И вышел Иона из города, и сел насупротив города, и сделал себе шалаш там, и сидел под ним в тени, чтоб смотреть, что будет с городом.
И повелел Иегова Бог клещевине подняться выше Ионы, чтобы тень была над головою его, дабы избавить его от горести его. Иона весьма рад был этой клещевине.
Наутро же, как только взошла заря, Бог повелел червю подточить клещевину, и она засохла.
Потом, когда взошло солнце, Бог повелел дуть восточному, тихому ветру; и солнце стало ударять в голову Ионы. Он изнемог и просил душе своей смерти, и сказал: лучше мне умереть, нежели жить.
И сказал Бог Ионе: хорошо ли это, что ты огорчился за клещевину? Он сказал: по справедливости, мне горько до смерти.
И сказал Иегова: ты жалеешь клещевины, над которою ты не трудился, и которой не растил, которая была дщерь ночи, и как дщерь ночи пропала.
Мне ли не пожалеть Ниневии, сего большого города, в котором более ста двадцати тысяч человек, не умеющих отличить правой руки от левой, и множество скота?
И произрастил Господь Бог ночью вьющееся растение над головой Ионы, чтобы избавить его от солнечного зноя и вместе с тем от огорчения, ибо пророк находил в этом успокоение и своему огорченному духу. *В еврейском тексте здесь стоит слово «кикайон», что обозначает собою особое тенистое дерево, в роде плюща, или, как некоторые переводят, клещевину, которая в несколько дней вырастает до высоты тенистого дерева; но также быстро может и засохнуть, так как нередко подтачивается в самом корне своём червями.
Посреди канала, обсаженного тополями, ― дома и очень хороший медресе; одна улица главная, прекрасна, базары хорошие, с куполом над ротондой; но своды базаров обвалились от землетрясения; теперь их заменяют рогожи. Поперечник города около 30 минут; предместья большие и хорошие; множество садов, огородов и баштанов; есть также клещевина. <...>
Окрестная почва солёная, видны соляные кристаллы на свеже взрытой земле и на болотах, образующихся от разлития водопроводов; растёт верблюжья колючка и немного клещевины. <...>
Местечко хорошей постройки, мечеть с куполом, большой каравансерай, много садов. Отсюда приблизились к берегу озера до одной версты и ближе. Здесь нигде не видно соляной полосы по берегам и хлеб уже лежит в кучах почти вплоть до берега. Много клещевины.[1]
Без сомнения, стеариновые свечи и ― изредка ― керосин доступны только богачам, обыкновенным же осветительным материалом, для шахрудцев, служат масла: кунжутное, рициновое и мендоу; первые два ― добываются из разводимых здесь в незначительных размерах кунжута и Ricinus (клещевины) а также ― доставляются сюда из Астрабада...[2]
Посевы льна дают обыкновенный урожай в сам-десять. Льняное масло употребляется армянами в пищу, также как и кунжутное. Лён родится во всех обсеменяемых полосах, кунжут же требует исключительно жаркой полосы, как и растущая в крае хлопчатая бумага. Между кустами хлопчатой бумаги сеют кусты клещевины, зёрна которой в виде фасоли заключают в себе белоснежное вещество без запаха, известное под названием клещевинного масла (Oleum Ricini).
По удостоверению врачей, «никаких важных болезненных симптомов с ним не было». Он только продолжал «поститься», или, вернее, морить себя голодом. Духовник, не о. Матфей, а другой, приходский священник, приходил ежедневно; при нём нарочно подавали кушать саго, чернослив. Священник начинал есть первый и убеждал его есть вместе с ним. Но Гоголь большей частью отказывался. «В воскресенье священник убедил его принять ложку клещевинного масла; он проглотил, но после этого перестал вовсе слушаться его и не принимал уже в последнее время никакой пищи».
Это является не выдумкой, а точным фактом, и указанный метод должен быть нами использован. Этот метод можно распространить и на целый ряд других растений. Сахарный тростник, клещевина и другие растения положительно отвечают на этот метод. Метод гетерозиса позволяет получить усиленный выход белков, жиров и углеводов, необходимых для нашего народного хозяйства.
