Ко́мплекс неполноце́нности (нем.Minderwertigkeitskomplex) — сильная навязчивая неуверенность в себе, заниженная самооценка, болезненное ощущение превосходства окружающих над собой. Это понятие ввёл в научный оборот австрийский психиатр и психолог Альфред Адлер.
Внешними признаками комплекса неполноценности обычно являются: попытки привлечь внимание к своим страданиям, боязнь контактов с людьми, страх допустить ошибку, психическое напряжение, иногда побочные последствия невротизации — дефекты речи, нервный тик. Молодые мужчины нередко маскируют комплекс неполноценности повышенной агрессивностью или алкоголем, а также разными символами статуса, такими как спортивныеавтомобили, вызывающая одежда и т.п. Высокомерие или щегольство также может говорить о тщательно скрываемом комплексе неполноценности.
В обыденной речи этим словосочетанием часто пользуются как уничижающим и почти ругательным, как правило, не вдаваясь в его реальное психологическое содержание.
Человек, уверенный в своей способности преодолеть свои трудности, не будет нетерпеливым. Самонадеянность, нетерпение, драчливость — признаки сильного чувства неполноценности у детей.
Если человек пускает пыль в глаза, то это только потому, что он чувствует неполноценность и не ощущает в себе достаточно сил для того, чтобы состязаться с другими в чем-то полезном. Вот почему он продолжает заниматься бесполезными вещами.
Ведущие психологи утверждают, что настоящая любовь укрепляет и исцеляет психику, снимает комплекс неполноценности, восстанавливает баланс гормонов и улучшает цвет лица.
Жгучий комплекс неполноценности заставляет современного человека с энтузиазмом ревизионировать прошлое, и Великую Эпоху в частности. Ей вменяют в вину обилие крови и трупов.[1]
Комплекс неполноценности и лёгкая форма латентной паранойи выражается в мании преследования и создания вымышленного врага. Такому человеку приносит удовольствие доставлять ближним неприятности, обеспечивая себе безопасную позицию.
...если у вас комплекс неполноценности, а вы на этой почве начали писать, — это многократно перевешивает ваши страдания по поводу внешности или биографии. Это же почти всемогущество. А человек без комплексов — зачем он нужен? Он мне неинтересен вообще.[3]
— Дмитрий Быков, «Человек без комплексов мне неинтересен», 2003
Лучшее, что есть в человеке <...> — комплекс Неполноценности. Только из него при значительном и системном усилии может вырасти реальная внутренняя деформация подлой человеческой природы.[4]:4
Депрессивные и больные люди всегда являются центром внимания в семье.
Таким образом, комплекс неполноценности является источником их силы. Они беспрестанно жалуются, что чувствуют слабость, теряют в весе, и прочее, но несмотря на это, они сильнее всех остальных. Они подавляют здоровых людей — факт, который не должен нас удивлять, так как в нашей культуре болезнь может давать определённую силу и власть. (И если бы мы задались вопросом, кто сильнейшие люди в нашей культуре, логично было бы ответить — младенцы. Младенцы правят, сами же оставаясь неподвластными.)
Совсем другое дело — ревность, которая является намного более сложной и опасной установкой, так как ни в каких ситуациях не может приносить пользу личности. Более того, ревность — это результат сильного и глубокого чувства неполноценности. Как правило, ревнивый человек боится не удержать своего партнёра, и в тот самый момент, когда он хочет управлять им и влиять на него, различными проявлениями ревности он только выдает свою слабость.
