Не следует путать с скердой — растением семейства астровых.
Скирда́, реже скирд, также омёт — разновидность стога, предназначенная для хранения под открытым небом. Скирда состоит из плотно сложенной, сужающейся кверху массы сена, соломы или сноповзерновых культур, которой придана продолговатая прямоугольная двускатная форма. Скирда отличается от стога по форме и зачастую значительно превосходит стог по размерам. Если стог чаще всего имеет округлую форму, то скирда продолговатая.
Слова «скирд» и «скирда» имеют прибалтийское происхождение: от литовского «stìrtа» (стог сена) или латышского «stir̃tа» (кровлеобразная сушильня для ярового хлеба в поле).
На другой день в назначенное время я стоял уже за скирдами, ожидая моего противника. <...> В эту минуту из-за скирда вдруг появился Иван Игнатьич и человек пять инвалидов. Он потребовал нас к коменданту.
По утрам и вечерам летают они <тетерева> в поля на хлебные скирды и копны; особенно любят гречу, называемую в Оренбургской губернии дикушей...[3]
— Сергей Аксаков, «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии», 1852
Дед был умен, а я догадлив; склали скирду на печном столбу; велика скирда — глазом не окинешь, хоть взглянуть не на что! И завелись в ней мыши, стали хлеб точить; <...> кот сибирский прыг на столб — мышей не изловил, скирду в лохань уронил.[4]
Сабро <озеро>, напр., есть, вероятно, вес. sabra, фин. saapra, т. e. «скирда, стог сена»; около этого озера, действительно, имеются луга, на которых ставится ещё и теперь довольно много стогов сена.[5]
— Дмитрий Анучин, «Озёра области истоков Волги и верховьев Западной Двины», 1898
Поставить скирды для мужика-хлебороба — дело привычное, нетрудное. <...> Обычай класть скирды в каждой местности — свой, наособицу.[6]
— Аполлон Коринфский, «Народная Русь : Круглый год сказаний, поверий, обычаев и пословиц русского народа — Август-собериха», ок. 1901
Скирды пшеницы высились горами здесь и там. Весёлый, сытой народ шутил, несмотря на хляби непролазные...
Прямо перед ним вчерашняя скирда. Теперь она кажется огромной и чёрной. Вика подходить к ней. Трогает солому. Такая-же сухая... Сухая солома. Осторожно. Бросить спичку — пожар.[7]
Но степь мертва. За чёрными скирдами
Под ветром тлеет медленный закат...[9]
— Николай Туроверов, «Опять в степи неугомонный ветер...» (из цикла «Степь»), 1950-е
...получили другое задание — молотить хлеб, потом скирдовать. Во время коротких передышек мы ложились на скирды и глядели в небо — там высоко над нами в сторону Москвы летели самолёты.[10]
Волы <...>, подняв тучу пыли, дотащили двуколку до соломенной скирды, в которую с ходу уперлись, и, не понимая, как развернуться, стали бодать солому рогами.[12]
...подъезжает юркий тракторишко и отвозит копны к скирде, возле которой рычит в ожидании трактор со стогометателем — грозной на вид машиной, ощетинившейся длинными острыми зубьями. Стогометатель подхватывает две-три копны, поднимает их на должную высоту и опускает на скирду. Здесь уже работают мастера высокой квалификации: уложить скирду в 25-30 тонн — дело нешуточное...[13]
Отдельные семьи, то есть выводки <тетеревов>, собираются сначала в маленькие общества, в небольшие стаи, а потом в огромные станицы. По утрам и вечерам летают они в поля на хлебные скирды и копны; особенно любят гречу, называемую в Оренбургской губернии дикушей, и упорно продолжают посещать десятины, где она была посеяна, хотя греча давно обмолочена и остались только кучи соломы.[3]
— Сергей Аксаков, «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии», 1852
Названия многих других озер в бассейнах верхней Волги и Западной Двины также получают наиболее естественное объяснение из финских языков. Сабро, напр., есть, вероятно, вес. sabra, фин. saapra, т. e. «скирда, стог сена»; около этого озера, действительно, имеются луга, на которых ставится еще и теперь довольно много стогов сена.[5]
— Дмитрий Анучин, «Озёра области истоков Волги и верховьев Западной Двины», 1898
