Ре́па (лат.Brassica rapa) — однолетнее или двулетнее корнеплодное травянистое растение из рода Капуста семейства Капустных (или Крестоцветных). Имеет широкое пищевое и кормовое применение, для разных целей выведено множество гибридов и сортов репы, самый известный из которых — кормовой турнепс. Ещё один близкий к репе вид: брюква, она же: калега, бухва либо шведская репа.
В повседневной речи репа обозначает нечто грубое, простое и глупое, нечто вроде редьки, но всё-таки менее забо́ристое. В качестве эвфемизма словом «репа» часто называют голову (не слишком умную).
Когда низкие места более хлеба приносить не будут, то можно их запрудить и рыбы туда посадить. В последнем году надобно там реп посеять, и треть той репы, не вырвав, оставить, також листья не снимать, то рыбе будет хороший корм.[1]
«Как вдруг этот барин, — разбирала она, — станет кушать вместо спаржи репу с маслом, вместо рябчиков баранину, вместо гатчинских форелей, янтарной осетрины — солёного судака, может быть студень из лавочки…» Ужас!
А в погребех, и на ледниках, и на погребицахе, хлебы, и калачи, сыры, и яйца, забела, и лук, чеснок, и мясо всякое свежее, и солонина, и рыба свежая, и просолная, и мёд пресной, и ества вареная, и мясная, и рыбная, и всякой запас естомой, и огурцы, и капуста, солёная и свежая, и репа, а всякие овощи, и рыжики, и икра, росолы ставленые, и морсы, квасы яблочные; и воды брусничные...
— Домострой, «В погребе и на леднике всего беричи»
Новые пруды после осми лет надобно выпускать, ежели в них много хвощу будет, а которые пруды сделаны на сенокосных глинистых лугах, где пней нет, те выпускать после 6 лет, а как воду отводить, о том легко рассудить можно. Когда низкие места более хлеба приносить не будут, то можно их запрудить и рыбы туда посадить. В последнем году надобно там реп посеять, и треть той репы, не вырвав, оставить, також листья не снимать, то рыбе будет хороший корм. Когда низкие поля под водою так отдыхают, тогда становятся от воды тучны, как от навозу, и притом довольствуют хорошею рыбою.[1]
Поселенцы в первые два и редко три года по увольнении от работ получают довольствие от казны и затем кормятся на свой счёт и свой страх. Цифр или каких-нибудь документальных данных, относящихся к питанию поселенцев, нет ни в литературе, ни в канцеляриях; но если судить по личным впечатлениям и тем отрывочным сведениям, какие можно собрать на месте, то главную пищу в колонии составляет картофель. Он и ещё корнеплоды, как репа и брюква, часто бывают единственною пищей семьи в течение очень долгого времени.[2]
Впервые (спустя какие-то жалкие сто двадцать лет!) обнаружив подобное животное на небосклоне своей черепной коробки, <читатель> неминуемо чешет репу и спрашивает: «Альфонс..., это – как что?» Ответ напрашивается сам собой: это как ничто..., мой дорогой друг, или, в крайнем случае, как тушёная говядина в банке. Извините за черезчур свежее сравнение.[3]:29
Среди бесплодной страны, не знающей культурных растений и заменяющей хлеб рыбой, он был убеждённым вегетарианцем, тратил на покупку дорогой муки все свои ресурсы, запасал ягоды, грибы, дикий лук и, за всем тем, часто сидел голодным за отсутствием питательных средств растительного царства. Среди населения, напрягавшего все свои страсти в вечной погоне за дичью, он жмурился и закрывал лицо, когда при нём убивали куропатку. Он не признавал пропадинской меховой одежды и носил овчинный полушубок и валенки, привезённые ещё из Шлиссельбурга. Назло суровостям полярного лета, он развёл в парниках овощи и ценою неслыханных забот выращивал огурцы длиной в полтора дюйма и картофель величиной в орех. Репа и редька ему удавались лучше, и в минувшее лето ему удалось вырастить один экземпляр редьки в полтора фунта весом, который служил предметом любопытства и рассмотрения для всего города.
