Орангутан

Орангутан

Статья в Википедии

Медиафайлы на Викискладе

Орангута́н, орангута́ны (чаще орангута́нги, от малайского: orang utan — «лесной человек», лат. Pongo) — род древесных человекообразных обезьян, один из наиболее близких к человеку по гомологии ДНК. Ранее орангутаны обитали по всей Юго-Восточной Азии, однако до наших дней сохранились только популяции на Калимантане и Суматре.

По некоторым данным орангутан считается самым развитым в умственном отношении животным после человека. Кроме того, орангутаны — крупнейшие древесные обезьяны.

Орангутанг в коротких цитатах

	Орангутанг есть простой гражданин римский, а ты, о человек, живущий в обществе! ты Силла, ты Тиверий, ты Нерон!.. Читай свою историю, и трепещи!
	— Жюльен-Офре Ламетри, «Рассуждение о существах организованных», 1750

	Что касается до носа, который вообще у нас длиннее, нежели у орангутангов, то он, по уверенно г-на Деламетери, вытянулся от привычки сморкаться.
	— Жюльен-Офре Ламетри, «Рассуждение о существах организованных», 1750

	Видели ли вы в Королевском саду в стеклянной клетке оранг-утанга, похожего на святого Иоанна, который проповедывал в пустыне? <…> Кардинал Полиньяк однажды сказал ему: «Заговори, и я крещу тебя».
	— Дени Дидро, «Сон Д’Аламбера», 1769

	Ум орангутанга, этот столь развитой и так рано начинающий развиваться ум, с годами слабеет. Орангутанг, покуда он молод, поражает своей смышленостью, своей хитростью и проворством; тот же орангутанг в зрелости не больше как грубое, дикое, необходительное животное.
	— Фредерик Кювье, «Естественная история млекопитающих», 1825

	...в утро убийства, — возвратившись с попойки, матрос нашел орангутанга в своей спальне, вместо соседней комнаты, где он считал его плотно запертым. С бритвою в руке и весь вымазанный мылом, орангутанг сидел перед зеркалом и собирался бриться...
	— Эдгар По, «Двойное убийство в улице Морг», 1841

	...в Петербурге книгопродавец Поляков <...> издал книжонку, которая так же похожа на свой парижский оригинал, как орангутанг на человека.
	— Виссарион Белинский, «Физиология влюбленного», 1842

	Орангутанг ли наш Адам?
	— Пётр Вяземский, «По поводу современного зоологического вопроса» (из сборника «Заметки»), 1874

	Орангутанги отличаются от своих сородичей — свирепых бабуинов, легкомысленных макак, грязных сагуинов — своим почти человеческим разумом. Приручённые орангутанги служат за столом, прибирают комнаты, чистят одежду, ботинки, приучаются пользоваться ножом, вилкой, ложкой и даже пить вино...
	— Жюль Верн, «Таинственный остров», (часть первая, глава семнадцатая), 1874

	Рука орангутанга небрежно просунулась между прутьев, и прежде чем мы успели мигнуть, из шелкового пиджака Ханса на груди был вырван большой кусок, и свирепое животное, ворча, начало разрывать свою добычу на мелкие лохмотья.
	— Джозеф Редьярд Киплинг, «Бими», 1891

	У орангутанга была своя комната, своя постель с простынями и одеялом; он ложился вечером спать и вставал утром, курил сигары, обедал с Бертраном и гулял с ним под руку, совершенно как человек. Мало того: я сам видел, как эта скотина опрокидывалась в кресле и хохотала...
	— Джозеф Редьярд Киплинг, «Бими», 1891

	Суданезы Суматры и даяки Борнео убѣждены, что орангъ-утанъ — убѣжавшій въ лѣсъ человѣкъ, притворяющійся нѣмымъ, чтобы его не заставили работать.
	— Владимир Тихомиров, «Сингапур», 1894

	...орангутанг дышит сильнее, чем я; и в крыльях орла больше силы, нежели в моих руках. Итак, кое-что у животного выше, лучше, крепче, сияющее, чем у человека.
	— Василий Розанов, «Балет рук», 1900

	...я увидел над собой — как показалось с первого взгляда — огромного орангутанга; он стоял в двух шагах от меня на задних лапах, рассматривая со всех сторон мое ружьё, которое держал в руках.
	— Уильям Л. Олден, «Недостающее звено», 1903