Опытную птичку воробья, пожившего год другой и налетавшегося по Божьему свету, не приманишь на те кучи, где сложена ворохом мякина (она же пелева и полова, древнеславянское и евангельское плевелы), ― не обмануть птички этим призрачным видом сжатого и сложенного в скирды хлеба. В мякине нечем воробью поживиться...[14]
27-го августа — «Двое Пименов с Анфисой об руку стоят, к Савве-скирднику навстречу вышли!» На Савву-скирдника (28-го августа) зачинают-починают по степным местам убирать последний сжатый хлеб в скирды. Поставить скирды для мужика-хлебороба — дело привычное, нетрудное. «У хорошего хозяина — копна со скирдой спорит, а у лежебока — скирдешка с копенку!», но — «В хорошие люди попасть — не скидерку скласть!», «Пскович — Савва (псковский чудотворец) скирды справит, на ум направит!» Обычай класть скирды в каждой местности — свой, наособицу.[6]
— Аполлон Коринфский, «Народная Русь : Круглый год сказаний, поверий, обычаев и пословиц русского народа — Август-собериха», ок. 1901
Когда мы приехали на десятины, то увидели, что несколько человек крестьян длинными вилами накладывают воза и только увязывают и отпускают их. Мы поздоровались с крестьянами и сказали им: «Бог на помощь». Они поблагодарили; мы спросили, не видали ли тетеревов. Отвечали, что на скирдах была тьма-тьмущая, да все разлетелись: так ружьё и не понадобилось нам.[15]
Сначала нас направили на уборку картофеля. Справившись с этим, получили другое задание — молотить хлеб, потом скирдовать. Во время коротких передышек мы ложились на скирды и глядели в небо — там высоко над нами в сторону Москвы летели самолёты. Значит, наши родные опять скоро услышат: «Граждане! Воздушная тревога!»[10]
Манёвр людьми на уборке сена нам очень помог, но еще больше — наблюдательность одного из нас, Алика Штейнмана. На соседней скирде работали старшекурсники и с ними два преподавателя, с гонором. Они втроем влезали на большой грузовик. Разгружали почти два часа. Алик смотрел, смотрел, и понял.
Мы убирали сеяные травы. Они были пусть не в рост человека, но очень высокие (какие сорта уже тогда были!). Когда на вилах поднимаешь копны такого сена и кладешь их на машину внахлест, весь воз кажется одним целым, границы между копнами исчезают. Если наверх влезают три человека, каждый обязательно наступает на краешек копны, и сосед должен с трудом выдирать ее вилами из-под ног. И своих, и соседа. Но если внимательно приглядеться, эти “скрытые копны” можно различить. Тогда можно отступить в сторону, взять вилами только эту копну, не зацепляя другую, и без всяких усилий ее поднять.
К нам пришел с сеном ГАЗ-51, Алик влез на него в одиночку и показал нам, как легко можно передать всё сено на скирду. Дошло до того, что он в качестве рекорда разгрузил такой ГАЗ за 14 минут. Один! Правда, как вихрь метался по сену, со стороны казался сумасшедшим — то там ткнет, то здесь.[16]
На одном участке заготовки сена, однако, всё ещё используется ручной труд. Как легко догадаться, здесь работают женщины, они граблями сгребают сено в копны. Потом подъезжает юркий тракторишко и отвозит копны к скирде, возле которой рычит в ожидании трактор со стогометателем — грозной на вид машиной, ощетинившейся длинными острыми зубьями. Стогометатель подхватывает две-три копны, поднимает их на должную высоту и опускает на скирду. Здесь уже работают мастера высокой квалификации: уложить скирду в 25-30 тонн — дело нешуточное...[13]
Я родился в крестьянстве, в Орловской губернии, за Мценском. Отец мой был зажиточен: хлеба у нас стояли всегда скирды непочатые, закромы полны, покосов, скотины, одежи, всего вдоволь.[2]
Мы условились драться за скирдами, что находились подле крепости, и явиться туда на другой день в седьмом часу утра. <...>
На другой день в назначенное время я стоял уже за скирдами, ожидая моего противника. Вскоре и он явился. «Нас могут застать, — сказал он мне, — надобно поспешить». Мы сняли мундиры, остались в одних камзолах и обнажили шпаги. В эту минуту из-за скирда вдруг появился Иван Игнатьич и человек пять инвалидов. Он потребовал нас к коменданту.
