Перейти к содержанию

Гувернантка

Материал из Викицитатника
Дм.Воейков, его дочь Варвара и её гувернантка мисс Сорок
(Василий Тропинин, 1842)

Гуверна́нтка или (в зависимости от пола) гувернёр (фр. gouverneur — «управляющий»), иногда также бо́нна (фр. bonne — прислуга), когда речь идёт о женщине, нанятой в качестве воспитательницы детей в семье. В отличие от няни, гувернантка воспитывает детей более старшего возраста и совмещает присмотр и уход за детьми с занятиями некоторыми учебными предметами (прежде всего, иностранным языком).

Первые гувернёры появились в России в эпоху Петра I во времена приобщения российской элиты к европейской культуре. После указа 1737 года императрицы Анны Иоановны об образовании дворянских детей в Россию для поступления в гувернёры стал прибывать целый поток иностранцев, который не прекращался до самого конца царствования Александра I. Известнейшим русским гувернёром при цесаревиче был Василий Андреевич Жуковский. Между тем, в литературе известны десятки примеров интимных отношений в семье между гувернантками и отцами детей или с самими детьми, ставшие отдельным сюжетом.

Гувернантка в афоризмах и кратких цитатах

[править]
  •  

У моих меньших сестричек
Гувернантка из калмычек...[1]

  Иван Мятлев, «Любек» — Часть первая (Сенсации и замечания госпожи Курдюковой за границею, дан л'этранже), 1840
  •  

Лакей и горничная намекали, что он жил с гувернанткой, как раньше жил с ее предшественницами, причем не брезговал и горничными.

  Иван Путилин, «40 лет среди грабителей и убийц», 1889
  •  

Гувернантка-француженка не может войти в нашу детскую без того, чтобы не поднести брезгливо платка к носу.[2]

  Софья Ковалевская, «Воспоминания детства», 1890
  •  

Бледнолицая гувернантка упорно глядела на дорогу и нетерпеливо вздёргивала худенькими плечами, когда Маня шептала: «Что же он не едет? А вдруг его убило?..»[3]

  Анастасия Вербицкая, «Поздно», 1903
  •  

Были счастливы дети… Ушла гувернантка…[4]

  Леонид Семёнов, «Шарманка», 1904

Гувернантка в публицистике, мемуарах и документальной прозе

[править]
  •  

Раньше он служил в полку, вышел в ранних чинах в отставку и жил доходами, иногда играл на бирже. Он был вдов, имел дочь Лизу, четырнадцати лет, при которой находилась гувернантка, девица двадцати трех лет, очень красивой наружности. Кузнецов любил пожить и пожуировать. Лакей и горничная намекали, что он жил с гувернанткой, как раньше жил с ее предшественницами, причем не брезговал и горничными. Часто случалось, что, уйдя вечером, он не ночевал дома, но на другой день к завтраку он всегда сидел за столом на своем месте. <...>
Он мне уже место обещал. «Я, ― говорит, ― вдовец, у меня дочь, и ей гувернантка нужна. Я вас возьму». Привела я его. Он дюшес спросил. Налила я вина, сама отхлебнула, да потом выплюнула, а он стакан выпил. Пошел на постель, стал раздеваться, да как плюхнется ― и заснул! Я подождала ― он спит. Ну, я хлопнула в ладоши, взяла книжку и ушла, а его приказала не будить.
― А огни кто погасил?
― Он! ― Она помолчала и прибавила: ― Вот и всё.

  Иван Путилин, «40 лет среди грабителей и убийц», 1889
  •  

Стоит мне подумать о нашей детской, как тотчас же, по неизбежной ассоциации идей, мне начинает чудиться особенный запах ― смесь ладана, деревянного масла, майского бальзама и чада от сальной свечи. Давно уже не приходилось мне слышать нигде этого своеобразного запаха; да я думаю, не только за границей, но и в Петербурге, и в Москве его теперь редко где услышишь; но года два тому назад, посетив одних моих деревенских знакомых, я зашла в их детскую, и на меня пахнул этот знакомый мне запах и вызвал целую вереницу давно забытых воспоминаний и ощущений. Гувернантка-француженка не может войти в нашу детскую без того, чтобы не поднести брезгливо платка к носу.
― Да отворяйте вы, няня, форточку![2]