Знаю, что вы много слышали о чувстве неполноценности, которое характеризует как раз невротиков. Оно проявляется, в частности, в так называемой художественной литературе. Писатель, употребивший словосочетание «комплекс неполноценности», считает, что этим он удовлетворяет всем требованиям психоанализа и поднимает своё творение на более высокий психологический уровень. В действительности искусственное словосочетание «комплекс неполноценности» в психоанализе почти не употребляется. Он не является для нас чем-то простым, тем более элементарным. Сводить его к самовосприятию возможного недоразвития органов, как это любят делать представители школы так называемой индивидуальной психологии, кажется нам недальновидным заблуждением.[5]
— Зигмунд Фрейд. «Лекции по введению в психоанализ», до 1923
Именно потому, что комплекс неполноценности стал так популярен, я позволю себе сделать здесь небольшое отступление. У одного исторического деятеля нашего времени, который здравствует и поныне, но отошёл от дел, вследствие родовой травмы имело место некоторое недоразвитие одного члена. Очень известный писатель наших дней, охотнее всего пишущий биографии замечательных людей, занялся жизнью этого упомянутого мной человека. Но ведь трудно подавить в себе потребность углубления в психологию, когда пишешь биографию. Поэтому наш автор отважился на попытку построить все развитие характера своего героя на чувстве неполноценности, вызванном этим физическим дефектом. Но при этом он упустил один маленький, но немаловажный факт. Обычно матери, которым судьба дала больного или неполноценного ребёнка, пытаются восполнить эту несправедливость чрезмерной любовью. В нашем случае гордая мать повела себя по-другому, она отказала ребёнку в любви из-за его недостатка. Когда он стал могущественным человеком, то всеми своими действиями доказал, что так никогда и не простил свою мать. Если вы представите себе значение материнской любви для детской душевной жизни, вы, видимо, мысленно внесёте поправки в теорию неполноценности биографа.[5]
— Зигмунд Фрейд. «Лекции по введению в психоанализ», 1923
Чувство неполноценности имеет глубоко эротические корни. Ребёнок чувствует себя неполноценным, если замечает, что он нелюбим, и точно так же взрослый. Единственный орган, который может рассматриваться как неполноценный, это рудиментарный пенис, клитор девочки. Но по большей части чувство неполноценности происходит из отношения Я к своему Сверх-Я, являясь, так же как чувство вины, выражением напряжения между ними. Чувство неполноценности и чувство вины вообще трудно отделить друг от друга. Возможно, было бы правильно видеть в первом эротическое дополнение к чувству моральной неполноценности. [5]
— Зигмунд Фрейд. «Лекции по введению в психоанализ», 1923
Маслоу пересказывает горькую историю, рассказанную ему одним из друзей-психиатров. Речь идет о мужчине, самооценка которого упала настолько низко, что он не чувствовал себя достойным жизни. Когда он в конце концов совершил самоубийство, то сделал это, застрелившись на куче мусора: таково было его мнение о себе. Вот что произошло с человеком, не верившим, что он заслуживает красоты.
Те, кому красота не помогает стать здоровее, отличаются низким уровнем самооценки, отражающимся в этом образе. Так человек в испачканной одежде чувствует себя неловко в шикарном ресторане: он ощущает, что как бы «не заслужил такой чести».
В книге читатель обнаружит большое количество сапог, портянок, погон, галифе и оружия. Внук и племянник погибших солдат и сын солдата, я воздал должное этим атрибутам мужественности, несмотря на то, что они не в чести у сегодняшнего гражданина. Жгучий комплекс неполноценности заставляет современного человека с энтузиазмом ревизионировать прошлое, и Великую Эпоху в частности. Ей вменяют в вину обилие крови и трупов. Что ж, одни эпохи напоминают трагедии, другие — оперетты.[1]
Жил в Германии хрупкий болезненный юноша. Заикался от неуверенности. Избегал развлечений.
И только за роялем он преображался. Звали его Моцарт. Говорят, Сальери выглядел куда более полноценным...
— Сергей Довлатов, «Речь без повода... или Колонки редактора...», 1990-е
Нечто подобное — такую же авторефлексию, сходное самосознание — мы наблюдаем и в Германии: немецкая культура также могла осмыслять себя как пограничная, порубежная. Отсюда, в частности, своего рода комплекс неполноценности, объединяющий обе культуры (русскую и немецкую), ориентация на чужую культуру и, вместе с тем, антитетически связанный с ней национализм, пуристический отказ от чужой культуры, поиски корней, мифологизация истории, мессианизм — подчеркивание своей особой роли.
Однако исторически обоснованный комплекс неполноценности, свойственный населению западных областей Украины, почувствовавшему себя «национальной интеллигенцией», только заняв дома и квартиры своих бывших хозяев-поляков, изгнанных или уничтоженных Гитлером и Сталиным, следует лечить, а не навязывать всей Украине, даже если его разделяет президент.
Надо заметить, что потребность в такого рода мифах обычно возникает у представителей тех народов, которым в ходе истории приходилось страдать от притеснений со стороны более могущественных соседей и которым нужны какие-то дополнительные моральные опоры для самоутверждения. И весьма плачевно подобное проявление комплекса неполноценности у российских авторов. О «Велесовой книге» Особая ветвь любительской лингвистики, доводящая «идейную» нагрузку этого занятия до логического предела, — это составление на воображаемом древнем языке, созданном средствами любительской лингвистики, текстов, прямо изображающих величие наших предков, и попытка выдать эти тексты за древние. В России главным, самым известным сочинением этого рода является так называемая «Велесова книга», якобы написанная новгородскими волхвами в IX веке и якобы случайно найденная в 1919 году.[6]
— Андрей Зализняк, «О профессиональной и любительской лингвистике» , 2009
Буржуазии очень хочется иметь своего героя. Просто ей невмоготу, как хочется. Поэтому вцепились в Навального. Наконец! Дорвались!
