней части и большую ― вокруг нее. Можно думать, что это была последняя вспышка вулканизма, и лава вырвалась в небольшом количестве изнутри кратера, который занят теперь заливом; может быть, это было подводное извержение.[17]

  Владимир Обручев, «Коралловый остров», 1947
  •  

Много дней спустя старый Бернардито признался сыну, что за всю свою жизнь не испытывал такого чувства ужаса, как в минуты приближения волны-исполина. При сером утреннем свете Бернардито искал остров и не находил знакомых очертаний скалистого пика. Там, где моряки привыкли узнавать этот пик, стоял черный столб дыма, похожий на гигантскую пинию. Ее плоская крона раскинулась на полнеба. Иногда этот черный гриб озарялся снизу багровой вспышкой, и к небу вздымались облака белого пара. Затем сквозь пар и дым прорывались искры: огненные потоки ползли по долинам.[18]

  Роберт Штильмарк, «Наследник из Калькутты», 1951
  •  

― Ну и какой камень? ― спросила Клавдия, в глазах ее теперь были и торжество, и тайна, и предчувствие будущих радостей, и желание вновь показать Данилову свое превосходство над ним.
― Я не знаю.
― А ты посмотри внимательно. Данилов не только осмотрел камень, но и общупал его, и запахи камня уловил, только что не попробовал его на зуб. Верхняя поверхность камня была плоская, но не ровная, вся в выбоинах, видимо, ломами или перфораторами вынимали камень из родной среды.
― Лава, что ли? ― сказал Данилов, вспомнив о вулкане Шивелуч.
― Лава! ― рассмеялась Клавдия и с удовольствием погладила камень. Минуты две она любовалась камнем, потом закрыла дверь кладовки и повела Данилова в кухню.[8]

  Владимир Орлов, «Альтист Данилов», 1980
  •  

Данилова вся история с изумрудами очень заинтересовала, объяснения Клавдии его не удовлетворили, даже и с высоты технических знаний Данилова слова Клавдии показались ему подозрительными. А может, она передала и все верно, да ученый Озямов бродил по ложным тропам. Так или иначе, Данилов решил выяснить, каким образом появляются изумруды и имеет ли к ним отношение лава от вулкана Шивелуч.
― А зачем тебе лава именно от Шивелуча?
― Озямов бьется, бьется, сделал открытие, выбил оборудование для опытной установки, но подходящей магмы не нашел. Ну, а в общем, неважно. Они и моду на изумруды мне предсказали, и открытие Озямова учли, и на машинах из всех вариантов выбрали лаву от Шивелуча. А Озямов о ней пока не знает… Ведь ящиками с лавой Шивелуча владела не только Клавдия, но и Камчатская экспедиция, а какие из них подлинные, какие сотворенные им, Даниловым, он не знал, не запомнил в спешке Камчатские экспедиторы тоже небось могли затеять опыты с лавой. С ящиками следовало разобраться, и сейчас же. Но Клавдия взяла его за руку.[8]

  Владимир Орлов, «Альтист Данилов», 1980
  •  

Восхождение было несложным, но утомительным. После ночи, проведённой у скупого костерка, у всех троих сводило ноги от холода и сырости. Усталость сковывала мышцы. Плащи набухли водой, по волосам стекали капли. Жуга взбирался с осторожностью, ступая по камням с многолетней сноровкой горца, коротконогий Орге морщился, пыхтел и часто застревал у трещин: сил, чтоб перепрыгнуть их, маленькому гному пока не хватало. Туман был непрогляден. Изредка отыскивались тропки, впадины, ложбины, каменные осыпи. Застывшая в незапамятное время лава под дождём блестела, словно смазанная жиром. Заночевать на склоне горы было бы безумием.[19]

  Дмитрий Скирюк, «Драконовы Сны» TABULA RASA, 2001

Лава в стихах[править]

Застувшая лава (Канары)
  •  

Но чаще средь полей бесплодных Сольфатара,
Под лавром высохшим приюта он искал,
И в полдень, утомясь от солнечного жара,
На лаву хладную главу свою склонял:
Струились локоны с ланит, светлей денницы,
И дивный сон сходил на длинные ресницы.[1]

  Дмитрий Ознобишин, «Сальватор Роза», 1833
  •  

Застыла лава, лишь вулкан погас.
Искусственные взрывы сердцу чужды,
И сердцу в них нет ни малейшей нужды,
Покойся ж в мире, старый властелин…
Ты был один, останешься один![20]

  Аполлон Григорьев, «Искусство и правда», 1854
  •  

Ужасный край! Здесь Божьей кары
На все наложена печать:
И дым бурлящий Сольфатары,
И серая, глухая гладь
Как бы подземного Аверна,
И воды в глубине пещерной,
И ложе древней жрицы Кум ―
Все ужасом волнует ум.
Как эта зыбкая трясина
Над морем лавы огневой,
Таков удел наш роковой,
И неминуема кончина.[6]

