Консьерж
Консье́рж, консье́ржка (фр. concierge) — служащий, в чьи обязанности входит обеспечение постояльцев в гостинице или жильцов дома всем необходимым и создание для них комфортных условий. Первые упоминаниях о консьержах встречаются с XII века под названием cumcerge (1192) или concierge (1220). Первоначальной функцией консьержей было поддержание горения свечей в замке. Позднее у консьержей добавились и другие обязанности. В этом смысле должность консьержа родственна таковой же портье, швейцара, вахтёра или коридорного.
В современном понимании слова консьерж впервые появился в сети гостиниц «Гранд» в XX веке, нововведение было одобрено постояльцами и вскоре получило широкое распространение по всему миру. В Европе консьерж как правило живёт в том же доме, занимая квартиру на первом этаже, поэтому он может быть доступен жильцам буквально круглые сутки.
Консьерж в определениях и кратких цитатах[править]
Верх деликатности: среди ночи проделать дыру в стене собственной квартиры, чтобы вернуться к себе, не разбудив консьержку.[1] | |
| — Альфонс Алле (из отдела заметок «le Journal»), 1880-е |
| — Александр Верещагин, «В Китае» (Воспоминания и рассказы 1901-1902 гг.) |
| — Влас Дорошевич, «Французы», Франко-русская повесть, 1905 |
Всечеловеческий Париж! В тебе я сам | |
| — Вячеслав Иванов, «Кто б ни был ты в миру, — пугливый ли отшельник...» (из цикла «Париж»), 1915 |
Консьерж погиб, ― апрельский яд | |
| — Саша Чёрный, «Апрель», 1925 |
| — Борис Поплавский, «Аполлон Безобразов», 1932 |
| — Саша Чёрный, «Кому в эмиграции жить хорошо», 1932 |
Однажды, это было в июне, пошёл дождик и замочил мой диван. Консьержка сказала, что я совершенно незаконно живу в этой квартире, в сущности, без стен, без потолка, с дырявым полом, и что если я провалюсь в нижний этаж или выпаду на улицу, то никакое страховое общество мне ничего не заплатит. Я старалась не попадаться ей на глаза.[7] | |
| — Нина Берберова, «Курсив мой», 1966 |
моё существованье ― тренировка | |
| — Денис Новиков, «Задумаешься вдруг: какая жуть...» 1992 |
| — Денис Новиков, «Задумаешься вдруг: какая жуть...» 1992 |
Фондана выдал консьерж. Или выразимся чуть-чуть осторожнее: Фондана, судя по всему, что мы знаем, выдал консьерж того дома, где он, Фондан, жил <...>. 30 мая 1944 вместе с сестрой Линой его отправили с предпоследним этапом из лагеря Дранси в Аушвиц-Биркенау. <...> Консьерж, между прочим, сразу после освобождения Парижа покончил с собою (не оставив записки).[9] | |
| — Алексей Макушинский, «Город в долине», 2012 |
В доме останутся только консьержи, и им ― как они доверительно сообщили ― выданы бейсбольные биты: отбиваться от народа, который, по всей очевидности, придет.[10] | |
| — Татьяна Толстая, «Ураган над Нью-Йорком», 2012 |
| — Алексей Тарханов, Алексей Асланянц, Дмитрий Бегляров, Париж, Путеводители «Афиши», 2015 |
...с течением времени профессия эта стала больше женской, чем мужской. Консьержками, которым выделяют за работу бесплатное жильё, часто работают бывшие проститутки, матери-героини или отважные португальские женщины.[11] | |
| — Алексей Тарханов, Алексей Асланянц, Дмитрий Бегляров, Париж, Путеводители «Афиши», 2015 |
Консьерж в публицистике и документальной литературе[править]
| — Саша Чёрный, «Объявления», 1925 |
