Огненный змей

Женщина верхом на огненном змее. Лубок.

Огненный змей (также змей-любака, маньяк, налёт огнянный, прелестник) — злой дух, мифологическое существо в преданиях славян. Часто является инкубом — ипостасью ходячего покойника или чёрта, принимающего облик умершего или находящегося в отлучке мужа или любовника, и вступающего в любовные отношения с женщинами.

В небе он принимает разные формы, выглядит как огненный змей, похожий на светящееся огненное коромысло, пламенный веник или клубок синего цвета. Появляется он из облаков, летит по воздуху, и, рассыпавшись искрами над крышей, проникает в дом через печную трубу. Когда он спускается на землю его крылья нередко отпадают. Огненный змей посещает в ночное и вечернее время вдову или девицу, чрезмерно предавшихся тоске, после недавней потери мужа или сердечного друга (умершего или отсутствующего). Он является к ним, принимая вид любимого человека, о котором тосковала хозяйка. По поверьям, от таких визитов женщина начинает чахнуть и умирает.

Огненный змей в научно-популярной литературе и мемуарах

Однажды вечером сидел я в зимовье и проверял расчеты. Многие рабочие были на улице и варили ужин. Как вдруг слышу за дверями зимовья удивленные возгласы: «Ох, господи! Это чего такое?.. Это чего такое?.. Змей! Змей!..» Я моментально выскочил на улицу и захватил только уже конец явления. Огромный, малинового цвета метеор тихо летел поперек над Бальджей и скрылся за тот хребет, где я гулял с Полуэктовым. Несмотря на это, светлая, как бы огненная, полоса оставалась за его полётом, И когда она исчезла, то видно было облако дыма и слышался какой-то особый шум. Но рабочие говорили, что они видели при полете и массу искр. ― Это что же такое? ― спрашивали меня люди и все еще крестились. ― Это метеор, ребятушки. ― Метевор, метевор! А по-нашему так это огненный змей, и он, барин, даром не вылетает. Старики наши сказывают, что либо к добру, либо к худу, ― говорили они и спросили: ― Ну, а метевор-то что же значит? Я объяснил им, как умел, но многие не согласились. А когда я рассказал им про найденный метеорит Палласа, то и неверующие замолчали и только пожимали плечами. ― Ну, братцы! А как этакая загогулина за башку заденет, пожалуй, и челюсти вывернет! ― сказал Васька, но на него «закыркали» товарищи...

— Александр Черкасов, «Бальджа», 1887

Когда на дворе совершенно стемнело, оглушительный, как бы пушечный выстрел заставил всех вздрогнуть. То был сигнальный бурак, предвестник фейерверка. Танцы в зале разом прекратились. Все сломя голову повалили из павильона на галерею, а оттуда рассыпались по широкому лугу позади павильона — из яркого света в полную тьму! Толкотня и давка, визг и смех! Через минуту — новый громовой взрыв. К темному ночному небу с змеиным шипеньем стремительно взвивается огненный змей. Утратив понемногу первоначальную скорость, он описывает в вышине крутую дугу и — Хе! — гулко лопается, рассыпаясь над головами внизу стоящих пунцово-красными брызгами. — А-а-а! — будто эхом проносится по всему лугу. За первой ракетой следует вторая, за второй — третья. Не разлетелись еще, не потухли последние их искры, как раздается сухой, резкий треск, и непосредственно перед зрителями в то же мгновение вспыхивает громадное огненное колесо. С шумом водопада разбрасывая кругом дождь разноцветных огней, оно вращается около своей оси с изумительной быстротой.

— Василий Авенариус, «Юношеские годы Пушкина», 1888

	Или еще: над крышею вдовьего дома рассыпались золотым дождем огненные искры. Но это ― также не простые искры, как не простым был золотой поток, одождивший Данаю. Искры эти ― змей-летун, оборачивающийся в избе покойным мужем хозяйки, вступающий с нею в плотскую связь и доставляющий ей деньги; от этого сочетания женщины с нездешнею силою родится ― уж конечно!
	— Павел Флоренский, «Общечеловеческие корни идеализма», 1909

	В Америке при пускании увеселительных ракет, получают забавный эффект ― летящей огненный змей. Этого достигают, привязывая к концу хвостовой палки легкую полоску из материи. Она, при взлете, освещается искрами и даёт требуемое впечатление.
	— Николай Рынин, «Ракеты и двигатели прямой реакции», 1929