Когда он уехал, Катерина Лукьяновна пошла в клуню, чтобы выбрать полускирдок жита и пшеныци да и велеть смолотить мужичкам для семян: она думала, что он по своему обыкновению долго проездит. Посмотрела около клуни ― и половины скирд хлеба не досчитала. «А куда же всё это делося?» ― спрашивает она у токового. А токовой отвечает, что сам князь по частям все жидам продавал, да половину уже и продали. И солому, и полову ― все продали жидам, а жиды, разумеется, солому драгунам, а полову (мякину) нашим же мужикам, ― а они, бедные, и полове были рады![18]
Родилось хлеба много; стали убирать — девать некуда. Дед был умен, а я догадлив; склали скирду на печном столбу; велика скирда — глазом не окинешь, хоть взглянуть не на что! И завелись в ней мыши, стали хлеб точить; жеребец наш бойкий — кот сибирский прыг на столб — мышей не изловил, скирду в лохань уронил. Дед голосом завыл, а я заголосил: «Чем теперь кормиться-то будем?» Только дед был умен, а я догадлив; вытащили хлеб из лохани, пересушили и обмолотили.[4]
Уродилась у нас гречиха предобрая. Люди вышли в поле жать, а мы в бороздах лежать; до обеда пролежали, после обеда проспали, и наставили много хлеба: скирда от скирды, как от Казани до Москвы. Стали молотить — вышла целая горсть гречихи.[4]
Сипят кузнечики в бурьяне на припёке. Всё сохнет, роняет чёрные зёрна: крапива, белена, репьи, подсвекольник. Баба, в красной юбке, в белой рубахе, стоит в чаще конопляников выше её ростом, берёт замашки. За конопляниками сереют риги, желтеют новые скирды.[19]
Вольные поля лежали, поджидая снега. Скирды пшеницы высились горами здесь и там. Веселый, сытой народ шутил и, несмотря на хляби непролазные, хотя и с превеликой отборной руганью, хлюпал не унывая.
На той стороне, у вербняка, сквозь который синела полноводная речица, ― красуясь золотистыми шапками жирных стогов и скирд, виднелся ток. Там шла своя ― весёлая, звучная и хлопотливая ― жизнь. Как маленькие пестрые букашки, копошились люди, летали снопы, сухо и четко стучала машина, из куржавого облака блёсткой половы и пыли вырывались возбужденные голоса, сыпался мелкий бисер тонкого девичьего хохота.[20]
...ноги тяжелеют, руки опускаются. Он уже не летит, он идёт по земле. Прямо перед ним вчерашняя скирда. Теперь она кажется огромной и чёрной. Вика подходить к ней. Трогает солому. Такая-же сухая... Сухая солома. Осторожно. Бросить спичку — пожар. Желтые волосы Наталии Николаевны, их сухой, соломенный вкус... Запах ея духов... Дрожь проходить по его телу... Голова неприятно кружится. В груди тяжелая, томительная слабость. Сухая солома. Осторожно. Он достает папиросу, зажигает спичку, затягивается горьким дымом... Рот его кривится. Светящаяся точка папиросы, как светляк, падает в солому. Вика пристально смотрит на быстро карабкающиеся по скирде огоньки.[7]
Средь желтеющих и черно вспаханных полей возникали прозрачные пролески; вдали, по холмам, свежебеленые хатки выступали из зарослей и садов, виднелись желтые, тоже свежей соломой крытые крыши, которые я путал со скирдами, опаханными плугом.[11]