Над диваном по стене развешано несколько масленых картин ― на всех религиозно-мистические изображения. Тут и миловидный отрок с ягнёнком на плечах, и три отрока, выходящие из вавилонской печи, и пророк Иона в шалаше под тенью клещевины.[3]
Лицом он был спокоен всегда, но руки его отвечали на все внешние впечатления. Узнав, что с ним желает говорить доктор физических наук, он удивился, потом обрадовался и велел секретарю сейчас же открыть дверь, досрочно выпроводив завземотделом, пришедшего с докладом о посеве какой-то клещевины.[4]
Среди моих многочисленных знакомых был только один, чей отец тоже родился в Одессе: поистине, нет благородства без традиции и без трагедии. Город эфемерный, как клещевина пророка Ионы, и всё, что произрастает в нём, — материальное, нравственное, общественное — тоже Ионова клещевина, преходящий случай, остро́та, авантюра. Правда, конечно, дело почтенное, но и ложь не преступление, ибо ведь и у собеседника есть кипучее, гибкое, мгновенно вспыхивающее воображение.
К началу Великой Отечественной войны сельское хозяйство окрепло, деревня стала получать в большем количестве трактора и другую технику, хотя и не в тех размерах, которые требовались для правильной организации сельскохозяйственного производства. Украина по-прежнему поставляла стране пшеницу и особенно мясо, молоко, сахар. Производила она также овощи и технические культуры ― лён и коноплю. Когда для авиации потребовались смазочные масла, стали выращивать касторник, то есть клещевину, ибо касторовое масло содержит много рицинолевой кислоты. Именно на Украине я впервые встретился со словом «рицин» и познакомился со способом выращивания рицинки, как называют украинцы клещевину.[5]
Начал работать в колхозе. Тяжёлое это дело ― работать в колхозе. Мы ломали клещевину. Растёт эта клещевина рядами. Длинными, длинными... Из клещевины делают хорошо памятную с детства КАСТОРКУ, а уж из неё получается самая лучшая смазка для авиационных моторов. Я СТАРАЛСЯ ИЗО ВСЕХ СИЛ. Очень хотелось помочь нашим на фронте. НО ТРУДНО БЫЛО ПОМОЧЬ. Глянешь на ряд клещевины ― конца не видно. Каждой клещевине нужно поклониться, взять её где-то около корня и сломать. А она, сволочь, не ломается. А солнце печёт. Четыре рядка клещевины ― трудодень. У меня получался один рядок. Значит, четверть трудодня.[6]
Он страстно, каждой порой пропитывался защитным цветом хаки, выбрасывал щупальца, лепясь к державной скале, метал икру на каждом её выступе, полз по ней, как дикий виноград, как клещевина, и когда какая-то девушка подошла к солдату, которого он облюбовал, и попросила его выпустить её отсюда, он сделал негодующее и насмешливое движение в сторону девушки: «Ишь, чего захотела!»[7]
И тут же в палисадничке
У каменных часов
Цветут цикорий, рицина,
И целый день до заката
Звенит музыка пчёл.[9]
— Илья Сельвинский, «Дворик» (из цикла «Караимские эскизы»), 1921
Ты отведай клещевины, Брат мой, томный и невинный, Нынче урожай хорош: Может, сразу же помрёшь?
Или, мучаясь немного,
Ты себя познаешь строго,
глядя в небо через глаз...[10]
— Михаил Савояров, «Клещ невинный» (из сборника «Не в растения»), 1921
↑Один и тот же вид — характеризуется как многолетний кустарник и однолетнее травянистое растение. Однако здесь нет никакого противоречия. Всё дело в разнице климата. В своих естественных местах произрастания — в жарком климате — клещевина это многолетний кустарник. В условиях сельскохозяйственной культуры стран умеренного климата (например, в России), она попросту не успевает достигнуть формы кустарника (летний цикл выращивания) и потому становится однолетним травянистым растением, урожай с которого собирают по осени.