Страшные небесные знамения устрашали тогда людей. В месяце мае, в 21-й день, солнце сделалось как полумесяц и уже его совсем мало осталось на небе, а потом снова засияло во всей красоте. В тот же год Всеволод и Владимир охотились с дружиной за Вышгородом, в заповедной княжеской дубраве. Едва были закинуты тенета и кличане кликнули, чтобы загонять зверя, как вдруг с небес упал огненный змей, и все ужаснулись, спрашивая друг друга, не настал ли уже конец мира. Тогда многие слышали, как земля поколебалась под ногами. Потом в Ростове объявился волхв, но в ту же ночь исчез бесследно, а в древнем городе Полоцке стало твориться невиданное сатанинское наваждение. По ночам на улицах начинался топот и свист, бесы рыскали, словно люди.

— Антонин Ладинский, «Последний путь Владимира Мономаха», 1960

Мы стоим с зажигальником у нитки. С паперти подают ― идет! Уже слышно ― Ангели по-ют на небеси-и..! ― В-вали-и!.. ― вскрикивает Горкин, ― и четыре ракеты враз с шипеньем рванулись в небо и рассыпались щелканьем на семицветные яблочки. Полыхнули «смолянки», и огненный змей запрыгал во всех концах, роняя пылающие хлопья. <...> ...И чеканят они там червонцы фальшивые. Цыган-то этот ― то ли разбойник, то ли колдун… А другие болтают: огненный змей живет в избушке, чёрт. Ежели один да без креста ― лучше не ходи: либо до смерти нарахает, либо с пути собьет. Другие, которые из нашей шпаны, прутся мимо избушки, не знавши… Ну и крышка… Пойдут, да так и до сей поры ходят. Вот, друг, Прохор Петрович, вот...

— Иван Шмелёв, «Лето Господне», 1944

Огненный змей в художественных текстах

― Ну, верили, да не во всем, батюшка барин. Бывало расскажут ему, что ведьма в белом саване доит коров в таком-то доме, что там-то видели оборотня, который прикинулся волком либо собакой; что в такой-то двор, к молодице, летает по ночам огненный змей; а батька Савелий бывало и смеется, и учнет толковать, что огненный змей ― не змей, а… не припомню, как он величал его: что-то похоже на мухамор, что это-де воздушные огни, а не сила нечистая; напротив-де того, эти огни очищают воздух: ну, словом, разные такие затеи, что и в голову не лезет. Это и взорвет прихожан; они и твердят между собою: батька-де наш от ученья ума рехнулся.

— Орест Сомов, «Кикимора», 1829

― А мне, кажись, в прошлом месяце. Ахти, мать моя, как времечко-то летит! Постой же, вот тебе новинка горяченькая. Знаешь девку Лельку, что на краю деревни живет? ― Знаю, ну что ж? Прислонившись к уху гостьи, старушка шёпотом проговорила: ― К ней летает по ночам огненный змей… Ильза махнула рукой в знак нетерпения и обратилась к мальчику, все еще неподвижно стоявшему на одном месте, как будто пригвожден к нему был суровым взором матери. ― К тебе, сынок баронский, чай, вести ползут свыше? Что слышно в ваших краях?

— Иван Лажечников, «Последний Новик», 1833

― Какая Никитишна? ― Она, вот видишь, мой друг… ты не рассердишься? ― Да что такое? скажите. ― Она… говорят, многим помогает… Она только пошепчет на воду да подышит на спящего человека ― всё и пройдет. ― В третьем году, ко вдове Сидорихе, ― примолвила Аграфена, ― летал по ночам огненный змей в трубу… Тут Анна Павловна плюнула. ― Никитишна, ― продолжала Аграфена, ― заговорила змея: перестал летать… ― Ну, а Сидориха что? ― спросил Александр. ― Родила: ребёнок был такой худой да черный! на третий день умер. Александр засмеялся, может быть в первый раз после приезда в деревню.

