Колоко́льчик (латин.Campánula) — титульный род однолетних и многолетних исключительно травянистыхрастений семейства Колокольчиковые (лат.Campanulaceae), насчитывающий от более четырёх сотен видов, которые произрастают исключительно в странах с умеренным климатом. Места обитания колокольчиков разнообразны, прежде всего, это луга, леса и степи, встречаются они также на пустынных и скальных участках. Многочисленные и разнообразные виды заселяют субальпийские и альпийские пояса гор.
Научное название рода Campanula в основе имеет уменьшительное от позднелатинского и итал.campána — колокол, характеризуя форму цветка, отсюда же произошло и русское народное название колокольчик, закрепившееся также в русской ботанической номенклатуре. Некоторые виды отличаются крупными цветками и служат как декоративные растения.
...почти сплошная тень ложилась от мелких листьев на мягкую и тонкую траву, всю испещрённую золотыми головками куриной слепоты, белыми точками лесных колокольчиков и малиновыми крестиками гвозди́ки.
...в руке у неё Павел увидел скомканные, жалкие цветы: голубенький колокольчик и одуванчики. Они были, как она их сорвала, с листьями и травой, и держала она их так крепко, что из одуванчика выступил белый, как молоко, сок.[4]
...в сентябре <цветут> японские колокольчики (Platycodon grandiflorum), большие голубые цветы которых послужили, несомненно, прототипом для восточноазиатских колоколов.[5]
Здесь, на каменистых склонах, попутно я собрал колокольчик (платикодон крупноцветный), одно из самых обычных и красивых растений формации орешников и лугов на местах выгоревшего леса. Видовое название этого колокольчика показывает, что цветы его крупной величины...[6]
Хорошо из этой тихой полутьмы вдруг выйти на светлую поляну, всё сразу по-иному, ― и тёплая земля, и запах нагретого солнцем можжевельника, и подвижность воздуха, и поникшие большие колокольчики, отлитые из фиолетового металла...[11]
На меже среди лохматой некоей кустик цветущих колокольчиков. Они замерзли. Они замерзли. Подул ветер, и зазвенели колокольчики. Голубые венчики тоненько, чуть-чуть слышно, отзывались ветру. Значит, звенят! Один раз в году, в пору глухого предзимья.[13]
Наиболее часто разводят такие ампельные растения: колокольчик, бегонию, традесканцию, фуксию ― в прохладных комнатах, аспарагус, жасмин, пеларгонию ― в теплых. Особенно изящен колокольчик равнолист<н>ый <Campanula isophylla> ― его хрупкие белоснежные цветки от весны до осени обильно покрывают всё растение, закрывая листья. Любит свет, хотя не выносит прямых солнечных лучей, полива требует осторожного, но систематического, чтобы ком не пересыхал, во время роста нуждается в подкормке. Молодые растения ежегодно пересаживают в земляную смесь из перегнойной, дерновой земли, торфа и песка (1:6:2:1). Если зимой верхние побеги засохнут, их надо обрезать, сохранив нижнюю часть, из которой к весне вновь разовьются обильно цветущие длинные побеги.[16]
— Галина Тавлинова, «Висячая ваза», 1987
...если цветоножки уж очень короткие, то как понять, что перед нами <какой тип соцветия>: простой колос или колосовидный тирс? Здесь может пригодиться «метод родственников». У колокольчика раскидистого (Campanula patula) побеги, несущие цветки, гораздо длиннее. Здесь легко показать, что соцветие ― тирс (боковые веточки ветвятся в одном-двух местах). Но, с другой стороны, у других видов колокольчиков бывает соцветие-кисть. Попадаются и такие колокольчики, у которых соцветие сверху кисть, а снизу ― тирс. Так можно совсем запутаться! Помогает порядок распускания цветков. В кисти обычно цветки распускаются снизу вверх. А в боковых веточках тирса ― от главного к боковым. Если мы видим как бы зону цветения, которая все время смещается вверх, то перед нами ― кисть.[18]
— Владимир Чуб, «Что изучает наука ботаника?», 1998
В Тенг-и-кафири много кабанов и диких баранов. Кетхуда рассказывал, что как-то тигр поймал дикого козла на вершине тенга; но упал вместе с ним со скалы и оба убились. В Джайдере и до Руба ― цветы, тёмно-красные колокольчики, штокрозы, фиолетовые, бледно розовые и белые; васильки и тысячи других. Вечером посетили Тенг-и-кафири.[19]