Шестов писал о трагедии, Фондан решился её себе пожелать, ее призвать на себя… Вот, может быть, высшая форма ученичества, какую вообще можно себе представить. Чужая мысль подчинила себе его жизнь. <...> Фондана выдал консьерж. Или выразимся чуть-чуть осторожнее: Фондана, судя по всему, что мы знаем, выдал консьерж того дома, где он, Фондан, жил <...>. 30 мая 1944 вместе с сестрой Линой его отправили с предпоследним этапом из лагеря Дранси в Аушвиц-Биркенау. По крайней мере, они были вдвоем. Впрочем, кто знает, было ли им от этого легче. Ее судьба к тому же нам не известна, лишь об его последних днях сохранились свидетельства. Мы точно знаем дату его гибели ― 3 октября 1944. Ад, следовательно, длился четыре месяца. Консьерж, между прочим, сразу после освобождения Парижа покончил с собою (не оставив записки). Повесился, так сказать, на осине.[9] | |
| — Алексей Макушинский, «Город в долине», 2012 |
Консьерж/ Concierge. Первые консьержи появились в Париже в XIX веке, когда в каждом здании на первом этаже была выделена небольшая квартирка (loge) для «охранника» ― консьержа. Сегодня представители характерно парижской профессии должны выдерживать жестокую конкуренцию с автоматическими дверными кодами, но в старых кварталах их по-прежнему немало. Правда, с течением времени профессия эта стала больше женской, чем мужской. Консьержками, которым выделяют за работу бесплатное жильё, часто работают бывшие проститутки, матери-героини или отважные португальские женщины. Помимо охранной функции, консьержка еще и почтальон: можно передать письмо, вещь или ключ, если хозяина квартиры нет дома.[11] | |
| — Алексей Тарханов, Алексей Асланянц, Дмитрий Бегляров, Париж, Путеводители «Афиши», 2015 |
Консьерж в мемуарах, письмах и дневниковой прозе[править]
— А мой не только начался, но почти и кончился в этом «арьергарде любви», как ее называла madame Обержин, с которой я вас сейчас познакомлю. Провозился я целый день и, усталый как собака, бросился на диван, закурив трубку и взяв книгу Сивьяля о болезнях мочевых путей. Едва я успел заснуть и выронить трубку и книгу, кто-то дернул за колокольчик. «Это вы, бригадье?» — кричу я ему, то есть нашему сторожу или консьержу, которого шутя мы называли «бригадье» за его необыкновенно военную и суровую посадку. Мы, смеясь, говорили, что правительство его намеренно посадило консьержем в Maternite для того, чтоб отстращивать родильниц и делать их больше осторожными. «Я, говорит, я». | |
| — Александр Герцен, «Скуки ради», 1869 |
Затем идём в зал. Занавес подымается. Глазам представляется следующая картина из парижской жизни: стоит кровать; на ней сладким сном покоятся старик консьерж и его супруга, такого же почтенного возраста. Лежат они довольно долго. Вдруг раздаётся звонок. Это вернулись запоздалые жильцы. Старуха вскакивает и будит старика. Костюм её, в полосатой байковой юбке, приводит публику в неудержимый смех. Но вот встаёт, наконец, и сам старик, в колпаке, невыразимых, и начинает одеваться. Прежде всего напяливает туфли, затем какой-то архалук. Между тем звонок усиливается. Старик и старуха попеременно кричат: «voilà! voilà!», и наконец отпирают дверь. Врывается жилец, молодой человек, разъярённый, что ему долго не отпирали. Происходит перебранка и т. д. Солдаты играли отлично. Публика громко хохотала и много аплодировала.[2] | |
| — Александр Верещагин, «В Китае» (Воспоминания и рассказы 1901-1902 гг.) |
