Еврейский камень

Материал из Викицитатника
Письменный гранит
(или еврейский камень)

Евре́йский ка́мень (еврейский шпат, еври́т) или пи́сьменный грани́т — одна из самых известных декоративных разновидностей гранита-пегматита, в которой полевой шпат (как основная порода) и кварц (как включение), упорядоченным образом прорастая один в другой, образуют видимый на поверхности прерывистый рисунок, напоминающий клинопись или древнебиблейские скрижали, отчего и произошло название этого минерала.[1] Пронизывающие толщу полевого шпата жилки кварца не всегда располагаются одинаковым образом. Иногда этот рисунок больше напоминает арабские письмена, германские руны, персидскую клинопись, родовую тамгу́, математические формулы или даже «азбуку Морзе».

Как следствие, в разных странах мира еврейский камень известен также и под другими названиями: учительский камень, рунит, рунический гранит (рунический пегматит), еврейский шпат, жидовский гранит, графический пегматит, норвежский тинт, тамга-камень, рябчик или гранит апостола Матфея.

В определениях и кратких цитатах[править]

  •  

Сию породу называют обыкновенно письменным гранитом, и причина, давшая повод к сему названию, известна всем занимающимся минералогией.[2]:87

  Павел Аносов, «Геогностические наблюдения в округе Златоустовских заводов и в местах, прилежащих к оным», 1826
  •  

Непосредственно над гнейсом лежит зернистый известняк с прожилками розового кварца: пласты его, изрезанные жилами гранита и еврейского камня, падают к юго-юго-западу...[3]

  Пётр Кропоткин, «Поездка в Окинский караул», 1865
  •  

Так как уже было поздно, а впереди предстояло ещё два трудных переезда через Жемчуг, то я перешёл на правый его берег и еле выбрался среди густого леса, грязи и мшистых кочек к горам правого берега, где встретил обнажения только еврейского камня, простирающиеся на полверсты.[3]

  Пётр Кропоткин, «Поездка в Окинский караул», 1865
  •  

Жемчуг катит свои быстрые волны, извиваясь по пади и нанося громадные валуны гранитов, еврейского камня с кристаллами желтого шерла, зернистого кварца, облеченного черною слюдою гнейсов и других кристаллических сланцев.[3]

  Пётр Кропоткин, «Поездка в Окинский караул», 1865
  •  

В Мурзинском районе иногда его называют «рябчиком» или еврейским шпатом: так существует на Мокруше выражение «шпаты пошли, но без еврея», что обозначает жилу без письменной структуры, сплошь состоящую из полевого шпата, и что служит скверным признаком для находки драгоценных камней.[4]:163

  Александр Ферсман, «Драгоценные и цветные камни России», 1920
  •  

Наиболее богатыми и красивыми по рисунку являются письменные граниты Урала, в меньшей степени забайкалья и Алтая.[4]:163

  Александр Ферсман, «Драгоценные и цветные камни России», 1920
  •  

...то мелкий узор древнееврейских письмён, то крупные серые иероглифы на зеленовато-голубом фоне. Разнообразны и своеобразны эти рисунки письменного гранита, и невольно стараешься в них прочесть какие-то неведомые нам письмена природы.[5]

  Александр Ферсман, «Занимательная минералогия», 1928
  •  

...отдельные минералы сменялись в строгой последовательности, но чаще всего получались те удивительные структуры, которые принято называть письменным гранитом или еврейским камнем.[5]

  Александр Ферсман, «Занимательная минералогия», 1928
  •  

...перед мостом, взорван огромный валун, в его сером мясе поблескивает роговая обманка, она расположена правильными рядами и напоминает шрифт церковных книг или те прокламации, которые в старое время писались «от руки». Это — «библейский» или «письменный» камень.[6]

  Максим Горький, «На краю земли», 1929
  •  

Особо красив красноватый «еврейский камень», которого много в тех же иудейских горах рядом с Бейт-Лехемом. Кроме строительных работ, он идёт на поделки и украшения. Красные прожилки в бело-розовом теле камня делают его фактуру живой, под разными углами оттенок красного цвета меняется.[7]

  Лев Виленский, «Иерусалимские прогулки», 1934
  •  

Скоро по камням, обрамлявшим узкую тропу, я смог догадаться, что мы приближаемся к Гротта-Доджи: глаза уже разбегались при виде кусков письменного гранита с большими длинными копьями чёрной слюды...[8]