Жили два брата, и оба были солдаты, но один из них был богат, а другой беден. Вот и задумал бедный от своей бедности отделаться, бросил службу и пошел в землепашцы. Вспахал, взборонил своё поле и засеял его семенем репы. Семя взошло, и выросла на поле между другими одна репина — пребольшая, прекрепкая и претолстая, и всё ещё росла… Ну, право, её можно было бы назвать царицей над всеми репами, потому что такой другой еще никогда не бывало, да вряд ли и будет.
Под конец она уже так разрослась, что одна могла собою заполнить целую повозку, и ту два вола еле тащили, и поселянин сам не знал, что ему с тою репою делать, и на счастье ли ему или на несчастье она такою уродилась.
Стал он раздумывать: «Продать её — немного за неё получишь, а самому её есть — так я и от других, мелких реп сыт буду… Разве вот что! Не поднести ли мне её королю в подарок?»
Вот и взвалил он её на повозку, впряг двух волов, привёз репу ко двору и подарил королю.
Однажды говорила о себе репа: «Я, репа, с мёдом хороша!» — «Поди прочь, хвастунья! — отвечал ей мёд. — Я и без тебя хорош».
Была репа важная, дивилась старуха кажная; одним-днём кругом не обойдёшь; у той репы половину мы с семьёй целую неделю ели, а другую половину другую неделю; корку навалили да кобылу надсадили и телегу обломили. Вот какая была мудрость недавно утресь![4]
— Афанасьев, Народные русские сказки; «Прибаутки», 1863
Пришла пя́та но́га. Пять ног за четыре, четыре но́ги за три, три но́ги за две, две но́ги за но́гу, но́га за сучку, сучка за внучку, внучка за бабку, бабка за дедку, дедка за репку, тянут-потянут: вытянули репку!
Вот приходит лето. Алексей вспахал землю и посеял репу. И такая-то хорошая уродилась репа, да большая, да крупная, что и господи! Рад мужик, каждое утро ходит на поле, любуется репкою да бога благодарит. Один раз приметил он, что кто-то ворует у него репу, и начал караулить; караулил-караулил — нет никого! Посылает он Ваньку:
— Поди ты, присмотри за репою.
Приходит Ванька в поле, смотрит — а какой-то мальчик репу роет, наклал два мешка, да такие большие, что и ну: взвалил их, сердешный, на спину, насилу тащит — ноги так и подгибаются, инда спина хрустит! Вот мальчик тащил-тащил, невмоготу, вишь, стало, бросил мешки наземь, глядь — а перед ним стоит Ванька.
— Сделай милость, добрый человек, пособи мне дотащить мешки до дому.
— Афанасьев, Народные русские сказки; «Гусли-самогуды», 1863
Жил-был мужик и посеял он репу. Приходит время репу рвать, а она не поспела; тут он с досады и сказал:
— Чтоб чёрт тебя побрал!
А сам ушёл с поля. Проходит месяц, жена и говорит:
— Ступай на полосу, может статься, наберёшь репы.
Отправился мужик, пришёл на полосу, видит — репа большая да славная уродилась, давай её рвать. Вдруг бежит старичок и кричит на мужика:
— Зачем воруешь мою репу?
— Какая твоя?
— А как же, разве ты мне её не отдал, когда она ещё не поспела? Я старался, поливал её!
— А я садил.
— Не буду спорить, — сказал чёрт, — ты точно её садил, да я поливал. Давай вот что: приезжай на чем хошь сюда, и я приеду, если ты узнаешь, на чём я приеду — то твоя репа; если я узнаю, на чём ты приедешь — то моя репа.
— Афанасьев, Заветные русские сказки; «Мужик и чёрт», 1860-е
Кум за тётку, тётка за бабку, бабка за дедку, дедка за репку, тянут-потянут, вытянуть не могут. Не вытерпел дед. Выдал он дочку за богатого купца. Кликнул он купца с сторублёвками.
Купец за кума, кум за тётку, тётка за бабку, бабка за дедку, дедка за репку, тянут-потянут и вытянули голову-репку в люди.
И Серж стал статским советником.[5]
Кликнула Жучка кошку. Кошка за Жучку, Жучка за внучку, внучка за бабку, бабка за дедку, дедка за репку: тянут-потянут, вытянуть не могут.