У них так давно нет героя, им так неуютно без героя, к тому же и комплекс неполноценности развился.
— Эдуард Лимонов, «Буржуазия чешется, так хочет иметь своего героя!», 19 апреля 2013
Постоянное стремление представителей сексменьшинств публично демонстрировать свой образ жизни является определённым проявлением комплекса неуверенности в своей правоте, если не комплекса неполноценности — они не слишком уверены в своей нормальности и непременно нуждаются в общественном признании. Эти господа утверждают, что устраивают парад, чтобы окружающие люди их поняли. Но хорошо бы им сперва научиться самим понимать чувства окружающих, и уже тогда требовать от них ответного понимания.
...он понимал первейшую важность — русской фундаментальной науки, русских технологий, надежнейшего русского военно-промышленного комплекса. Если у кого-то из его друзей был комплекс неполноценности, комплекс зависти, комплекс амбициозности, то у Проханова был свой комплекс — военно-промышленный...
Лучшее, что есть в человеке и на что можно опереться – это комплекс Неполноценности. Только из него при значительном и системном усилии может вырасти реальная внутренняя деформация подлой человеческой природы.[4]:4
Эти вещи не должны передвинуть политику. Человеку не запретишь. Может быть, у него – ну я не знаю – какой-то комплекс неполноценности. Или у него, может быть, какие-то недоразумения, связанные с конкретными отношениями с той или иной национальностью. Но это не характерно для сознания, для мышления русских патриотов. И русских имперских националистов, в том числе вашего покорного слуги.
Имперский фактор является реальностью нашей идеологии. Вне империи нет России, русский народ является народом заблудшим, бессмысленным, проигравшим свою историю, нерентабельным народом. Об этом говорят демократы, навьючивая нам исторический комплекс неполноценности, который преодолим через имперский пафос.
...именно толстые журналы в конце 1980-х взяли на себя функции публикаторов запрещённых книг XX века — и, с одной стороны, закормили читателя демьяновой ухой из текстов, которые не отвечали на сугубо сегодняшние вопросы, а с другой — выступили в роли невольных убийц современной литературы, которой фактически привили комплекс неполноценности, — ещё бы, куда там кому-нибудь из нынешних до Платонова, Булгакова и Пастернака.[7]
С юности до конца дней Бирс страдал от ложного чувства, что ему не хватает образованности. Я больше не встречал другого интеллектуала, который бы так огорчался в присутствии человека, имеющего формальное образование. Фрейд называл это «комплекс неполноценности».
Единственное, от чего страдал Бирс — это комплекс неполноценности при общении с людьми своего возраста, получившими формальное образование, или с людьми, более признанными, даже если, по сути, это были умственные пигмеи. В присутствии человека с дипломом (но не в его отсутствии) Бирс страдал. Господи, если бы его враги знали о его слабости, его несчастной, неоправданной ничем слабости! Но они не знали.
Разумеется, Бирс не чувствовал настоящую интеллектуальную неполноценность. Он знал о богатстве своего дарования — как врождённого, так и приобретённого. Упоминая здесь и далее его комплекс неполноценности, я не намекаю на то, что у него было ложное представление о равенстве, нет. Его не волновало, что он может столкнуться с пренебрежением. Выпускники колледжей в его время, конечно, относились пренебрежительно к тем, кто не учился в колледже. Выпускники колледжей тогда встречались не так часто, небольшая ценность диплома тогда была ещё не так известна. Повторю, Бирса не волновало, что он может попасть в положение, в котором он окажется неполноценным. Он не раз говорил мне, что признаёт выдающегося человека, если тот обладает знаниями (не важно, в какой области), превосходящими его собственные. Но выдающийся человек мог касаться чисто теоретических вопросов, которые Бирса совсем не интересовали. Он на собственном опыте убедился, что все встречавшиеся ему люди считали, что его знания и его эрудиция не выходят за пределы их знания и их эрудиции. Это всегда его злило.
Я никогда не страдал комплексом неполноценности. Полгода я потратил на первые четыре рассказа объёмом в двадцать шесть страниц, хотя в принципе такой рассказ можно накатать за вечер. Я полагал, что работаю хорошо, а то, что поначалу не печатают, – дело обычное, естественное.