  Софья Ковалевская, «Воспоминания детства», 1890
  •  

Тем не менее, мы с любопытством и даже не без некоторого детского злорадства следим за тем, как старшие ссорятся, и ждем ― «чем-то все это разрешится?» Отец, не любивший полумер, решился на коренное преобразование всей системы нашего воспитания. Француженку прогнали, нянюшку отставили от детской и определили смотреть за бельем, а в дом взяли двух новых лиц: гувернера поляка и гувернантку англичанку. Гувернёр оказался тихим и знающим человеком, давал превосходные уроки, но собственно на воспитание мое имел мало влияния. Зато гувернантка внесла в нашу семью совсем новый элемент. Хотя она воспитывалась в России и хорошо говорила по-русски, но она вполне сохранила все типические особенности англосаксонской расы: прямолинейность, выдержку, уменье всякое дело довести до конца. Эти качества давали ей громадное преимущество над остальными домашними, которые все отличались совсем противоположными свойствами, и ими объясняется то влияние, которое она приобрела в нашем доме. Поступив к нам, все ее старания стали клониться к тому, чтобы устроить из нашей детской род английской nursery, в которой она могла бы воспитать примерных английских мисс. А бог ведает, как трудно было завести рассадник английских мисс в русском помещичьем доме, где веками и поколениями привились привычки барства, неряшливости и «спустя рукава». Однако, благодаря ее замечательной настойчивости, она все же до известной степени добилась своего. С сестрой моей, привыкшей до тех пор к полной свободе, ей, правда, никогда не удалось справиться. Года полтора, два прошли у них в постоянных стычках и столкновениях. Наконец, когда Анюте минуло 15 лет, она окончательно вышла из повиновения. Фактически акт ее освобождения из-под опеки гувернантки выразился тем, что кровать ее перенесли из детской в комнату рядом с маминой спальней.[2]

  Софья Ковалевская, «Воспоминания детства», 1890
  •  

― Don't dowdle, Sonja! If you are not ready in a quarter of an hour, you will bear the ticket «lazy» on your back during luncheon! ― раздается грозный голос гувернантки. С этой угрозой шутить нельзя. Телесные наказания изгнаны из нашего воспитания, но гувернантка придумала заменить их другими мерами устрашения; если я в чем-нибудь провинюсь, она пришпиливает к моей спине бумажку, на которой крупными буквами значится моя вина, и с этим украшением я должна являться к столу. Я до смерти боюсь этого наказания; поэтому угроза гувернантки имеет способность мгновенно разогнать мой сон. Я моментально спрыгиваю с кровати. У умывальника уже ждет меня горничная с приподнятым кувшином в одной и с большим лохматым полотенцем в другой руке.[2]

  Софья Ковалевская, «Воспоминания детства», 1890
  •  

В этом «пансионе для девиц» мы оставались недолго, только до весны, так как к лету, прямо из Франции, пароходом через Марсель и Одессу, должна была прибыть к нам в дом француженка-гувернантка, не говорящая по-русски. Это ожидание было огромным событием в нашей детской жизни. О нем много говорили и домашние. Бабушка несколько раз говорила по этому поводу маме: «надеюсь, не из Парижа ты ее выписала»? Мы знали, что по рекомендации директрисы Одесского Института для благородных девиц, дальней нашей родственницы, мама уже списалась с «вдовою Жакото», проживавшей в Baumes-les-Dames близь Безансона, и что старшая ее дочь Клотильда, недавно прошедшая курс «Ecole Normale» в Безансоне, решилась ехать в Россию, чтобы стать нашею гувернанткою. Мама очень стояла на том, чтобы мы изучали языки. Когда ушла от нас Марфа Мартемьяновна к дяде Всеволоду, нянчить Нелли, мама взяла к нам, в качестве приходящей бонны, англичанку, дочь местного переплетчика Милам, родившуюся уже в России. Мисс Элиза оказалась больше по названию «англичанка»; она вечно болтала с нами по-русски.[5]

  Николай Карабчевский, «Что глаза мои видели» (Том первый. В детстве), 1921
  •  

Влияние Елизаветы Семёновны ― ученицы самого А. Г. Рубинштейна ― на пожилого мужа и детей совершенно преобразили быт семьи по мере роста её благосостояния. В доме появились гувернантка-француженка, учитель музыки, много внимания уделялось чтению, танцам, театрам. Все дети прекрасно говорили по-французски. К гимназии их готовили нанятые учителя.[6]