  Александр Ферсман, «Воспоминания о камне», 1940
  •  

Но больше всего мне понравился замечательный письменный гранит, называемый еврейский камень ― словно покрытый арабскими письменами, ― причём есть зеленоватые (с примесью амазонита), серые, голубоватые, опаловые и т. д.[9]

  Мариэтта Шагинян, Дневник, 1942
  •  

С этим <чисто геологическим> понятием о пегматите нельзя смешивать чисто структурный термин «пегматит», как смесь кварца и полевого шпата, закономерно проросших друг друга и, притом, в определённых количественных соотношениях («письменный гранит», «еврейский камень»).[10]

  Анатолий Бетехтин, «Курс минералогии», 1951
  •  

...в пегматитах Мурзинского района на Урале внешние зоны у контакта с вмещающими гранитами сложены светлой тонкозернистой породой (аплитом). Ближе к центральной части жилы они сменяются зонами «письменного гранита» (кварца и полевого шпата, закономерно проросших друг друга).[10]

  Анатолий Бетехтин, «Курс минералогии», 1951
  •  

...отчего этот паршивенький и уродливый камешек, — он произносил определения с все возрастающей неприязнью и даже ненавистью, — носит столь громкое название? Поименован в честь великого, нет, пожалуй, величайшего народа! Избранного народа![11]

  Юрий Щеглов, «Еврейский камень, или Собачья жизнь Эренбурга», 2003
  •  

— Нелепая штука, — бросил он с безразличием, крюком притискивая моё плечо к своему, — нигде я здесь не обнаружил надписи «Русский камень», а мы ведь в России живём! Нет надписи и «Французский камень» или американский какой-нибудь, а вот еврейский есть![11]

  Юрий Щеглов, «Еврейский камень, или Собачья жизнь Эренбурга», 2003
  •  

в инобытие, и сущее,
письменный смешав гранит,
всей архаикой цветущею
весть нездешнюю хранит.[12]

  Олег Чухонцев, «А лишила муза разума...», 2012

В научной и научно-популярной литературе[править]

  •  

Пегматит. Сию породу называют обыкновенно письменным гранитом, и причина, давшая повод к сему названию, известна всем занимающимся минералогией. Пегматит находится в горах Ильменских в довольно большом количестве около озёр Ильменского, Миасова и некоторых других. Сливаясь около Вшивого озерца с вейсштейном, а около Миасова — с змеевиком и слюдяным сланцем, он должен, кажется, составлять особенную формацию, новейшую гранитно-гнейсовую и помещаемую бароном Гумбольдтом между гнейсом и слюдяным сланцем, вместе с другими четырьмя формациями. К сей самой формации должно, кажется, отнести Миасское месторождение тяжеловесов, чёрного шерла и зелёного полевого шпата, что делает её подобной формациям Адун-чилонскойАлтайской и Уральской, в коих также находятся помянутые минералы, и чем ещё более подтверждается сказанное нами о новейшем её происхождении.[2]:87

  Павел Аносов, «Геогностические наблюдения в округе Златоустовских заводов и в местах, прилежащих к оным», 1826
  •  

Турмалин здесь <на Ургучанском месторождении> обладает очень красивыми, разнообразными тонами, как это видно из описания, составленного по Титову: здесь известны в вершине горы турмалин зелёный, малиновый и бледнорозовый, переходящий в соломенножёлтый и белый цвет; породою им служат жилы письменного гранита, идущие в мелкозернистом граните...[13]:130

  Александр Ферсман, «Драгоценные и цветные камни России», 1920
  •  

Красоту этих копей составляет не только самый амазонит прекрасного сине-зелёного тона, но его сочетание со светлым серовато-дымчатым кварцем, который прорастает его в определённых направлениях, образуя правильный красивый рисунок. Это — то мелкий узор древнееврейских письмён, то крупные серые иероглифы на зеленовато-голубом фоне. Разнообразны и своеобразны эти рисунки письменного гранита, и невольно стараешься в них прочесть какие-то неведомые нам письмена природы. Восторгались ими путешественники, исследователи конца XVIII века. Из них готовили красивые столешницы, которые и теперь украшают залы Эрмитажа. Эти камни привлекают и современных учёных, ищущих объяснения всех явлений природы.[5]