Кликнула кошка мышку. Мышка за кошку, кошка за Жучку, Жучка за внучку, внучка за бабку, бабка за дедку, дедка за репку тянут-потянут — вытащили репку!
А я? Я на свободе, в раздолье снежной шири… О, я на свободе!.. Но и я погибаю… погибаю!.. Да! И вдруг, откуда ни возьмись, слова: «тянут потянут, вытянуть не могут»… «Родное слово» Ушинского! Да, оно!.. «Внучка за бабку, бабка за дедку, дедка за репку»… Да, да… оно! Но почему? И почему так знобко по всем костям? И за что это всё?.. Я-же ведь всем только добра желал… и, кажется… делал. Т. е. сколько мог, столько и делал… И что ты сделал? Ну, что? Что?.. Ёлку-то детям? Эх, ты! Попечитель! Мировой судья! Интеллигент! Соль земли! Чепуха с маслом! Ну, вот, сиди и мёрзни… мёрзни на своей вот этой свободе… Деятель тоже! «Бабка за дедку, дедка за репку»… Ах, если бы только к теплу, к самоварчику!.. Там и папашенька с мамашенькой… Милые, милые!
Вы годитесь в товарищи только спящей черепахе, но невзирая на это я поступлю с вами по-честному. И это больше того, что сделали ваши родители, пустив вас по свету с общительностью гремучей змеи и отзывчивостью мороженой репы. Мы сыграем с вами до туза, и выигравший выберет себе книгу, а проигравший возьмет оставшуюся.
Вслед за Волковым подошли Масютин, Конобеев и присоединили силы своих гребных винтов, цепляясь друг за друга, как «дедка за репку». Но даже четыре гребных винта не могли оторвать Ванюшку, а сам он, рискуя быть разорванным на части, начал кричать, дёргать руками и мотать головой, разбрасывая во все стороны лучи своего фонаря. Но друзья не поняли его, приписывая эти движения выражению восторга. И Ванюшке плохо пришлось бы, если бы в этот момент Гузик не выключил ток. Вся четвёрка отлетела от магнитого пояса и помчалась вперёд, влекомая быстро вращающимися гребными винтами.
Короче, случай из жизни штангистов. Сидит такой себе штангист у себя дома, пиво пьёт, кальбасу кушает, шуфика по мафону слушает, потом ван-дама по видику смотрит. Офигенный себе штангист: репа во! плечи во! спина как футбольное поле — но только не прёт его вся эта жизнь! Нет, не прёт! Хочется штангу потягать — ну, он же штангист, в натуре, — а штанги-то и нету. Потому что межсезонье.
— Дмитрий Гайдук, из сборника «Растаманские сказки. Серая книжка», 1998
Я клянусь, дружище, и это относится к каждому, я сердечно тебя люблю, это святая правда, я люблю тебя, как моя мамочка любила свою грядку репы, но иногда вы СВОДИТЕ МЕНЯ С УМА!
Ох братья славяне, покачал головой Козловский. Дорого же России обойдется покровительство над вами. Провалились бы вы в тартарары с вашей местечковой спесью и неуемными амбициями. До сих пор еще оставалась микроскопическая надежда, что как-нибудь обойдется без большой войны. Ныне же всем чаяниям конец. Австро-Венгрия нападет на Сербию, Россия заступится за братьев по вере, Германия, в свою очередь, заступится за своих братьев. И пойдет-поедет. Бабка за дедку, внучка за бабку, жучка за внучку… Не успокоятся, пока всю репку-Европу из Земли не выдернут.
Для пестроты хвоста павлин чрезмерно вкусен, Индейка или гусь смердит пред ним и гнусен.
Когда бы дорог стал лук, репа и сей здор,
Какой бы был на них от лакомцев разбор![6]
Да, à propos; как нынешней весною
В Берлине уродились репа, огурцы?
А литераторы? Такие ж молодцы,
Такие ж бравые, как прежде, и поныне?
И гения по-прежнему в помине
Меж ними нет? А впрочем, для чего
Нам гений? Лучше без него
Вся овощь огородная
Поспела; дети носятся
Кто с репой, кто с морковкою, Подсолнечник лущат,
А бабы свёклу дергают,
Такая свёкла добрая!
Точь-в-точь сапожки красные,
Лежит на полосе.