— Михаил Веллер, «Искусство – это то, что жуётся мозгами и сердцем» (интервью), 1998
Помню, особенно меня печалила вечная привычка Скрябина ходить “в обществе”, неизменно выворачивая лаковые штиблеты “носками наружу”, наподобие того, как это делают балерины, привыкшие к “первой позиции”. Грешным делом, похожую привычку я знал отчасти и за самим собой, и с детства боролся с очевидным проявлением комплекса неполноценности. Непросто понять, отчего именно такая незатейливая “выворотность” ног придаёт человеку бóльшую уверенность в себе, в своём облике, обаянии и внешней привлекательности!..[2]:413
Одна <девица> чудесно играет на пианино, а другая чудесно любит. Так не бывает, к сожалению, чтобы всё вместе. Всегда есть компенсация. Литература — это тоже компенсация, чаще всего она дается за комплексы. Человек садится писать, изживая травму. Но если у вас комплекс неполноценности, а вы на этой почве начали писать, — это многократно перевешивает ваши страдания по поводу внешности или биографии. Это же почти всемогущество. А человек без комплексов — зачем он нужен? Он мне неинтересен вообще.[3]
— Дмитрий Быков, «Человек без комплексов мне неинтересен», 2003
Насколько мне известно, только у древних греков были боги вина и веселья — Вакх и Дионис. А у нас вместо них — Фрейд, комплекс неполноценности и психоанализ, боязнь громких слов в любви и склонность к громким словам в политике. Скучная мы порода, не правда ли?
Странные люди эти девчонки. Каждый раз, когда упоминаешь какого-нибудь чистокровного гада – очень подлого или очень самовлюблённого, каждый раз, как про него заговоришь с девчонкой, она непременно скажет, что у него «комплекс неполноценности». Может быть, это и верно, но это не мешает ему быть гадом.
…я принадлежу к тем безумцам, которые темной ночью декламируют стихи и обливаются слезами перед какой-нибудь нелепой статуэткой. Я прихожу в волненье при виде жёлтых осенних листьев, а капли росы на зелёной лужайке кажутся мне слезами Земли. Мой психиатр говорил, что у меня комплекс неполноценности.
...над нашей семьей все время висел страх из-за маминого брата. Он был социал-демократом. В тридцать четвертом году его арестовали. Переписка длилась несколько лет, а потом наши письма стали приходить обратно со штампом «адресат унбекант», то есть адресат выбыл. Маме мы говорили, что его перевели в другой лагерь без права переписки, но мы с отцом подозревали, что его убили. Так оно и оказалось после войны…
— Скажите, — спросил я, — это вам не мешало в учебе или в работе?
— Прямо не мешало, — сказал он, подумав, — но все время было ощущение какой-то неуверенности или даже вины…
Это ощущение трудно передать словами, его надо пережить… Оно временами ослабевало, потом опять усиливалось…
Но полностью никогда не исчезало… Комплекс государственной неполноценности — вот как я определил бы это состояние.[8]
О господи, как же я не понимаю? Ведь тут самоутверждение. Свободный выбор. Это нужно не обществу, а — личности. Пускай самоутверждение, хорошо, соглашался я. Но какова его природа? Комплекс неполноценности. Не хватает опыта жизни и творческого накала. А когда нетворческий человек пытается творить, он заменяет акт творчества чем попало — чаще всего ничтожными домашними революциями. Внушает себе уважение к самому себе. Ну, а дальше? Ну а дальше? Ведь обществу, окружающим от этих геройств не холодно и не жарко.[9]
Мы поднялись в ресторан. Он заказал водки.
Выпили.
— Отчего ты грустный? — Секин коснулся моего рукава.
— У меня, — говорю, — комплекс неполноценности.
— Комплекс неполноценности у всех, — заверил Секин.
— И у тебя?
— И у меня в том числе. У меня комплекс твоей неполноценности.
...хорошая новость такая — эта рыночная стоимость значительно ниже, чем ему представляется в его гормональном угаре, помноженном на комплекс неполноценности и недоверие к успеху.
Что ж, одним французом больше, одним меньше. Утопил француза – спас сотню лягушек. Неприятная трусоватая нация. Маленькие носатые наполеончики. Наверное, из-за комплекса неполноценности их так и тянет на подвиги...
Он укреплял свои устои,
но, как заметил Авиценна,
в природе рядом с красотою
любая власть неполноценна.
И фараона мучил комплекс
неполноценности… Он комкал
салфетку мрачно за обедом,
когда раздумывал об этом.