  Александр Ферсман, «Занимательная минералогия», 1928
  •  

Эти <пегматитовые> жилы, как ветви дерева, расходились в стороны от гранитного очага, прореза́ли в разных направлениях поверхностные части гранитного массива, врывались в сковывавшую оболочку других пород. Кристаллизация таких жил шла приблизительно при 700–500°. Здесь уже не было больше сплава в полном смысле этого слова, не было и чистого водного раствора: это было особое состояние взаимного растворения и насыщения огромными количествами паров и газов. Но затвердевание этих жил шло далеко не просто и не так скоро. Оно начиналось по стенкам с окружающими породами и медленно шло к середине, всё более суживая свободное пространство жилы. В одних случаях получались крупнозернистые массы, в которых отдельные кристаллы кварца и полевого шпата достигали величины трёх четвертей метра, а пластинки чёрной или белой слюды — размеров большой тарелки. В других отдельные минералы сменялись в строгой последовательности, но чаще всего получались те удивительные структуры, которые принято называть письменным гранитом или еврейским камнем. Но образованием красивых письменных гранитов ещё не оканчивается заполнение жилы...[5]

  Александр Ферсман, «Занимательная минералогия», 1928
  •  

Пегматиты как геологические тела наблюдаются в виде жил или неправильной формы залежей, иногда штоков, характеризующихся необычайной крупнозернистостью минеральных агрегатов. Мощность жилообразных тел достигает нередко нескольких метров, а по простиранию они обычно прослеживаются на десятки, реже сотни метров. Большей частью пегматитовые тела располагаются среди материнских изверженных пород, но иногда встречаются в виде жилообразных тел и во вмещающих данный интрузив породах. С этим понятием о пегматите нельзя смешивать чисто структурный термин «пегматит», как смесь кварца и полевого шпата, закономерно проросших друг друга и, притом, в определенных количественных соотношениях («письменный гранит», «еврейский камень»). Подобные образования распространены главным образом в гранитных пегматитах.[10]

  Анатолий Бетехтин, «Курс минералогии», 1951
  •  

Во многих пегматитовых телах наблюдается зональное строение и довольно закономерное распределение минералов. Например, в пегматитах Мурзинского района на Урале внешние зоны у контакта с вмещающими гранитами сложены светлой тонкозернистой породой (аплитом). Ближе к центральной части жилы они сменяются зонами «письменного гранита» (кварца и полевого шпата, закономерно проросших друг друга). Далее следуют зоны крупнокристаллических масс полевого шпата и кварца. В центральных участках пегматитовой жилы встречаются полости («занорыши»), стенки которых устланы друзами крупных хорошо образованных кристаллов горного хрусталя, топаза и других драгоценных камней.[10]

  Анатолий Бетехтин, «Курс минералогии», 1951

В публицистике и документальной прозе[править]

  •  

В Мурзинском районе иногда его называют «рябчиком» или еврейским шпатом: так существует на Мокруше выражение «шпаты пошли, но без еврея», что обозначает жилу без письменной структуры, сплошь состоящую из полевого шпата, и что служит скверным признаком для находки драгоценных камней.
Несмотря на то, что письменный гранит являлся у некоторых народов камнем священным, и напр. зыряне на севере Урала или ацтеки в Центральной Америке поклонялись ему, тем не менее мне неизвестно употребление этого камня для украшений или поделок не только в древнем искусстве, но даже в XVII и в начале XVIII века, когда, казалось-бы, именно этот камень мог-бы идти как диковинка для табакерок, шкатулок и т. п.[4]:163

  Александр Ферсман, «Драгоценные и цветные камни России», 1920
  •  

Только с самых последних годов XVIII столетия, а особенно в Николаевское время, началось использование этого камня, да и то в небольшом количестве для небольших и дешёвых поделок. К этому времени относятся и знаменитые столы из письменного гранита и амазонита в Эрмитаже и в Зимнем дворце, где происхождение материала несомненно указывает на Средний Урал для первого и Ильменские горы — для второго.
Надо пожелать, чтобы обратили больше внимания на этот своеобразный камень, встречающийся в большом разнообразии тонов (белый, серый, розовый, зеленовато-голубой) или рисунка (мелкого, крупного, с прямолинейными контурами, с извилинами и т. п.) и в огромных количествах). Красота образцов зависит как от тона и чистоты полевого шпата, так и от густоты окраски дымчатого кварца.[4]:163