  Андрей Колмогоров, «Мне доставшееся», 2012

Гувернантка в беллетристике и художественной прозе

[править]
  •  

У барина была экономка из его крепостных, которая, несмотря на приближенное свое звание, по беспечности барина так и оставалась крепостною. А у экономки была дочка, которую барин очень любил, очень деликатно воспитывал, баловал, рядил в шёлк и бархат, выписывал для нее старушку гувернантку французского происхождения, учил танцевать и играть на фортепиано, — словом, что называется, «давал образование». Эта-то экономкина дочка и была Наташа. Она с детства еще отличалась капризным, своенравным и настойчивым характером, вертела, как хотела, и барином и дворней — и барин исполнял все ее прихоти, а дворня подобострастно целовала у нее ручки и звала «барышней».[7]

  Всеволод Крестовский, «Петербургские трущобы» (Часть 1), 1867
  •  

Разумеется, у любимчиков и чай послаще, и молоко погуще. За столом председательствует гувернантка, Марья Андреевна, и уже спозаранку выискивает, кого бы ей наказать.
― У меня, Марья Андреевна, совсем сахару нет, ― объявляет Степка-балбес, несмотря на то, что вперед знает, что голос его будет голосом, вопиющим в пустыне.
― В таком случае оставайся совсем без чаю, ― холодно отрезывает Марья Андреевна.
― Да вы попробуйте! вы не затем к нам наняты, чтоб оставлять без чая, а затем, чтоб выслушивать нас! — протестует Степан сквозь слёзы.
― А! так я «нанята»![8]

  М.Е. Салтыков-Щедрин, «Пошехонская старина» (Житие Никанора Затрапезного, пошехонского дворянина), 1887
  •  

— Какая дурацкая манера будить, когда я всю ночь не спала! — раздражённо крикнула Лизавета Николаевна, поворачиваясь к мужу спиной.
— Извини, Лиля; я не знал, — пробормотал муж и на цыпочках пошёл вниз, бережно притворяя за собой все двери. На террасе дачи он сказал двум девочкам, которые кинулись ему на шею. — Не будите маму; она не спала всю ночь…
Гроза будет, я тоже не спала, — нервным голосом сказала бледная хорошенькая гувернантка, наливая Звягину кофе.[3]

  Анастасия Вербицкая, «Поздно», 1903
  •  

На дворе разразилась, наконец, давно ожидаемая гроза… Небо потемнело, буря грохотала, торжествуя победу, пригибая к земле верхушки деревьев, вырывая ветки, топча цветы, бросая мутные, крутящиеся потоки, неистово колотя в железные крыши и нагоняя страх на всё живое… Дети примчались из парка мокрые, испуганные, и теперь, переодетые во всё сухое, жались к гувернантке, каждый раз вздрагивая и пряча лицо при блеске молнии. Маня бегала от окна к окну, всплёскивая руками. «Ах, бедный папа! Он без зонтика!..» Гувернантка, тревожно поглядывая на часы, соображала вслух, что если даже буря застанет хозяина в поезде, в дороге, то от станции всё-таки четверть часа ходьбы. Ведь это нитки живой не останется… А извозчиков, наверное, там не будет. Их, ведь, никогда нет, когда они нужны.
В шестом часу гроза кончилась. Тучи унесло, солнце засверкало, запели птицы, закричали разносчики. Деревья, сверкая умытыми листочками, отряхивали брызги дождя. Все окна открылись, и жизнь, притаившаяся, было, снова вступила в свои права. Детские голоса радостно звенели на террасе. Горничная гремела посудой, накрывая на стол. Бледнолицая гувернантка упорно глядела на дорогу и нетерпеливо вздёргивала худенькими плечами, когда Маня шептала: «Что же он не едет? А вдруг его убило?..»[3]

  Анастасия Вербицкая, «Поздно», 1903
  •  

Я представил себе, как сто лет назад какой-нибудь телеграфист передовых либеральных взглядов или преподаватель географии в женской Одоевской гимназии играет на фисгармонии и поет приятным баритоном: «Над Канадой небо сине…», и на словах «Не спеши любовь оплакать…» крупная слеза величиной с виноградину падает из черного бархатного глаза одоевской купеческой дочери или молодой гувернантки в чашку с остывшим чаем…[9]

  Михаил Бару, «Замок с музыкой», 2013

Гувернантка в поэзии

[править]
Гувернантка.
(Ребекка Соломон, 1851)
  •  

Я всё мельком осмотрела,
Видеть город захотела
И пошла: везде в чепце
Вижу даму на крыльце,
Да и не одну ― десятки,
Ан манш курт, и все порядки
Соблюдают прежних лет:
Есть и фартук, и корсет,
И платочек, и корзинка,
Будто б про запас для рынка.
А мужчинынемцы тип:
Есть у всякого ла пип
И ла каннь, и фрак предлинный,
И кюлот ― костюм старинный,
И ле букль, и ле сулье ―
Веритаб<е>ль кавалье!
Кучера, ткачи, маркёры ―
Всех их, право, в гувернёры
Мы забрали б в старину!
Им была лафа ше ну!
Нынче времена иные:
Наши русачки лихие
Рады немцам указать.
Хваты, нечего сказать!
У моих меньших сестричек
Гувернантка из калмычек,
А у братцев гувернёр
Бывший Н. Н. шассер,
Сын приказчика простого,
Человека крепостного,
Но который, же ле гаж,
Навострился ан вояж ―
Так и режет по-французски.[1]