— Иван Гончаров, «Обыкновенная история», 1847

Вот и залезли они в рожь, а войско-то и не двинулось далее, и залегло вокруг того поля. Высидели они два дня и две ночи во ржи, и морил их такой голод, что они с него чуть не умерли. А между тем знали, что если они изо ржи выйдут, то их ожидает верная смерть. И стали они между собою говорить: «Ну что проку в том, что мы бежали? Придется нам здесь погибнуть лютою смертью». Тем временем пролетал по воздуху огненный змей, опустился к ним и спросил их, зачем они тут укрылись. Они отвечали ему: «Мы трое — солдаты и бежали из строя, потому что нам мало платили жалованья; и вот теперь, если здесь останемся, то придется нам помирать с голода, а если выйдем отсюда, придется нам болтаться на виселице». — «Если вы обещаете мне семь лет служить, — сказал змей, — то я вас пронесу через войска так, что никто вас не изловит». — «Мы выбирать не можем, а должны на все соглашаться», — отвечали они. Тогда змей ухватил их в свои когти, перенес их по воздуху через все войско и далеко-далеко оттуда опустил на землю; а этот змей был не кто иной, как дьявол. И дал он им небольшую плеточку и сказал: «Стоит вам только похлестать и пощелкать этой плеточкою, и около вас просыплется столько денег, сколько вам понадобится: можете знатными барами жить, и лошадей держать, и в каретах ездить; а через семь лет вы будете моею полною собственностью».

— Братья Гримм, «Чёрт и его бабушка», 1857

В воздухе только лишь пахло стынущим паром, да глухо кряхтя, капали жизнь в темных хлевушках издыхающие коровы. Да еще снилося многим сквозь крепкий сон, будто вдоль по селу прозвенела колокольцем тройка, а молодым бабам, что спали теперь, исполняя завет Сухого Мартына, на горячих печах, с непривычки всю ночь до утра мерещился огненный змей: обвивал он их своими жаркими кольцами; жег и путал цепким хвостом ноги резвые; туманил глаза, вея на них крыльями, не давал убегать, прилащивал крепкою чарой, мёдом, расписным пряником и, ударяясь о сыру землю, скидывался от разу стройным молодцом, в картузе с козырьком на лихих кудрях, и ласкался опять и тряс в карманах серебром и орехами, и где силой, где ухваткой улещал и обманывал. И пронесся он, этот огненный змей, из двора во двор, вдоль всего села в архангельскую ночь, и смутил он там все, что было живо и молодо, и прошла о том весть по всему селу: со стыда рдели, говоря о том одна другой говорливые, и никли робкими глазами скромницы, никогда не чаявшие на себя такой напасти, как слет огненного змея. Сухой Мартын сам только головой тряс, да послал ребят, чтоб около коровьей головы в Аленином Верху повесили сухую змеиную сорочку, да двух сорок вниз головами, что и было исполнено.

— Николай Лесков, «На ножах» (глава двенадцатая), 1870

Не его воля была от татарки родиться, но твоя ― татарку в супружество взять. Но князь Юрий топал ногами и вопил: ― Она тварь была! Ведьма! Проклятая татарская ведьма! Если бы при царе Алексее Михайловиче, ее бы надо было в срубе сжечь! К ней огненный змей летал! Он мою форму украл! Змеиное отродье: форма моя, а душа змеиная… Лицо старика багровело, шея напрягалась жилами, руки тряслись и прыгали пальцами в воздухе, не управляя движениями, синея губы вскипели слюною: вот-вот хватит паралич. Посмотрел Белевцов, отступился. ― Совершенно ты рехнулся, князь Юрий. И впрямь время тебя в опеку взять. Нехорошо, когда на чердаке так нездорово.

— Александр Амфитеатров, «Княжна», 1895

Лютое солнце стояло в самом притине. Оно, словно громадный свернувшийся огненный змей, казалось, вздрагивало всеми своими тесно сжатыми кольцами. Саша лежал босой в траве на берегу, под ивою, лицом кверху, раскинув руки, спасаясь в тени от знойной истомы. Рядом с ним валялась камышовая жалея, которую он сам себе сделал. Жужжали пчелы. С тихим шелестом около веток колебался жаркий воздух. День протекал беспощадный, торжественный. Это яркое великолепие дневное наводило на Сашу тоску, смутную и почти приятную.