  Александр Ферсман, «Драгоценные и цветные камни России», 1920
  •  

Отвалы ряда копей на Среднем Урале, в Ильменских горах и в Забайкалье сплошь состоят из великолепного поделочного материала, размер кусков которого достигает нескольких футов. Неудивительно поэтому, что лучшие сорта письменного гранита можно было ещё в 1914—1915 годах получать в районе Мурзинки по 5 рублей за пуд, и за эту же цену Д. Орлов возил из дер. Луговой (в районе Мурзинки) этот материал в Екатеринбург для составления в Музее Уральского Общества учебных коллекций.
Наиболее богатыми и красивыми по рисунку являются письменные граниты Урала, в меньшей степени забайкалья и Алтая. Известны они и в южной кристаллической полосе (Волынской и Херсонской губерниях), на побережии Белого моря и в ряде других областей России, богатых гранитными пегматитами.[4]:163

  Александр Ферсман, «Драгоценные и цветные камни России», 1920
  •  

Около маленькой станции двое рабочих разбивают на щебёнку бархатистый мутно-зеленый диорит. В другом месте, перед мостом, взорван огромный валун, в его сером мясе поблескивает роговая обманка, она расположена правильными рядами и напоминает шрифт церковных книг или те прокламации, которые в старое время писались «от руки». Это — «библейский» или «письменный» камень.[6]

  Максим Горький, «На краю земли», 1929
  •  

В Иерусалиме есть несколько разновидностей известняка. Наиболее твёрдый из них, жёлто-золотистый, арабы называют «Мизи аль-Яхуд» или «Мизи аль-Ахмар» — «Еврейский» или «Ослиный» камень, так как он, наиболее прочный из всех разновидностей известняка в нашем районе, обрабатывается с наибольшим трудом.[14] Упрямство этого камня, тем не менее, сослужило ему хорошую службу — именно из него возводили в Иерусалиме наиболее прочные здания, наиболее важные постройки. Там, где «еврейского камня» не хватало, использовали его более мягкий аналог с восточных склонов иудейских гор, дешёвый и лёгкий в обработке.[7]

  Лев Виленский, «Иерусалимские прогулки», 1934
  •  

Арабские строители предпочитали третью разновидность иерусалимского камня, так называемый «малик» — царский камень, мягкий и удобный для обработки и твердеющий на воздухе, либо «Мизи Хилу» («Красивый» или «Сладкий» камень), белый и блестящий на солнце известняк, добываемый в районе Бейт-Лехема.
Особо красив красноватый «еврейский камень», которого много в тех же иудейских горах рядом с Бейт-Лехемом. Кроме строительных работ, он идёт на поделки и украшения. Красные прожилки в бело-розовом теле камня делают его фактуру живой, под разными углами оттенок красного цвета меняется.[7]

  Лев Виленский, «Иерусалимские прогулки», 1934
  •  

В пегматитах полевой шпат и кварц так причудливо прорастают друг в друга, что получаются загадочные письмена, напоминающие древнееврейские. Русское название пегматита ― «письменный гранит», встречался и вариант «еврейский камень». Жрецы, алхимики, учёные тысячи лет пытались расшифровать эти письмена, да так и бросили, решив, что в случайных минеральных узорах нет никакого смысла. Не рано ли? С другой стороны, учёные их, так или иначе, прочитали, уловив во взаимном прорастании камней строгие физико-химические правила минералообразования, законы жизни планеты.[15]

  Василий Авченко, «Кристалл в прозрачной оправе». Рассказы о воде и камнях, 2015

В мемуарах, письмах и дневниковой прозе[править]

  •  

Гнейс, о котором я говорю, изрезан весьма частыми жилами кварца и перемежается с гранитом и сиенитом, имеющим слоистое строение. Непосредственно над гнейсом лежит зернистый известняк с прожилками розового кварца: пласты его, изрезанные жилами гранита и еврейского камня, падают к юго-юго-западу, сперва их падение около 50°, потом становится все больше и доходит до 60°. Затем, проследив их на 3/4 версты, я снова встретил гранит, который проследил только 1/4 версты. Так как уже было поздно, а впереди предстояло ещё два трудных переезда через Жемчуг, то я перешёл на правый его берег и еле выбрался среди густого леса, грязи и мшистых кочек к горам правого берега, где встретил обнажения только еврейского камня, простирающиеся на полверсты. В сиените попадается вениса. Жемчуг катит свои быстрые волны, извиваясь по пади и нанося громадные валуны гранитов, еврейского камня с кристаллами желтого шерла, зернистого кварца, облеченного черною слюдою гнейсов и других кристаллических сланцев. Все эти валуны, за исключением громадных отторженцев от прибрежных гор, лежащих у их же подножия, покрыты белыми известковыми накипями, от которых Жемчуг заслужил своё название; этот налёт доказывает между прочим, как распространены известковые формации в Саяне, потому что, как мы увидим дальше, они преобладают по Иркуту и Оке.[3]