	...местные дикари жестоко истребляют орангутанов, при помощи своих тонких ядовитых стрел, выдуваемых через длинную трубку человеком, спрятанным в засаду. Немудрено, что при таких условиях, орангутаны предпочитают вести одинокую жизнь...
	— Пётр Кропоткин, «Взаимная помощь как фактор эволюции», 1907

	..оно было ужасно, это чудовище. Но все же это было не что-то сверхъестественное, не исчадие ада, хотя, несомненно, и имело с ним сходство. Это был майас, или орангутанг, огромная человекообразная обезьяна, безраздельно господствующая в дебрях Борнео. Обезьяна, встречи с которой даяки боятся, как встречи с духом зла...
	— Эмилио Сальгари, «В дебрях Борнео», 1907

	Я как-то видел в зоологическом саду чем-то напуганного орангутана, и — честное слово — этот человеческий экземпляр со звериным лицом, гримасами и бессмысленным лопотаньем напомнил мне того орангутана.
	— Джек Лондон, Мятеж на «Эльсиноре», 1914

	Один из орангутангов изо всей силы хлестнул Ив. Ив., так что он упал на решетку канала, а в Фонтанку полетели его пенсне и шапка.
	— Зинаида Гиппиус, Записи, 22 января 1918

	Это был громадный орангутанг. Притаившись в углу и пристально вглядываясь маленькими глазами в гостя, он выпрямился во весь свой шестифутовый рост. Громадное тело было покрыто густой длинной шерстью; руки были так длинны, что касались пола. На нем была синяя рабочая блуза и синие широкие штаны, схваченные ремнем у пояса.
	— Эдгар Уоллес, «Мститель», 1925

	Горький <...>, душевно угловатый и без надобности резкий человек — орангутанг, нет-нет да вдруг и пробуждающийся от животности...
	— Константин Бальмонт, «Имени Чехова», 1929

	…старый орангутан <…> выше пояса напоминал огромного оплывшего завсегдатая эдинбургских пабов, любителя пива, снявшего рубаху из-за жары.
	— Виктор Пелевин, «Происхождение видов» 1993

	Ближайшие из современных родичей человека: орангутан, горилла и два подвида шимпанзе. Ну и в компанию мы попали!:72-73
	— Виктор Дольник, «Непослушное дитя биосферы», 1994

	Взрослый орангутан весьма смахивает на дружелюбную кучу старых ковриков, но вместе с тем он обладает силой, которая легко заставит человека той же весовой категории наесться такими ковриками до отвала.
	— Терри Пратчетт, «Роковая музыка», 1994

Орангутан в научной и научно-популярной литературе

Рассмотренное здесь преобладание мозговой нервной системы и интеллигенции в детстве и их ослабление в зрелом возрасте находит себе важное разъяснение и подтверждение в том, что у животной породы, ближайшей к человеку, у обезьян, существует в поразительной степени то же соотношение. Мало-помалу дознались, что столь понятливый орангутанг — это молодой понго, который, придя в возраст, теряет свое большое сходство с человеческим обликом и в то же время свою удивительную понятливость: низшая, „животная часть его лица увеличивается, лоб через это отступает назад, большие cristae, в виде зародышей мускула, придают черепу животную форму, деятельность нервной системы слабеет, и вместо нее развивается необыкновенная мускульная сила, которая, будучи достаточной для самосохранения обезьяны, делает уже излишней большую интеллигенцию. В особенности важно то, что́ по этому поводу высказал Фридрих Кювье <...>, мы читаем: „Ум орангутанга, этот столь развитой и так рано начинающий развиваться ум, с годами слабеет. Орангутанг, покуда он молод, поражает своей смышленостью, своей хитростью и проворством; тот же орангутанг в зрелости не больше как грубое, дикое, необходительное животное. То же самое надо сказать и про все остальные породы обезьян. У всех у них умственные силы падают, по мере того как возрастают силы физические. Животное, обладающее значительным умом, имеет его только в своем раннем возрасте“.