  Иван Мятлев, «Любек» — Часть первая (Сенсации и замечания госпожи Курдюковой за границею, дан л'этранже), 1840
  •  

И Пушкин смотрел… и смеялся, что я
Ботинки мои промочила.
«Молчите! идет гувернантка моя!» ―
Сказала я строго. (Я скрыла,
Что ноги промокли)… Потом я прочла
В «Онегине» чудные строки.
Я вспыхнула вся ― я довольна была…
Теперь я стара, так далеки
Те красные дни! Я не буду скрывать,
Что Пушкин в то время казался
Влюбленным в меня… но, по правде сказать,
В кого он тогда не влюблялся![10]

  Николай Некрасов, «Княгиня М. Н. Волконская», лето 1872
  •  

Был праздник. Ушла со двора гувернантка.
Был тихий вечерний, задумчивый час.
На улице пела тоскливо шарманка,
Все было и нынче, как было не раз. <...>
И пела по-прежнему где-то шарманка,
скрипела на кухне несносная дверь.
Были счастливы дети… Ушла гувернантка…
Было завтра, вчера и теперь[4]

  Леонид Семёнов, «Шарманка», 1904
  •  

Молчала мать, не зная, что сказать,
Но гувернантка молвила беспечно:
«Давно тебе самой пора бы знать,
Что матерью труднее быть, конечно.
Когда бы ты историю прочла,
Тебе б ясна была тому причина:
Ведь папой в Риме женщина — была,
А мамой ― ни один мужчина[11]

  Надежда Тэффи (Н. А. Лохвицкая), «У маменьки своей спросило раз дитя...», 1910
  •  

Наклонившись глядит из окна
Гувернантка в накидке лиловой
Froulein Else сегодня грустна,
Хоть и хочет казаться суровой.
В ней минувшие грезы свежат
Эти отклики давних мелодий,
И давно уж слезинки дрожат
На ресницах больного Володи. <...>
И разносчик с тяжелым лотком,
Что торгует внизу пирожками
Fraulein Else закрыла платком
И очки, и глаза под очками.
Не уходит шарманщик слепой,
Легким ветром колеблется штора,
И сменяется: “Пой, птичка, пой”
Дерзким вызовом Тореадора.[12]

  Марина Цветаева, «Шарманка весной», до 1912

Источники

[править]
  1. 1 2 Мятлев И.П. Стихотворения. Библиотека поэта. — Ленинград, «Советский писатель», 1969 г.
  2. 1 2 3 4 Ковалевская С.В. Воспоминания. Повести. — Москва-Ленинград, «Наука», 1974 г.
  3. 1 2 3 Анастасия Вербицкая. Сны жизни. — М.: Товарищество А. А. Левенсон, 1904. — С. 149-190.
  4. 1 2 Л.Семёнов. Стихотворения. Проза. Литературные памятники. — М.: Наука, 2007 г.
  5. Н. Карабчевский. «Что глаза мои видели». I. В детстве. II. Революция и Россия. — Берлин, 1921 г.
  6. А. Г. Колмогоров, «Мне доставшееся». Семейные хроники Надежды Лухмановой. — М.: Аграф, 2013 г.
  7. Крестовский В.В., Петербургские трущобы. Книга о сытых и голодных. Роман в шести частях. Москва, «Правда», 1990 г.
  8. М.Е. Салтыков-Щедрин. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 17. Москва, Художественная литература, 1973 г.
  9. Михаил Бару. «Замок с музыкой». — Нижний Новгород: «Волга», № 3-4 2013 г.
  10. Н. А. Некрасов. Полное собрание стихотворений в 3 томах: «Библиотека поэта». Большая серия. Ленинград: Советский писатель, 1967 год
  11. Надежда Тэффи в книге: Поэты «Сатирикона». Библиотека поэта (большая серия). — Л.: Советский писатель, 1966 г.
  12. М.И. Цветаева. Собрание сочинений: в 7 томах. — М.: Эллис Лак, 1994-1995 г.

См. также

[править]