  Пётр Кропоткин, «Поездка в Окинский караул», 1865
  •  

Я не ошибся. Уже входя в деревню, приветливо улыбавшуюся мне среди виноградников, я увидел, что здесь ценят и умеют любить камень: в каменных заборах осторожно и любовно вставлены были глыбы пегматитов со «щётками» полевого шпата и кварца, а в одном доме, у входа, в оштукатуренную стену был замурован обломок жилы с красивым розовым турмалином. Я постучался, кое-как на своём ломаном итальянском языке сговорился со стариком, хозяином дома, и мы пошли. Скоро по камням, обрамлявшим узкую тропу, я смог догадаться, что мы приближаемся к Гротта-Доджи: глаза уже разбегались при виде кусков письменного гранита с большими длинными копьями чёрной слюды...[8]

  Александр Ферсман, «Воспоминания о камне», 1940
  •  

Под стеклом лежали чудные отполированные камни ― нежно-голубой, клубящийся вишневит, багрово-пятнистый с черным уралортит, словно земля, сочащаяся кровью. Чудные дымчатые топазы, кристаллы шерла, аквамарина. Но больше всего мне понравился замечательный письменный гранит, называемый еврейский камень ― словно покрытый арабскими письменами, ― причём есть зеленоватые (с примесью амазонита), серые, голубоватые, опаловые и т. д.[9]

  Мариэтта Шагинян, Дневник, 1942

В беллетристике и художественной литературе[править]

  •  

В витринах-столиках, расставленных вдоль стен и окон, сверкала нетронутая природная красота: сростки хрусталя, друзы аметиста, щетки и солнца турмалина, натеки малахита и пестрые отломы еврейского камня…
― Видите, Максимильян Федорович, ― Анерт кивнул на беленького мальчишку лет восьми, с круглой белой головенкой и огромными голубыми глазами, зачарованно уставившегося на витрину с горками, ― вот где оно, настоящее, что и младенцу понятно…[16]

  Иван Ефремов, «Лезвие бритвы», 1963
  •  

Но кто же камень положил в мою протянутую руку…
— Скажи-ка, кудесник, любимец богинь, — произнес блондин в бордовой рубашке с едкой иронией, намекая на отношение начальствующих в нашей группе девчонок ко мне, — скажи-ка, кудесник, любимец богов, — повторил он ещё более едко, — отчего этот паршивенький и уродливый камешек, — он произносил определения с все возрастающей неприязнью и даже ненавистью, — носит столь громкое название? Поименован в честь великого, нет, пожалуй, величайшего народа! Избранного народа!
Я плохо слушал его. Моё внимание больше привлек камень. Действительно, он не отличался красотой. Я не успел толком прочитать подпись, но на всякий пожарный промычал:
— Почем я знаю?.. Ну, такое дали. Я не геолог. — Он смотрел на мои корчи равнодушно, без всякого вызова, изучающе, и его чуть выпуклые серо-водянистые глаза не выражали никаких особых чувств. Голос звучал отдельно от взгляда, не коррелировал с ним.
— Нелепая штука, — бросил он с безразличием, крюком притискивая моё плечо к своему, — нигде я здесь не обнаружил надписи «Русский камень», а мы ведь в России живём! Нет надписи и «Французский камень» или американский какой-нибудь, а вот еврейский есть![11]

  Юрий Щеглов, «Еврейский камень, или Собачья жизнь Эренбурга», 2003
  •  

— Неужели ты не знаешь, почему так назвали? Ведь ты еврей, если я не ошибаюсь? Еврей! — констатировал он с удовлетворением. — А еврей должен чтить свою историю и географию. И даже геологию должен чтить!
Как будто есть какая-то отдельная еврейская геология! Ну и сволочь! Он требовал выражения почтения к якобы моей собственной истории и географии, чтобы проще было объявить меня сионистом. Нет, не сейчас, а в удобный момент — во время какой-нибудь дискуссии. На дворе стоял, повторяю, — я вынужден напоминать, — 1951 год, и я хорошо знал, чем подобные разговорчики могли завершиться. И завершались. Примеров — навалом.[11]