В июне цветут магнолии и лилии; в июле бибасовое дерево покрывается зрелыми оранжевыми плодами; в августе цветет лотос; в сентябре ― японские колокольчики (Platycodon grandiflorum), большие голубые цветы которых послужили, несомненно, прототипом для восточноазиатских колоколов.[5]
На полях наблюдателя поражало обилие цветов. Тут были ирисы (Iris uniflora Pall.) самых разнообразных оттенков от бледно-голубого до тёмно-фиолетового, целый ряд орхидей (Cypripedium ventricosum Sw.) разных окрасок, жёлтый курослеп (Caltha palustris L.), тёмно-фиолетовые колокольчики (Campanula niomerata L.), душистый ландыш (Convallaria majalis L.)...[6]
Здесь, на каменистых склонах, попутно я собрал колокольчик (платикодон крупноцветный), одно из самых обычных и красивых растений формации орешников и лугов на местах выгоревшего леса. Видовое название этого колокольчика показывает, что цветы его крупной величины; потом я заметил тимьян с уже поблекшими жёсткими фиолетовыми цветами; крупную веронику, имеющую бархатисто-опушённые стебли и короткие остроконечные зубчатые листья. Каков цветок у неё ― сказать не могу. Судя по увядшим венчикам, мне показалось, что у неё были небелые, а синие цветы. Затем борец ― пышное высокое растение с мелким пушком в верхней части стебля и бархатистыми большими листьями; засохшие цветы его, расположенные крупной кистью, вероятно, были тёмно-голубые.[6]
Тогда сорвал старец последний колокольчик, ― а сам, срывая, повинился пред цветком: «прости, что краткий твой век укорачиваю: научи людей хвале чистой, к Богу доходной!», ― и протянул цветок богатому: «Вот, вели из всего твоего злата, сребра и меди отлить колоколец, сему подобный». Удивился богатый: простой цветок, обыкновенный! А старец ему: «Послушай, как он звенит хорошо!», и позвенел колокольчиком. А богатый: «Не слышу! Уши тоской заложило».[20]
Выше всех, кроме мхов, серых, черных, зеленых и красных лишаёв, забирается голубоватый колокольчик, за ним фиолетовый цветок и, наконец, брусника(?). Два первые цветут. Кроме них никаких не только цветов, но и зелени, видны остатки травы да редкие экземпляры остатков злаков (ветоши).[2]
Отава не растёт, шуршит и ломается оставшееся сено. Побои по ржам. По старым отавам лиловые колокольчики. Татарник пышный зацветает, шершни мохнатые в нём копошатся.[21]
С детства полюбились колокольчики: полевые, луговые, лесные, много их, и все нарядные, нежные, похожие на малюсенькие голубые колокола. Только не звенят они. Никогда. Летом на сильном ветру раскачиваются ― и не звенят. Молчаливые, красивые цветы. Крепкий утренник припудрил траву. На меже среди лохматой некоей кустик цветущих колокольчиков. Они замерзли. Они замерзли. Подул ветер, и зазвенели колокольчики. Голубые венчики тоненько, чуть-чуть слышно, отзывались ветру. Значит, звенят! Один раз в году, в пору глухого предзимья.[13]
Питательный корм для животноводства ― клевер: значительно уменьшенные меховые казачьи шапки, выкрашенные всеми оттенками сиреневого и прогибающиеся под тяжестью механизированных шмелей. Колокольчики мои, цветики степные, что глядите на меня, тёмно-голубые, а в жизни ― лиловые, покачивающиеся вниз головой на тонких стебельках. И таинственный львиный зев, цветы которого раскрываются, подобно львиной пасти, когда на их нижнюю часть садится достаточно упитанная пчела.[17]
Внизу, изгибаясь по изумрудной мураве, быстрый ручей вливался в светлый пруд. По влажным берегам его, как узорчатые каймы, пестрелись белые ландыши, жёлтые ноготки и голубые колокольчики.[22]
Музыканты — крупные маки и пионы — дули в шелуху от горошка и совсем покраснели от натуги, а маленькие голубые колокольчики и беленькие подснежники звенели, точно на них были надеты бубенчики. Вот была забавная музыка! Затем шла целая толпа других цветов, и все они танцевали — и голубые фиалки, и красные ноготки, и маргаритки, и ландыши. Цветы так мило танцевали и целовались, что просто загляденье!