И я тихо прохожу мимо последней квартиры Ходасевича, откуда его увезли в больницу, откуда, через три года, взяли Олю. Я была тут два раза после этого, консьержка впустила меня, мы поднялись на цыпочках, говорили шепотом. Я взяла чемодан с его бумагами, его (отцовские, с ключиком) золотые часы, его портсигар и одну из литографий, когда-то купленных мною: вид угла Мойки и Невского, где изображен дом Елисеева, то есть Дом Искусств, где он жил, с окном его комнаты, в которое он смотрел, когда ждал меня. В первой комнате была просыпана пудра, цветы засохли в вазе и дурно пахли, кровати были в беспорядке: когда пришли за ней, она, вероятно, еще спала. На кухне на тарелке лежали три вареных картофелины в бело-зеленом мху. Консьержка торопила меня, стоя на страже в дверях. Во второй раз я пришла, когда все было вывезено ― книги, мебель, посуда… «Они были вчера и сказали, что приду и сегодня вечером и наложат печати», сказала консьержка. Я стояла в пустой комнате, где в самой середине, на полу, была подметена кем-то небольшая кучка мусора. Кучка мусора. А то еще бывает кучка пепла.[7] | |
| — Нина Берберова, «Курсив мой», 1966 |
Когда мне нужно было пройти в кухню, я шла по доскам, положенным вдоль наружной стены дома, где качались на своих подвесных балкончиках громко поющие маляры. Подо мной бежали автомобили, маленькие люди шныряли туда и сюда. Вечерами огня не было, и я под звездами лежала и думала, лежала и думала. Какая-то балка легла поперек коридора, и меня попросили пока не мыться. На всех моих вещах был слой белой пыли, и волосы от пыли казались седыми. Однажды, это было в июне, пошёл дождик и замочил мой диван. Консьержка сказала, что я совершенно незаконно живу в этой квартире, в сущности, без стен, без потолка, с дырявым полом, и что если я провалюсь в нижний этаж или выпаду на улицу, то никакое страховое общество мне ничего не заплатит. Я старалась не попадаться ей на глаза. Рабочие молча поглядывали на меня, а я пыталась сделаться совсем маленькой, чтобы они не замечали меня. Ночью я висела в воздухе над Парижем, над самым центром его, между фонарями и облаками, в полной тьме, где-то вблизи редких самолётов, которые (так мне казалось) могут задеть меня крылом.[7] | |
| — Нина Берберова, «Курсив мой», 1966 |
Стало быть, надо отключить лифты. И вообще электричество. И воду. В доме останутся только консьержи, и им ― как они доверительно сообщили ― выданы бейсбольные биты: отбиваться от народа, который, по всей очевидности, придет. Я так полагаю, он приходит всегда, будь то Америка или Антарктида. <...> Лифты в нашем здании уже отключены, мы спускаемся на грузовом. Наши консьержи обкладывают входные двери мешками с песком. На обратном пути ветер дует уже вполне угрожающе, а гул нарастает.[10] | |
| — Татьяна Толстая, «Ураган над Нью-Йорком», 2012 |
Окна на нашем 25-м этаже целы, но нет ни света, ни работающих сортиров (замолкли насосы), и жить в квартире нельзя. Затопило подвалы, и погибли все чемоданы, все игрушки, вся одежда, велосипеды, матрасы, ― всё. В фойе стоит вода десятисантиметровой высоты. У консьержей выросла борода и ввалились покрасневшие глаза, но руки их крепко сжимают бейсбольные биты.[10] | |
| — Татьяна Толстая, «Ураган над Нью-Йорком», 2012 |
Консьерж в беллетристике и художественной прозе[править]
Мы получили сказанное разрешение без труда и отправились в улицу Морг. Это один из самых жалких переулков между улицами св. Рока и Ришелье. Дом было очень легко найти, потому что перед ним все еще стояла небольшая толпа, глазевшая с бессмысленным любопытством на его закрытые ставни. Он не отличался ничем от других парижских домов: тот же боковой вход с небольшою, стеклянною будкою для консьержа, все прочее тоже по обыкновению, но мы обошли кругом все строение, и Дюпэн всматривался в соседние дома с таким вниманием, которое мне казалось даже совершенно излишним.[13] | |