— Артур Шопенгауэр, «Мир как воля и представление», 1818

	Орган, развитый в каком-либо виде в необычайной степени или необычайным образом, в сравнении с видами сродными, расположен к чрезвычайной изменчивости. — Несколько лет тому назад я был сильно поражен заметкою мистера Уатергоуза, подтверждающею это положение. Судя по наблюдениям профессора Оуена над длиною рук у орангутана, он также пришел к подобному заключению.
	— Чарлз Дарвин, «О происхождении видов», 1859

Куда мы ни заглянем в доисторические времена, всюду натолкнёмся на человека, как на стадное животное, которое ни в каком случае не могло бы существовать, если бы не обладало инстинктами, обусловливающими совместную жизнь, т.е. сочувствием и известной степенью самоотвержения. Эти инстинкты мы находим даже у обезьян, и если они отсутствуют у пород, наиболее похожих на человека, у орангутана и гиббона, то это в глазах некоторых исследователей служит достаточным доказательством, что эти породы выродились и вымирают. Следовательно, неверно, что человек когда-либо был «одиноко рыскающим животным».

— Макс Нордау, «Фридрих Ницше», 1892

Из работы проф. Эдуарда Беккари, итальянского ботаника, странствовавшего в Сараваке (Борнео), видно, что местные дикари жестоко истребляют орангутанов, при помощи своих тонких ядовитых стрел, выдуваемых через длинную трубку человеком, спрятанным в засаду. Немудрено, что при таких условиях, орангутаны предпочитают вести одинокую жизнь, но есть факты, указывающие на то, что прежде орангутаны не были чужды общительности, так как, даже теперь, они собираются иногда небольшими группами, когда поспеет фрукт дуриана. «Лучшая пора для охоты за орангутанами», пишет Беккари, «это когда фрукт созреет. Тогда их легко находить по пяти, шести, или более, на одном дереве. В ту пору, когда я был в Маропе, маи (орангутаны) бродили по лесам в поисках за пищею, и нелегко было найти их, особенно нескольких вместе. Всё-таки я видел восьмерых в один день, из них четыре — на одном дереве». Даже разновидность тяпинг, которой меньше, чем разновидности касса, появляется группами, и даяки говорят, что многие из первых видны бывают около сёл, когда поспеет дуриан...

— Пётр Кропоткин, «Взаимная помощь как фактор эволюции», 1907

Беккари видел также множество их гнезд, или логовищ. «Слово гнездо», пишет он, «совершенно приложимо к их постелям или местам для отдыха, которые они приготовляют себе на деревьях, в тех местах где селятся на время. Они делают логовище из ветвей, наломанных у данного дерева и сложенных в том месте, где это дерево широко разветвляется надвое. Не видно никакой попытки хорошенько убрать эти ветви, или сделать навес. Просто сделана платформа, на которую животное может лечь. Гнезда орангутанов, которые я видел, очевидно были для одной особы. Быть может, пара и строит себе более удобное логовище, но я не нашел ничего, указывающего на домашние привычки у этих приматов». Впрочем, для своих фуражировок, орангутаны иногда сходятся по несколько.

— Пётр Кропоткин, «Взаимная помощь как фактор эволюции», 1907

	Наше знакомство с семейными отношениями общительных видов обезьян нашего времени отличается чрезвычайною недостаточностью, причем два необщительных вида — орангутан и горилла — не могут быть принимаемы в расчёт, так как оба вида, как я уже указал в тексте, очевидно принадлежат к вымирающим видам.
	— Пётр Кропоткин, «Взаимная помощь как фактор эволюции», 1907

	Ближайшие из современных родичей человека: орангутан, горилла и два подвида шимпанзе. Ну и в компанию мы попали! Одни хари, ни одного приличного родственника. А ведь есть среди приматов очень даже милые зверьки. Да вот беда: это всё самые отдалённые наши родственники.:72-73
	— Виктор Дольник, «Непослушное дитя биосферы», 1994

Орангутан в публицистике и документальной литературе

Оранг-Утанг (Orang-Outang), Эдвард Тайсон, 1699

Внутреннее и внешнее строение нашего тела, по уверенно ученого г-на Деламетери, совершенно сходно со строением тела орангутангов; важная перемена произошла оттого, что человек привык ходить на двух ногах. Голова, которая прежде делала прямой угол, теперь параллельна с туловищем; ноги не были прямы, как ныне; мускулы голеней, лядвей и ягодиц получили чрезвычайную крепость и величину от беспрестанных усилий держать тело в положении вертикальном: оттого на голенях выросли большие икры, оттого удивительным образом растолстели лядвеи и ягодицы. Орангутанги также имеют икры и ягодицы, потому что ходят на двух ногах: сперва и они не отличались ничем от прочих обезьян. <...> Что касается до носа, который вообще у нас длиннее, нежели у орангутангов, то он, по уверенно г-на Деламетери, вытянулся от привычки сморкаться.