— Николай Некрасов, «Кому на Руси жить хорошо» (пролог), 1865-1877
Пришла старуха старая,
Рябая, одноглазая
И объявила, кланяясь,
Что счастлива она:
Что у неё по осени
Родилось реп до тысячи
На небольшой гряде.
«Такая репа крупная,
Такая репа вкусная,
А вся гряда ― сажени три,
А впоперечь ― аршин!»
Над бабой посмеялися,
А водки капли не дали:
«Ты дома выпей, старая,
Той репой закуси!»
Привелося за грехи
Раскосулить белы мхи, Призасеять репку, Не часту, не редку.
Вырастала репа-мёд
Вплоть до тёщиных ворот, Глядь, в осенний репорез Вор на репище залез.[7]
И синемордая тупая брюква,
И крысья, узкорылая морковь, Капуста в буклях, репа, над которой
Султаном подымается ботва,
Вокруг меня, кругом, неумолимо
Навалены в корзины и телеги,
Раскиданы по грязи и мешкам.[8]
Толстозадые русалки
Улетают прямо в небо,
Руки крепкие, как палки,
Груди круглые, как репа. Ведьма, сев на треугольник,
Превращается в дымок.
С лешачихами покойник
Стройно пляшет кекуок.[9]
Слушай сказку, детка. Сказка опыт жизни обобщает и обогащает. Посадил дед репку. Выросла – большая-пребольшая. Дальше слушай. Посадили дедку за репку. Посадили бабку за дедку. Посадили папку за бабкой. Посадили мамку за папкой. Посадили Софью Сергеевну. Посадили Александру Матвеевну. Посадили Павла Васильевича. Посадили Всеволод Эмильевича. Посадили Исаак Эммануиловича.
Тянут-потянут.
Когда уже они перестанут?[12]
Не люблю антологий, где Дедка за Репку.
А, вернее, треть Дедки, Полбабки, часть Внучки.
И особенно много за Внучкою Жучки.
(А могли б обойтись без беременной сучки).
Не хватает лишь Мышки,
А у Мышки – мыслишки,
А порой и рифмишки бывают у Мышки.
Но стихи ее в свет выпускаются редко.
Оттого и ни с места проклятая Репка.[13]
↑ 12М.В. Ломоносов. Полное собр. соч.: в 11 т. Том 11. Письма. Переводы. Стихотворения. Указатели. Л.: «Наука», 1984 г.
↑Чехов А. П. Сочинения в 18 томах, Полное собрание сочинений и писем в 30 томах. — М.: Наука, 1974 год — том 14-15. (Из Сибири, Остров Сахалин), 1895. — стр.295
↑Юрий Ханон «Альфонс, которого не было». — СПб.: Центр Средней Музыки & Лики России, 2013. — 544 с.
↑«Народные русские сказки А. Н. Афанасьева»: В 3 томах — Литературные памятники. — М.: Наука, 1984—1985 г.
↑Чехов А. П. Сочинения в 18 томах, Полное собрание сочинений и писем в 30 томах. — М.: Наука, 1974 год — том 2. (Рассказы. Юморески), 1883. — стр.64
↑Поэты XVIII века. Библиотека поэта. Ленинград, «Советский писатель», 1972 г.
↑ 12Н.Клюев. «Сердце единорога». СПб.: издательство РХГИ, 1999 г.
↑Э. Багрицкий. Стихотворения и поэмы. Библиотека поэта. М.: Советский писатель, 1964 г.
↑Заболоцкий Н.А. Полное собрание стихотворений и поэм. Новая библиотека поэта. Санкт-Петербург, «Академический проект», 2002 г.
↑Л. Мартынов. Стихотворения и поэмы. Библиотека поэта. Л.: Советский писатель, 1986 г.
↑Оболдуев Г.Н. Стихотворения 20-х годов. Москва, «Виртуальная галерея», 2009 г.
↑Ян Сатуновский. Из произведений многих лет. — Ковчег, № 4, 1979 г., с.27-29
↑Давид Самойлов. Стихотворения. Новая библиотека поэта. Большая серия. Санкт-Петербург, «Академический проект», 2006 г.
↑В. И. Даль. Пословицы и поговорки русского народа. — 1853.
.svg){kind=logo}