Он опустил голову вниз и видел, что трава, бывшая почти под ногами его, казалось, росла глубоко и далеко, и что сверх ее находилась прозрачная, как горный ключ, вода, и трава казалась дном какого-то светлого, прозрачного до самой глубины моря; по крайней мере он видел ясно, как он отражался в нем вместе с сидевшею на спине старухою. Он видел, как вместо месяца светило там какое-то солнце; он слышал, как голубые колокольчики, наклоняя свои головки, звенели. Он видел, как из-за осоки выплывала русалка, мелькала спина и нога, выпуклая, упругая, вся созданная из блеска и трепета.
На полдороге между его имением и Ипатовкой, над самой кручью широкого оврага, находился небольшой берёзовый «заказ». Молодые деревья росли очень тесно, ничей топор ещё не коснулся до их стройных стволов; негустая, но почти сплошная тень ложилась от мелких листьев на мягкую и тонкую траву, всю испещрённую золотыми головками куриной слепоты, белыми точками лесных колокольчиков и малиновыми крестиками гвозди́ки.
Он усадил её на траву, нарвал цветов и кинул ей; она перестала плакать и тихо перебирала растения, что-то говорила, обращаясь к золотистым лютикам, и подносила к губам синие колокольчики. Я тоже присмирел и лёг рядом с Валеком около девочки.[3]
Мы шли обочиной дороги, сплошь покрытой бурыми прошлогодними листьями, еще не высохшими после снега. Кое-где сквозь их мертвую желтизну подымали свои лиловые головки крупные колокольчики «сна» ― первого цветка Полесья.[23]
Здесь, в саду, был дикий, нетронутый уголок. У воды цвела зеленовато-белая развесистая гречиха. Горицвет раскидывал белые полузонтики, и от них к вечеру запахло слабо и нежно. В кустарниках таились ярко-лазоревые колокольчики, безуханные, безмолвные. Дурман высоко подымал крупные белые цветы, надменные, некрасивые и тяжёлые. Там, где было сырее, изгибался твёрдым стеблем паслён с ярко-красными продолговатыми ягодами. Но эти плоды, никому не нужные, и эти поздние цветы не радовали глаз. Усталая природа клонилась к увяданию. Саша чувствовал, что всё умрёт, что всё равно-ненужно, и что так это и должно быть. Покорная грусть овладела его мыслями.
― Пусти… Пусти!.. Это я ему.
И в руке у нее Павел увидел скомканные, жалкие цветы: голубенький колокольчик и одуванчики. Они были, как она их сорвала, с листьями и травой, и держала она их так крепко, что из одуванчика выступил белый, как молоко, сок.
