— Мои праотцы сражались с обнаженными краснокожими людьми, — сурово ответил индеец на том же языке. — Скажи, Соколиный Глаз, разве ты не видишь разницы между стрелой с каменным острием и свинцовой пулей, которой ты приносишь смерть?
— Природа дала индейцу красную кожу, но у него есть разум, — сказал белый, покачав головой, словно человек, которому этот призыв к его справедливости не прошел впустую. На мгновение показалось, что ему пришло в голову только слабое доказательство, но потом, собравшись с мыслями, он ответил на возражение своего соперника наилучшим образом, насколько ему это позволяли его скудные знания. — Я неучёный человек и не скрываю этого; однако, судя по тому, что я видел во время охоты на оленей и белок, мне кажется, что ружьё в руках моих дедов было менее опасно, нежели лук и хорошая кремниевая стрела, которую послал в цель зоркий глаз индейца. — Всё это ты слышал от твоих отцов, — холодно ответил краснокожий, махнув рукой. — Но что говорят ваши старики?
— Джеймс Фенимор Купер, «Последний из могикан, или Повествование о 1757 годе», 1826
Я видел эти заброшенные, но всё ещё живучие крепости по железной дороге из Буэнос-Айреса в Мендозу. Группу ранчо обсаживали густой стеною из этих живых колец, которые, разрастаясь, переплетались между собой, сцепляясь своими изогнутыми шершавыми и колючими ветвями, и образовывали непроницаемую стену – верную защиту против индейцев, обыкновенно нападающих верхом с длинными пиками в руках... Эти оригинальные стены из кактусов далеко виднеются на плоском пространстве степи и обозначают место жилья.[1]:68
Во время ежедневных летних мексиканских дождей вода заливает протоптанные ниже тротуаров полы и стоит вонючими лужами.
Перед дверьми мелкие худосочные дети едят варёный маис, продающийся здесь же и хранящийся тёплым под грязными тряпками, на которых ночью спит сам торговец.
Взрослые, у которых есть ещё 12 сантимов, сидят в «пулькерии» — этой своеобразной мексиканской пивной, украшенной коврами сарапе, с изображением генерала Боливара, с пёстрыми лентами или стеклярусами вместо дверей.
Кактусовый пульке, без еды, портит сердце и желудок. И уже к сорока годам индеец с одышкой, индеец с одутловатым животом. И это — потомок стальных Ястребиных Когтей, охотников за скальпами! Это — обобранная американскими цивилизующими империалистами страна — страна, в которой до открытия Америки валяющееся серебро даже не считалось драгоценным металлом, — страна, в которой сейчас не купишь и серебряного фунта, а должен искать его на Волстрит в Нью-Йорке. Серебро американское, нефть американская. На севере Мексики во владении американцев и густые железные дороги и промышленность по последнему техническому слову.
К Бенсону мы ехали через громадные поля кактусов. Это были «джайент-кэктус» – кактусы-гиганты. Они росли группами и в одиночку и были похожи на увеличенные в тысячу раз и поставленные стоймя огурцы. Они покрыты ложбинками, как коринфские колонны, и волосками, как обезьяньи лапы. У них есть короткие толстые ручки. Эти придатки делают гигантские кактусы необыкновенно выразительными. Одни кактусы молятся, воздев руки к небу, другие обнимаются, третьи нянчат детей. А некоторые просто стоят в горделивом спокойствии, свысока посматривая на проезжающих.
Кактусы живут, как жили когда-то индейские племена. Там, где живёт одно племя, другому нет места. Они не смешиваются.[1]:34
Родственный нашему виду американский вид стрелолиста очень ценится американскими индейцами. Они его даже называют белым картофелем. У этого вида стрелолиста на концах веточек корневища много клубеньков, которые в сырой виде горьки. Приготовление их впрок производится обычно большими партиями. Для этого индейцы роют большую яму в 1 1/2 ―2 метра глубины и около того в ширину. На дно ямы кладут камни. На них раскладывают и поддерживают костёр, пока камни не раскалятся докрасна. Затем на камни кладут слой сырого мха, а поверх него насыпают 175―200 литров клубней стрелолиста и вновь покрывают мхом слоем до 30―35 см. Через день мох, и клубни вынимают, камни накаляют опять тем же способом и заполняют яму вынутыми перед тем недопечёнными клубнями. Эту процедуру повторяют до тех пор, пока клубня не испекутся. Испечённые и не съеденные тут же клубни режут на ломтики, сушат и сохраняют про запас.[2]
— Георгий Боссэ, «Готовьте из диких весенних растений», 1942
С незапамятных времён индейцы знали опьяняющее действие соков многих кактусов, и древний культ почитания пейота (мескала или лофофоры), сохранившийся до сих пор, был в прежние времена гораздо более распространён. Древние обитатели Мексики, толтеки и ацтеки, почитали и другие виды кактусов. Это и понятно, ведь эти бросающиеся в глаза растения не вымирали, несмотря на немилосердные условия, и были тесно связаны с мексиканской землёй.[3]:15
Задолго до того, как первые европейцы вступили на землю Нового света, кактусы играли роль в жизни туземного населения. Индейские племена употребляли их как овощи, поедая мягкие стебли. Обрабатывали их древесину и для разных целей применяли волосы их цефалиев.