| — Эдгар По, «Убийство на улице Морг», 1841 |
«La Patrie» <Отечество> расходилась в двойном количестве экземпляров, и когда я вернулся домой, моя консьерж была вся в слезах. | |
| — Влас Дорошевич, «Французы», Франко-русская повесть, 1905 |
И снова шумит граммофон, и, мягко шевеля ногами, народ богоносец и рогоносец поднимается с диванов, а ты, железная шоферская лошадка, спокойно стой и не фыркай под дождем, ибо и до половины еще не дошло танцевалище, не допилось выпивалище, не доспело игрище, не дозудело блудилище, и еще не время тебе зигзаги по улице выписывать, развозя утомленных алкоголем, кубарем проноситься по перекресткам, провожаема заливистыми свистками полиции. Ибо бал, как долгая непогода, только что разразился по-настоящему. Еще трезвы «се, хоть и пьяны, веселы, хоть и грустны, добры, хоть и злы, социалисты, хоть и монархисты, богомилы, хоть и Писаревы, и шумит вино, и льются голоса, и консьержка поминутно прибегает; а вот и консьержку умудрились напоить, и она, пьяная, кричит: «Vive la Sainte Russie!» и обнимает доктора Фауста, который, долго держа недопитый стакан, один на высоком табурете, поставив ногу на другой, высоченный, читает на дне парижского Иерусалима зарю «Апокалипсиса Терезы».[6] | |
| — Борис Поплавский, «Аполлон Безобразов», 1932 |
― Спасибо вам, Николай Семенович… Да что же, вы сами-то, я помог бы вам… За ним в комнату вошла толстая, неопрятная женщина. | |
| — Пётр Краснов, «Ложь», 1939 |
Консьерж в стихах[править]
| — Вячеслав Иванов, «Кто б ни был ты в миру, — пугливый ли отшельник...» (из цикла «Париж»), 1915 |
С задорным лаем мчатся псы, | |
| — Саша Чёрный, «Апрель», 1925 |
| — Саша Чёрный, «Эмигрантская полька», 1930 |
Ох нет, ― ответил сумрачно | |
| — Саша Чёрный, «Кому в эмиграции жить хорошо», 1932 |
Я в зоне пешеходной ― пешеход. | |
| — Денис Новиков, «Задумаешься вдруг: какая жуть...» 1992 |
Источники[править]
- ↑ Alphonse Allais: mots, propos, aphorismes En Verve. — Paris, Conde-sur-Noireau: Horay, 2004. — 128 с. — ISBN 2-7058-0344-0
- ↑ 1 2 Верещагин А. В. «В Китае». — СПб.: Издание В. А. Березовского, 1903 г.
- ↑ 1 2 Дорошевич В. М., Собрание сочинений. Том II. Безвременье. — М.: Товарищество И. Д. Сытина, 1905 год — стр.139.
- ↑ 1 2 В. Иванов. Собрание сочинений в 4 томах. — Брюссель: Foyer Oriental Chretien, 1971-1987 гг.
- ↑ 1 2 3 4 5 Саша Чёрный. Собрание сочинений в пяти томах. Москва, «Эллис-Лак», 2007 г.
- ↑ 1 2 Б. Ю. Поплавский. Собрание сочинений в 3-х тт. Том 2. — М.: Согласие, 2000 г.
- ↑ 1 2 3 Берберова Н. «Курсив мой». Автобиография. — М., 1996 г.
- ↑ 1 2 3 Новиков Д. Река — облака. — М.: Воймега, 2018 г. — 488 с.
- ↑ 1 2 Алексей Макушинский. Город в долине. — СПб.: Алетейя, 2013 г.
- ↑ 1 2 3 Т. Н. Толстая. Ураган над Нью-Йорком. — М.: «Русская жизнь», 2012 г.
- ↑ 1 2 3 Алексей Тарханов, Алексей Асланянц, Дмитрий Бегляров. Париж, Путеводители «Афиши». — М.: «Афиша Индастриз», 2015 г.
- ↑ Саша Чёрный, «Бумеранг». Независимый двухнедельник сатиры и юмора под редакцией профессора Фаддея Симеоновича Смяткина (1925)
- ↑ Избранные сочинения Эдгара Поэ с биографическим очерком и портретом автора. № 7 — (июль) — 1895. Ежемесячное приложение к журналу «Живописное обозрение». С.-Петербург. Контора журнала: Спб., Невский просп., № 63-40. С. 96
- ↑ Краснов П.Н., «Ложь. — Париж: Издание В. Сияльского, 1939 г.