— Жюльен-Офре Ламетри, «Рассуждение о существах организованных», 1750

	Умственные и нравственные качества орангутанга весьма близко подходят к человеческим. Общества орангутангов уже вознеслись до некоторой, довольно высокой степени совершенства; судя по аналогии, нельзя сомневаться, что они со временем будут то же, что и общества человеческие, если только люди не помешают их усовершенствованию и проч.
	— Жюльен-Офре Ламетри, «Рассуждение о существах организованных», 1750

Трудно согласиться, чтобы у старинных орангутангов икры были менее, нежели у нынешних, и чтобы привычка держать себя прямо была — как он уверяет — следствием усовершенствования умственных и нравственных способностей. Как бы то ни было, не благоразумнее ли, не произнося решительного мнения о столь важном предмете, подождать до тех пор, пока орангутангская академия наук — которая по следствию сего усовершенствования со временем непременно учредится — не издаст дневных своих записок?

— Жюльен-Офре Ламетри, «Рассуждение о существах организованных», 1750

Дуріанъ (Durio Libethinus), представитель семейства бавольниковыхъ, Bombaceae, близкихъ родственниковъ нашихъ мальвъ, Malvaceae, значитъ: покрытый иглами плодъ (Duri по-малайски остріе, шипъ, An — покрытый). Диво ростетъ онъ обильно на Борнео и западѣ Суматры, на родинѣ орангъ-утана, Satyrus rufus, представляя собою, какъ показалъ Уоллесъ, въ незрѣломъ состояніи предпочтительную пищу этого антропоида. Суданезы Суматры и даяки Борнео убѣждены, что орангъ-утанъ — убѣжавшій въ лѣсъ человѣкъ, притворяющійся нѣмымъ, чтобы его не заставили работать.

— Владимир Тихомиров, «Сингапур», 1894

Орангутан в мемуарах, письмах и дневниковой прозе

Сегодня Ив. Ив. <Манухин> пришел к нам хромой и расшибленный. Оказывается, выходя из «Комитета безопасности» (о, ирония!), что на Фонтанке, в 3 часа дня (и день светлый), он увидел женщину, которую тут же грабили трое в серых шинелях. Не раздумывая, действуя как настоящий человек, он бросился защищать рыдавшую женщину, что-то крича, схватил серый рукав… Один из орангутангов изо всей силы хлестнул Ив. Ив., так что он упал на решетку канала, а в Фонтанку полетели его пенсне и шапка. Однако в ту же минуту обезьяны кинулись наутек, забыв про свои револьверы… Да, наполовину «заячья падаль», наполовину орангутангье.

— Зинаида Гиппиус, Записи, 22 января 1918

Меня поразило тогда коренное различие между двумя этими литературными знаменитостями: Чехов и Горький. Один — воплощение душевного изящества, уравномеренной скромности, при полном сознании своих высоких творческих качеств, и вежливость чувства, и деликатность во всем. Другой — любопытство возбуждающий, частью даже и трогательный, но больше грубый, душевно угловатый и без надобности резкий человек — орангутанг, нет-нет да вдруг и пробуждающийся от животности, от звериности, когда при нем кто-нибудь скажет что-либо умное или занимательное.

— Константин Бальмонт, «Имени Чехова», 1929

Орангутан в беллетристике и художественной прозе

Орангутан, рисунок в книге Альфреда Брема «Жизнь животных», 1890

У стола, на судейском месте, сидел худощавый старик отвратительной наружности: рыжие космы падали беспорядочно на плеча, голова его, вытянутая, иссохшая, имела форму лошадиной, обтянутой человеческой кожей, с глазами гиены, с ушами и ртом орангутана, расположенными так близко одни от другого, что когда сильно двигались челюсти, шевелились дружно и огромные уши и ежились рыжие волосы. <...> Бледное, вытянутое лицо, взоры, бросавшие от себя фосфорический блеск, двигающиеся взад и вперед орангутанговые уши поразили его. Это был Липман.