Однако кактусы имели и другое значение. Божеством, символом бога солнца была священная опунция – Теоночтль.
Важным реквизитом при религиозных обрядах был самый большой мексиканский кактус – Эхинокактус ингенс. Он служил алтарём и жертвенным столом, на его длинные колючки возлагали человеческие жертвы.
Большое значение для религии индейцев имели некоторые другие малые виды кактусов. Они применялись как амулеты, поскольку индейцы верили в их сверхъестественную силу. Чикули – Лофофора виллиамсии, мулато – Мамиллярия микромерис, розарара – Мамиллярия лазиаканта денудата, сумани – Ариокарпус фиссуратус были талисманами, защищающими от молний, болезней и других ударов судьбы. Розарара охраняла имущество от краж. Индейцы верили, что похитители вещи, которая находилась под её защитой, будут наказаны её колючками.[4]:1
— З.Флейшер, В.Шютц, «Выращивание кактусов»
...американские неоантропы-монголоиды (индейцы) по своему антропологическому типу древнее современных азиатских, т. е. откочевали из Азии в Америку до сколько-нибудь плотного заселения Азии — О начале человеческой истории, 1974)
В развалинах древнего города индейцев майя в Бонампаке в некоторых дворцах сохранились чудесные красочные фрески. Сохранились на протяжении многих веков, несмотря на климат влажных тропиков, где выцветают даже краски кузовов автомобилей. Известно было, что краски растворяли в каком-то органическом веществе, но тщательные анализы не открыли тайну древних художников майя. Возможно, и здесь сок кактуса?[1]:69
Раскопки доказывают не только то, что часть индейцев автохтонна, но и то, что всё человечество и все млекопитающие происходят из Южной Америки. Человек вместе с различными представителями животного мира вышел из Патагонии и Африки и, пройдя через Азию, Северную Америку, Панаму, а также через иные, ныне опустившиеся на дно океана континенты, вернулся назад уже в совершенно ином обличье.[5]
— Альберт Фрич, «Приключения охотника в Гран-Чако», 1932 г.
Такой земли я не видал и не думал, что такие земли бывают.
На фоне красного восхода, сами окраплённые красным, стояли кактусы. Одни кактусы. Огромными ушами в бородавках вслушивался нопаль, любимый деликатес ослов. Длинными кухонными ножами, начинающимися из одного места, вырастал могей. Его перегоняют в полупиво-полуводку – «пульке», спаивая голодных индейцев. А за нопалем и могеем, в пять человеческих ростов, ещё какой-то сросшийся трубами, как орга́н консерватории, только тёмно-зелёный, в иголках и шишках.
По такой дороге я въехал в Мехико-сити.[1]:38
Фрич исследовал места, которые в то время были «белыми пятнами» на географических картах, изучал жизнь индейских племен, неизвестных науке. Индейцы тех мест очень недружелюбно относились к белым пришельцам, несущим им всевозможные беды и гибель. Участники не одной экспедиции в бассейн Амазонки, в Мату-Гросу сложили свои головы под их отравленными стрелами. Фрич с первых же дней заслужил доверие и симпатию индейцев, которых и сам беззаветно любил всю жизнь. «Карай Пуку» — высокий охотник — так на языке гуарани называли Фрича индейцы. Среди них он жил долгие месяцы, одевался на индейский манер, стал их историком и защитником перед капиталистической цивилизацией, загоняющей хозяев страны всё дальше в глубь джунглей.
Порой открытые им кактусы, такие, как гимнокалициум михановичи, собранные в лесах Парагвая у Пуэрто Касадо, истлевали в корзинах, брошенных в лесу, ибо в то время у него не было денег, чтобы уплатить носильщикам, а позже он вообще не мог появляться в лесах Касадо, так как боролся на стороне индейцев с землевладельцем этих мест.[1]:27-28
— Ростислав Седых, «Фрич — человек и кактусист», 1970 г.
Подобно коньяку или шампанскому, текила название — географическое. Происходит оно от слова «тикуилинос» — названия индейских племён, обитавших на территории мексиканского штата Халиско в III в. до н.э. Право называться настоящей мексикаснкой текилой принадлежит лишь текиле, произведённой в окрестностях одноименного города в штате Халиско.[6]
— Наталья Щелкунова, Виктор Гапон, «Кактусы», 2001
Макарьев суетно хлопочет,
Кипит обилием своим.
Сюда жемчу́г привёз индеец,
Поддельны вины европеец,
Табун бракованных коней
Пригнал заводчик из степей...
— Александр Пушкин, «Евгений Онегин» (Отрывки из путешествия Онегина), 1830
О, фешенебельные темы! от вас тоска моя развеется!
Трепещут губы иронично, как земляничное желе...
«Индейцы — точно ананасы, и ананасы — как индейцы...»
Острит креолка, вспоминая о экзотической земле.[7]
Настоящему индейцу надо только одного, Да и этого не много, да почти что ничего. Если ты, чувак, индеец, ты найдёшь себе оттяг, Настоящему индейцу завсегда везде ништяк.
Статья в Википедии
Медиафайлы на Викискладе
Новости в Викиновостях
.svg){kind=logo}