  Юрий Щеглов, «Еврейский камень, или Собачья жизнь Эренбурга», 2003
  •  

— Я не имею понятия, отчего этот камень называется еврейским, и меня мало интересует происхождение названий геологических экспонатов.
Он не сразу отыскал продолжение — рассчитывал, верно, что я сорвусь и начну фантазировать — что-нибудь о древности еврейского народа или его — еврейского народа — научных заслугах. А блондину в бордовой рубашке ничего иного и не нужно. Националистический душок будет налицо. Обязательно в таком объяснении должна проскользнуть нотка превосходства. Ссоры и споры во дворе и школе кое-чему меня научили. И драки тоже. <...>
— И геология-то у них своя, особенная!
Глуповатая, в общем, фраза, необидная. <...> Но кто же камень положил в мою протянутую руку?..[11]

  Юрий Щеглов, «Еврейский камень, или Собачья жизнь Эренбурга», 2003

В поэзии[править]

«Рунический» пегматит
(центральный массив, Франция)
  •  

Плод ума (многоточие) род клейма.
Издалека не виден
след рунического письма,
стершееся граффити ―
имя, названное внутри,
сеткой идет по коже.
Первый же камешек подбери,
и сразу прочтешь: «я тоже».[17]

  Михаил Айзенберг, «Эпос, возьмите эпос...», 1986
  •  

А лишила муза разума ―
ничего не говори,
справа ли налево сказано,
вспять ли писано ― смотри ―
тьма египетская: случаем,
как квадратное письмо,
каменное и летучее
моисеево клеймо
с арабесками кириллицы,
тот реликтовый глагол,
где пресуществиться силится
шпато-кварцевый раскол
в инобытие, и сущее,
письменный смешав гранит,
всей архаикой цветущею
весть нездешнюю хранит.[12]

  Олег Чухонцев, «А лишила муза разума...», 2012

Источники[править]

  1. Чудинов А.Н. Словарь иностранных слов, вошедших в состав русского языка. — СПб.: 1910 г.
  2. 1 2 П. П. Аносов. Собрание сочинений (под. ред. А. М. Самарина). — Москва: Издательство АН СССР, 1954 г. — 212 с.
  3. 1 2 3 4 Пётр Кропоткин. «Поездка в Окинский караул». Научное наследство. Том 25. — М.: Наука, 1998 г.
  4. 1 2 3 4 5 А. Е. Ферсман. Драгоценные и цветные камни России. Том I. — Петроград: 4-я Государственная Типография, 1920 г.
  5. 1 2 3 4 А. Е. Ферсман. «Занимательная минералогия»: — Свердловск. Свердловское книжное издательство, 1954 г.
  6. 1 2 Максим Горький. Собрание сочинений. Том 4. — Москва, «ГИХЛ», 1954 г.
  7. 1 2 3 Л. В. Виленский. Иерусалим и его обитатели. Иерусалимские прогулки. — М.: Издательские решения, 2018 г. — 590 с.
  8. 1 2 А.Е.Ферсман. «Воспоминания о камне». — М.: Издательство Академии Наук СССР, 1958 г.
  9. 1 2 Мариэтта Шагинян. Уральский дневник (Июль 1941 — июль 1943). Публ. и прим. Е. Шагинян. — М.: «Новый мир», № 4, 1985 г.
  10. 1 2 3 4 А. Г. Бетехтин, «Курс минералогии». — М.: Государственное издательство геологической литературы, 1951 год
  11. 1 2 3 4 5 Юрий Щеглов, Еврейский камень, или Собачья жизнь Эренбурга. Историко-филологический роман. — М.: Мосты культуры, 2004 г. — 744 с.
  12. 1 2 Олег Чухонцев. выходящее из — уходящее за: Книга стихов. — М: ОГИ, 2015 г. — 86 с.; 1000 экз.
  13. А. Е. Ферсман. Драгоценные и цветные камни России. Том I. — Петроград: 4-я Государственная Типография, 1920 г.
  14. Вероятно, «Еврейский» или «Ослиный» камень Иерусалима представляет собой местное название другого минерала (известняка, а не пегматита).
  15. В. О. Авченко. Кристалл в прозрачной оправе. Рассказы о воде и камнях. — М.: АСТ, 2015 г.
  16. Иван Ефремов, «Лезвие бритвы». — М.: Молодая гвардия, 1964 г.
  17. М. Айзенберг. «Переход на летнее время». — М.: Новое литературное обозрение, 2008 г.

См. также[править]