― Сестра! ― сказал дядя Егор, ― успокойся. Павел оттолкнул его плечом и кротко сказал: ― Положи, мама. И живые цветы легли на грудь мертвеца. Когда мать и Павел ушли, фотограф придал цветам живописное положение, и дядя Егор похвалил его.[4]
Как-то он перенёс сюда несколько полевых растений, вместе с куском дёрна, на котором они росли. Но ни куриная слепота, ни колокольчики не хотели жить без солнца. Они мало-помалу умирали, хирели, как хиреют чахоточные. Дольше всех держался какой-то цветок, хотя и он побледнел совсем в вечном мраке этой могилы. Старик Иван с любопытством разглядывал его, пока и тот не склонился на своём засохшем стебельке. Ивану остались одни грибы да какие-то серые лишаи, как седины проступившие на диком камне…
Я возвращался домой полями. Была самая середина лета. Луга убрали и только что собирались косить рожь.
Есть прелестный подбор цветов этого времени года: красные, белые, розовые, душистые, пушистые кашки; наглые маргаритки; молочно-белые с ярко-жёлтой серединой «любишь-не-любишь» с своей прелой пряной вонью; жёлтая сурепка с своим медовым запахом; высоко стоящие лиловые и белые тюльпановидные колокольчики; ползучие горошки; жёлтые, красные, розовые, лиловые, аккуратные скабиозы; с чуть розовым пухом и чуть слышным приятным запахом подорожник; васильки, ярко-синие на солнце и в молодости и голубые и краснеющие вечером и под старость; и нежные, с миндальным запахом, тотчас же вянущие, цветы повилики...[24].
Алые капли гвоздики, воздушные на тонких стеблях колокольчики, шелковистая дрёма, похожая на ветерок, заплутавшийся между травы, ярко блиставшие, подобные белому дню, головки пупавок, раковые шейки метёлками, напротив того, умерявшие свет тихой своей фиолетовостью, жёлтые лютики, чем-то напоминавшие пасхальные свечи в весеннюю ночь, и, наконец, у самой земли, разноцветные стайки анютиных глазок, похожих на маленьких девочек в ситцевых платьицах…[25]
Вон по мочежинам, по кочкам болотным, не моргая венчиками глазастыми ― вымытые цветы курослепа и красоцвета болотного; курятся тонкие стройные хвощи. Голубенькие цветики-незабудки, как ребята, бегают и резвятся у таловых кустов с бело-розовыми бессмертниками. А там по полянам, опять неугасимо пылают страстные огоньки, которые по-другому зовутся ещё горицветами: пламенно-пышен их цвет и тлезвонно-силен их телесный запах, как запах пота. А в густенной тайге медовят разноцветные колокольчики, сизые и жёлтые борцы, и по рямам таёжным кадит светло-сиреневый багульник-болиголов.[26]
«Как же ты отомстишь?» ― спросил студент, пугаясь меня.
И через несколько дней я с невинным видом принес Лилиной тетке, будто от моей мамы, средство от бородавок. У тетки возле нижней губы, в извилине, была большая бородавка. Стареющая эта дама расцеловала меня, причем поцелуи ее произвели на меня такое впечатление, как если бы в меня в упор стреляли из новой рогатки… Друзья мои, студент был отомщен. Из теткиной бородавки вырос цветок, скромный полевой колокольчик. Он нежно подрагивал от теткиного дыхания. Позор упал на ее голову. С воздетыми к небесам руками пронеслась тетка по двору, ввергая всех в панику… Моя радость была двойной. Во-первых, блестяще разрешился эксперимент выращивания цветов из бородавок, а во-вторых ― студент подарил мне велосипед. А в ту эпоху, друзья мои, велосипед являлся редкостью.[8]
Всё лето ― быстрое дачное лето, состоящее в общем из трёх запахов: сирень, сенокос, сухие листья, ― всё лето они обсуждали вопрос, когда и как перед ним открыться, и откладывали, откладывали, дотянули до конца августа. Они ходили вокруг него, с опаской суживая круги, но, только он поднимал голову, отец с напускным интересом уже стучал по стеклу барометра, где стрелка всегда стояла на шторме, а мать уплывала куда-то в глубь дома, оставляя все двери открытыми, забывая длинный, неряшливый букет колокольчиков на крышке рояля.[10]
Больница сверкнула ей навстречу всеми своими вымытыми стеклами. Она прошла в прохладный белый вестибюль. Возле справочного окошечка стояла очередь ― три человека. Софья Петровна не решилась подойти без очереди. Справки выдавала красивая сестра в накрахмаленном белом халате. Возле нее, перед телефоном, в стакане стоял букет колокольчиков.