Я принес из полузавалившегося колодца воды, не чистой, гнильем засоренной, зато холодной, напоил коня и, привязав его за хатой ко кривой яблоньке, натеребил из копешки сена, задал ему на ночь, для себя бросил на пол охапку овсяной соломы, принесенной из скирды, кем-то сметанной на скошенном поле — люди всё же в селе живут и маленько работают.[11]
Приехали на гумно. Оно было просторным, словно аэродром. Силосные траншеи пусты. Сенные скирды стоят, уже нынешний укос. Но — мало. На зиму явно не хватит. Обнесено было гумно не просто забором, но тяжелыми бетонными плитами.[22]
К вечеру мы достигали какой-нибудь прошлогодней скирды соломы, это было что-то вроде степного оазиса. Тут наступала передышка от дороги и зноя. Волы распрягались. Оба Миколы, старший и младший, расположившись в стороне от скирды, посылали пассажиров таскать солому, а сами тут же выкапывали небольшую ямку, перекрывали ее двумя закопченными железными прутьями, на них ставили большой казан и в нем варили фасолевый суп, постоянно подкармливая огонь пучками соломы.[12]
В первое утро я проснулся от крика. Где-то на другом краю скирды кричала женщина, потом раздался детский писк, потом появилась моя бабушка и сказала, что Нарева родила мальчика.[12]
Когда двуколка перевернулась, в ней уже никого, к счастью, не было. Волы в таком перевернутом виде, подняв тучу пыли, дотащили двуколку до соломенной скирды, в которую с ходу уперлись, и, не понимая, как развернуться, стали бодать солому рогами.[12]
Холодный ветер нанёс ворохи серых, в середине чернью клубящихся туч и с раннего утра по переменке хлестал по земле то дождём, то липким снегом. Всё живое умело попряталось куда могло и сидело в тёплых лесных крепях под сухими пихтами да елями, под скирдами, в норах, в гнёздах...[23]
Ближняя тропа в который уже раз вынесла охотника на пустынное, зябко скрючившееся под мокретью поле, где прежде велось много косача. И, остановившись перед этим желто и слабо мерцающим в завеси морока полем со скирдой-истуканом посередине, глядя на запрудье, где густело невидимое небо и откуда вместе с мороком непогоды наплывал морок вечерний, Данила вдруг рухнул на колени прямо среди растолченной тропы...[23]
На скирдах молодых сидючи, Осень,
И в полях зря вокруг год плодоносен,
С улыбкой свои всем дары дает,
Пестротой по лесам живо цветет, Взор мой дивит![1]
Винтовку сняв с гвоздя, я оставляю дом,
Иду меж озимей, чернеющей дорогой;
Смотрю на кучу скирд, на сломанный забор,
На пруд и мельницу, на дикий косогор...[24]
— Алексей Толстой, «Когда природа вся трепещет и сияет...», 1858
Но степь мертва. За чёрными скирдами
Под ветром тлеет медленный закат,
И машет нам тревожными руками ―
Зовёт домой ― полураздетый сад.[9]
— Николай Туроверов, «Опять в степи неугомонный ветер...» (из цикла «Степь»), 1950-е
Пала молния в скирду посредине луга. Шумный ливень пал стеной, зарево залил.
Малахольные в скиту плачут от испуга.
Пожалей их, успокой, преподобный Нил.[25]
— Николай Байтов, «Странно ехать подшофе в грузовой машине...», лето 2002
↑ 12Н. Н. Туроверов. Возвращается ветер на круги свои… Стихотворения и поэмы. Под ред. Б. К. Рябухина; биогр. статья А. Н. Азаренкова. — М.: Художественная литература, 2010 г.
.jpg)