— Фёдор Сологуб, «Земле земное» (рассказ), 1904

Он думал, что мистическая жизнь человеческих единений должна быть завершена в блистательных и увлекающих формах цезаропапизма. Он думая, что любил свободу, ― Христову, ― но бурные движения пробуждающегося были ему ненавистны. Обольстил его царящий, огненный Змей, свирепый и мстительный Адонаи, ― обольстил его соблазнами торжествующей гармонии, золотою свирелью Аполлона. ― Новости ужасные, ― говорил Петр, ― готовится общая забастовка. Говорят, что завтра все заводы в городе остановятся.

— Фёдор Сологуб, «Капли крови» (Навьи чары), 1905

Уха очень жирная, каша крутая, с маслом, сухарей изобилие, и чай пьют до седьмого пота. Ибрагим среди обеда расстегивает на штанах все пуговки, сбрасывает подтяжки и самодовольно рыгает. ― Что, Ибрагим, наелся? ― Нэт. Глаза его горят, как у волка, потом затуманиваются; круглая ложка проворно шмыгает из котла да в рот, наконец он еще громче рыгает и, опьянев от еды, ползет на карачках в тень всхрапнуть. Прохору и Фаркову спать не хочется, Фарков лежит на спине, рассказывает о Даниловской сопке, что миновали вчерашний день. В ней есть пещера, где в недавние времена жил огненный змей. Днем его нету, но лишь наступает вечерний час ― мчится змей. Много крещеных он украл, все больше молодых баб да девок. Жил с ними, до смерти замучивал. А одна, сказывают, родила от него девку-шаманку, ту самую, что Антипа уморила. ― Неужто?! ― Да уж я не стану врать. А вот на этом самом месте, где мы лежим с тобой, мужик бабе нос отгрыз.

— Вячеслав Шишков, «Угрюм-река», 1933

Хорошо, ежели собака окажется черношерстной двоеглазкой, у коей над глазами два белых пятна, которыми высматривает она всякую нечистую силу, и отныне дьяволу-любостаю будет оборона в моем доме. Как ни величай петуха, но птица, однако, пустоголовая, нравная, к пакостям склонная, за нею глаз да глаз нужен. Не случайно на Руси бытовало поверие: если петух старше семи лет, то его не годится держать в доме: поскорее ощипай да тут же и пихай в суп, иначе он украдкою снесет в твоем имении то самое препоганое яйцо, из которого родится огненный змей, ярый подручник для всякого неверного, тайного человека. Не в моем ли доме и было снесено украдкою то роковое яйцо, как знать.

— Владимир Личутин, «Любостай», 1987

Огненный змей в стихах

	Зато он неистовой радостью блещет, Как ветры помчатся в разгульный свой путь, Когда в него море бурунами хлещет И прыгает жадно гиганты на грудь. Вот молнии пламя над ним засверкало. Перун свой удар ему в сердце нанес ― Что ж? ― огненный змей изломил свое жало, И весь невредимый хохочет утес.
	— Владимир Бенедиктов, «Утес», 1835

	Так святая ревность к вере Победила ковы ада! От соборного проклятья Дьявол вылетел из сада, И над озером Констанцским, В виде огненного змея, Пролетел он над землею, В лютой злобе искры сея. Это видели: три стража, Две монахинѝ-старушки И один констанцский ратман, Возвращавшийся с пирушки.
	— Аполлон Майков, «Приговор», 1859

Сверкнувши по небу падучею звездой, Он в искры мелкие рассыпался над хатой, В трубу змеей вильнул. Заслонки и ухваты Посыпались… Бух в пол! Вдруг огонек свечной Погас… Зажегся вновь… И парень молодой, Здоровый, как бугай, чернявый и усатый, В кунтуш затянутый малиновый богатый, Перед Солохою, от трепета немой, Стал неожиданно. ― «Что, рада аль не рада?» Страсть в бабе вспыхнула от огненного взгляда, И к гостю льнет она, зардевшись словно мак… Тьма вновь. И слышится: «Ну, ждет тебя награда: Родишь ты сына мне, и будет он ведьмак». И спрятанный в углу дрожит от страха дьяк…

— Александр Кондратьев, «Огненный змей», 1910-е

См. также

• Медный змей
• Великий Полоз
• Апофис
• Дракон
• Древо жизни
• Инкуб
• Плакун-трава
• Прострел-трава
• Трын-трава
• Разрыв-трава
• Иван Купала