— Иван Лажечников, «Ледяной дом», 1838

— Теперь, сказал Дюпен, — прочтите это место у Кювье. То было описание большого орангутанга. Я сразу понял все. — Описание пальцев, сказал я, прочитав, — вполне подходит под ваш рисунок. Никакое животное, за исключением орангутанга, и именно индейского, не могло бы сделать таких знаков, какие вы нарисовали. Клок темной шерсти тоже подходит, под описание Кювье. Но я не могу хорошенько объяснить себе подробностей убийства. Ведь свидетели слышали два голоса, и один из них был, несомненно, голос француза. — Справедливо; и вы, конечно, помните, что почти все свидетели единогласно приписывали грубому голосу восклицание: «Господи!» Один из свидетелей показал, что это слово было произнесено с упреком и досадой. На этом-то слове я и основал надежду совершенно распутать дело. Какой-нибудь француз знал об убийстве. Очень может быть, даже более, чем вероятно, что он неповинен в участии. Орангутанг ушел от него. Очень может быть, что он проследил за ним до самой комнаты, но не мог схватить его при совершившихся страшных обстоятельствах.

— Эдгар По, «Двойное убийство в улице Морг», 1841

Вот сущность того, что нам рассказал матрос. Он недавно ездил на Индейский архипелаг. Несколько матросов, в числе которых был и он, высадились в Борнео и пошли во внутрь страны на экскурсию. Он с одним из товарищей поймал орангутанга; товарищ умер, и он один остался владетелем животного. После многих хлопот при переезде, матрос, наконец, перевез орангутанга в Париж в свою собственную квартиру и, чтобы не привлекать назойливого любопытства соседей, тщательно запер животное, пока не вылечил его от раны на ноге, которую он нанес себе на корабле. Матрос хотел, во что бы то ни стало, продать своего зверя. Раз ночью или, лучше сказать, утром, — в утро убийства, — возвратившись с попойки, матрос нашел орангутанга в своей спальне, вместо соседней комнаты, где он считал его плотно запертым. С бритвою в руке и весь вымазанный мылом, орангутанг сидел перед зеркалом и собирался бриться, потому что, вероятно, видел когда-нибудь за таким занятием в замочную скважину своего хозяина. В ужасе при виде такого страшного оружия в руках животного, способного употребить его в дело, матрос в первые минуты не знал, на что решиться. Обыкновенно он усмирял обезьяну в минуты ее самого сильного раздражения ударами плети, потому и на этот раз хотел прибегнуть к тому же средству. Но на этот раз орангутанг прыгнул в дверь, побежал по лестнице и выпрыгнул через окно на улицу. Француз в отчаянии бросился за ним. Орангутанг, держа бритву, останавливался от времени до времени, обертывался, делал гримасы бежавшему за ним хозяину, и когда видел, что тот догоняет его, снова убегал. Эта охота длилась довольно долго. На улицах было совершенно пусто. Наконец, внимание орангутанга было привлечено светом в открытом окне четвертого этажа. Он бросился к стене, увидел громовой отвод, с невообразимой ловкостью влез наверх, уцепился за ставень, совершенно отворенную, и, упираясь в него, прыгнул в комнату прямо на кровать. Все это совершилось быстрее, нежели в минуту. Прыгнув, орангутанг откинул ставень опять к стене.

— Эдгар По, «Двойное убийство в улице Морг», 1841

Средства, употребленные им для того, чтобы нарядить компанию орангутангами, были очень примитивны, но вполне соответствовали его целям. В то время животные, о которых идет речь, редко привозились в цивилизованные страны; и так как костюмы, придуманные карликом, придавали наряженым действительно звероподобный и достаточно отвратительный вид, то публика могла принять их за настоящих обезьян. Прежде всего король и министры надели рубахи и панталоны из трико, в обтяжку. Затем их вымазали дегтем. Тут один из них посоветовал употребить перья; но это предложение было отвергнуто карликом, который убедил всех восьмерых, что шерсть орангутанга лучше всего устроить из пеньки. Густой слой последней был приклеен к смоле.

— Эдгар По, «Лягушонок», 1849

В эту минуту раздался крик, и крупная обезьяна, притаившаяся в тёмном коридоре, вбежала в комнату, преследуемая Набом. — Ах, разбойник! — вскричал Пенкроф и, взмахнув топором, хотел рассечь череп орангутангу, но инженер удержал его руку. — Пощадите её, Пенкроф, — сказал он. — Пощадить эту обезьяну? — Да, это она сбросила нам лестницу! Инженер сказал это таким странным тоном, что трудно было понять, шутит ли он или говорит серьёзно. Колонисты все вместе навалились на обезьяну и после недолгой борьбы повалили её на пол и связали. — Уф! — облегчённо вздохнул Пенкроф. — А теперь что мы с ней будем делать? — Мы из неё сделаем слугу, — ответил Герберт. Юноша не шутил, говоря это. Он знал, что эти умные животные отлично поддаются дрессировке.