  Сергей Соловьёв, «Неаполь» (из цикла «Италия»), 1915
  •  

Виноградники заворочались,
Лаву ненависти струя.
Будут девками ваши дочери
И поэтамисыновья![21]

  Марина Цветаева, «Но под тяжестью тех фундаментов...» (из сборника «Поэма горы»), 1924
  •  

Лава медлит, и, слабея
И сады свои колебля,
Ждет Везувия Помпея,
Захлебнувшаяся в пепле![22]

  Марк Тарловский, «Вулкан», 10 июня 1926
  •  

Звереет солнце средь своих владений
И каплет лавой сквозь навес.
Синие сияющие тени
Пахнут, словно горный эдельвейс.[23]

  Илья Сельвинский, «Лето», 1961
  •  

И я на выручку не подоспею.
На скромную твою Помпею
обрушивается мой Везувий
забвения: обид, безумий,
перемещения в пространстве, азий,
европ, обязанностей; прочих связей
и чувств, гонимых на убой оравой
дней, лет, и прочая. И ты под этой лавой
погребена. И даже это пенье
есть дополнительное погребенье
тебя, а не раскопки древней,
единственной, чтобы не крикнуть ― кровной![24]

  Иосиф Бродский, «Памяти Н.Н.», 1993

Источники[править]

  1. 1 2 Д. П. Ознобишин. Стихотворения. Проза. В двух томах. Том 1. — М.: «Наука», 2001 г.
  2. 1 2 Ги де Мопассан. Полное собрание сочинений в двенадцати томах, том 9 (Перевод Г.А. Рачинского, примечания Ю. Данилина). — М.: Библиотека «Огонёк», Правда, 1958 г.
  3. 1 2 Н. А. Тучкова-Огарёва. Воспоминания. — М.-Л., ГИХЛ, 1959 г.
  4. 1 2 А.В.Амфитеатров. Собрание сочинений в 10 томах. Том 1. — М.: НПК «Интелвак», 2000 г.
  5. 1 2 А. Белый. Критика. Эстетика. Теория символизма: в 2-х томах. Том 1. — М.: Искусство, 1994 г.
  6. 1 2 С. М. Соловьёв. Собрание стихотворений. — М.: Водолей, 2007 г.
  7. 1 2 Святловский А. Е.. «Очерк истории четвертичного вулканизма и тектоники Камчатки». — М.: «Наука», 1968 г. 218с.
  8. 1 2 3 Владимир Орлов. «Альтист Данилов». «Останкинские истории. Триптих». — М.: «Новый мир» № 2-4 за 1980 год
  9. 1 2 А. И. Конюхов, Геология океана: загадки, гипотезы, открытия. ― М.: «Наука», 1989 г.
  10. 1 2 Александр Инвентаж. «В краю вулканов и гейзеров». — М.: «Зеркало мира», №3, 2012 г.
  11. Обручев В.А., «Мои путешествия по Сибири». — М., Л.: Изд-во АН СССР, 1948 г.
  12. Пийп Б. И.. «Ключевская сопка и ее извержения в 1944-1945 гг. и в прошлом». — Доклад на защите докторской диссертации (1950 г.)
  13. Оболенский Г. Л. Император Павел I. Карнович Е. П. Мальтийские рыцари в России. — М.: Дрофа, 1995 г.
  14. Петров-Водкин К.С., «Хлыновск. Пространство Эвклида. Самаркандия». — М: «Искусство», 1970 г.
  15. 1 2 Жюль Верн. Собрание сочинений, том 2. «Путешествие к центру Земли» (пер. Н. Егоров, Н. Яковлева). — М.: ГИХЛ, 1955 г.
  16. Обручев В.А. «Плутония. Земля Санникова». — М.: Машиностроение, 1982 г.
  17. 1 2 Обручев В.А. «Путешествие в прошлое и будущее»: повести и рассказы. ― М.: Наука, 1965 г.
  18. Роберт Штильмарк. «Наследник из Калькутты». — М.: Государственное издательство детской литературы МП РСФСР, 1958 г.
  19. Д. И. Скирюк, «Драконовы Сны». Серия Колесница богов. — М.: Северо-Запад Пресс, 2001 г.
  20. Аполлон Григорьев. Стихотворения, поэмы, драмы. — Спб., «Академический проект», 2001 г.
  21. М.И. Цветаева. Собрание сочинений: в 7 томах. — М.: Эллис Лак, 1994-1995 г.
  22. М. А. Тарловский. «Молчаливый полет». — М.: Водолей, 2009 г.
  23. И. Сельвинский. «Из пепла, из поэм, из сновидений». Сборник стихотворений М.: Время, 2004 г.
  24. Иосиф Бродский. Стихотворения и поэмы: в 2 томах. Новая библиотека поэта (большая серия). — СПб.: 2011 г.

См. также[править]