― Алло, алло! ― закричала она в телефон, выслушав вопрос Софьи Петровны. ― Второе терапевтическое? ― и потом, положив трубку: ― Фроленко, Наталья Сергеевна, скончалась сегодня в 4 часа дня, не приходя в сознание. Вы родственница? Можете получить пропуск в покойницкую.[27]
Хорошо из этой тихой полутьмы вдруг выйти на светлую поляну, всё сразу по-иному, ― и тёплая земля, и запах нагретого солнцем можжевельника, и подвижность воздуха, и поникшие большие колокольчики, отлитые из фиолетового металла, и цветы дикой гвоздики на липких смолистых стеблях. На душе становится беспечно, и поляна ― как счастливый день в бедной жизни.[11]
В жаркий июньский день Сергей лежал с учебником истории русской литературы в густой траве подмосковного леска. Вокруг него пестрели желто-фиолетовые цветы иван-да-марьи, росло подымались над травой стебли колокольчиков с нежно голубеющими цветками, сияли звездочки лесной гвоздики... Сергей вырвал стебель колокольчика с самыми свежими и яркими цветами, заложил им книгу и, выйдя из рощицы, подошёл к пруду.[28]
Срез горы был бледно-красным, трава наверху и у подножия ― бледно-зелёной. И про глину под ногами можно было бы сказать: бледно-белая. То ли сероватая, то ли голубоватая, то ли желтоватая. Местами попадались прожилки и островки травы, жёлтой пижмы и синих колокольчиков. Колокольчики были огромные, с кулак.[15]
Как позже выяснилось, он не знал элементарных вещей, например очерёдности цветения растений, не подозревал, что за незабудкой и ландышем бешено зацветает сирень, за сиренью осторожно раскрывается жасмин, затем, как едва слышный инструмент, вступает колокольчик и — кукушкины слёзки, он не ведал, что потом эту лазурную мелодию почти одновременно подхватывают цикорий и василёк, о котором мне пришлось поведать ему отдельно…[29]
Колокольчики мои, Цветики степные!
Что глядите на меня, Темно-голубые?
И о чем звените вы В день веселый мая,
Средь некошеной травы Головой качая? <...> Конь несет меня стрелой На поле открытом;
Он вас топчет под собой, Бьет своим копытом.
Колокольчики мои, Цветики степные!
Не кляните вы меня, Темно-голубые![1]
Колокольчик поник над росистой межой,
Алой краской покрыт василёк голубой,
Сироты-повилики румяный цветок
Приласкался к нему и обвил стебелёк.
— Иван Никитин, «Перестань, милый друг, своё сердце пугать…», 1859
То южное ли солнце подшутило
над северной, тоскующей душой,
иль слишком жадные глаза поэта
мучительно и чудно обманулись,
не ведаю… Но вдруг исчезли горы,
гладь синяя мерцающего моря
в цветущую равнину превратилась: ромашек золотистые сердца,
и вдовий цвет лиловый и пушистый,
и колокольчики ― я различал
в траве густой, лоснящейся на солнце…[30]
— Игорь Чиннов, «Огромно-серым одуванчиком...», 1975
Есть поэмы, не закончены
Сорок лет и пятьдесят,
Будто, немы, колокольчики
Нерасцветшие висят,
Всё-то что-то ожидающе
И ничуть не увядающе,
На упругих стебельках,
Будто в будущих веках.[32]