— Жюль Верн, «Таинственный остров», (часть первая, глава семнадцатая), 1874

Колонисты рассматривали своего пленника; это был представитель того вида человекообразных обезьян, лицевой угол которых только немногим острее лицевого угла австралийцев или готтентотов. Орангутанги отличаются от своих сородичей — свирепых бабуинов, легкомысленных макак, грязных сагуинов — своим почти человеческим разумом. Приручённые орангутанги служат за столом, прибирают комнаты, чистят одежду, ботинки, приучаются пользоваться ножом, вилкой, ложкой и даже пить вино так же, как… самый исполнительный слуга. Известно, что у знаменитого французского естествоиспытателя Бюффона была такая обезьяна, которая долго и преданно служила ему. Орангутанг, пойманный колонистами, был громадным самцом шести футов ростом, пропорционально сложенным, с широченной грудью и небольшой головой; лицевой угол его достигал шестидесяти пяти градусов, череп был закруглён, шерсть была мягкой и блестящей. Одним словом, это был великолепный образец человекообразной обезьяны. Его глаза, несколько меньшие, чем у человека, светились умом. Белые зубы сверкали под густыми усами, а под подбородком вилась курчавая бородка. — Вот так красавец! — сказал Пенкроф. — Если бы знать его язык, можно было бы живо сговориться с ним.

— Жюль Верн, «Таинственный остров», (часть первая, глава семнадцатая), 1874

Поводом к разговору послужил орангутанг в большой железной клетке, привязанной к овечьему стойлу. Ночь была удушливо жаркая, и когда мы с Хансом Брейтманом проходили мимо, таща на нос парохода наши циновки, орангутанг проснулся и нахально начал болтать что-то по-своему. Его поймали где-то на острове Малайского Архипелага и везли в Англию, чтобы показывать за плату по шиллингу с персоны. В продолжение четырех суток он непрерывно вопил, бился и ломал крепкую решетку своей тюрьмы и едва не придушил ласкара, неосторожно приблизившегося к его огромной волосатой руке. — Не мешало бы тебе, дружок, хорошенько похворать морской болезнью, — сказал Ханс Брейтман, останавливаясь у клетки. — Ты что- то слишком буянишь! Рука орангутанга небрежно просунулась между прутьев, и прежде чем мы успели мигнуть, из шелкового пиджака Ханса на груди был вырван большой кусок, и свирепое животное, ворча, начало разрывать свою добычу на мелкие лохмотья.

— Джозеф Редьярд Киплинг, «Бими», 1891

У него в доме жил орангутанг, точь в точь как вон это злобное животное в клетке. Бертран нашел его в лесу совсем младенцем и воспитал его как бы своего брата, товарища и вместе игрушку. У орангутанга была своя комната, своя постель с простынями и одеялом; он ложился вечером спать и вставал утром, курил сигары, обедал с Бертраном и гулял с ним под руку, совершенно как человек. Мало того: я сам видел, как эта скотина опрокидывалась в кресле и хохотала, когда Бертран подшучивал надо мною. Говорю вам, это было не животное, но взаправду человек: при мне он говорил по-своему с Бертраном, и тот понимал его и отвечал ему. Звали его Бими.

— Джозеф Редьярд Киплинг, «Бими», 1891

Я машинально оглянулся назад, но, разумеется, никакой обезьяны там не было. Тем не менее, я чувствовал себя очень скверно и тем сквернее, что Соловцов представлял собою в данный момент совершенно здорового психически человека. Глаза его смотрели вполне сознательно; лицо имело выражение спокойного мышления. — Однако, я ничего не вижу, — неуверенно сказал я. — Я знаю, что никто, кроме меня, этой обезьяны не видит, — отвечал Соловцов. — Между тем, я различаю каждый волосок на ее теле. Однажды я справился с зоологическим атласом и убедился, что она принадлежит к породе орангутангов. Она около двух с половиной аршин роста, покрыта рыжеватой, несколько свалявшейся шерстью, узкие глаза ее смотрят лукаво и осмысленно, особенно же неприятна мне постоянная улыбка ее большого, оскаленного рта.

— Николай Павлов, «Обезьяна и женщина», 1892

Проснувшись от яркого солнечного света, я увидел над собой — как показалось с первого взгляда — огромного орангутанга; он стоял в двух шагах от меня на задних лапах, рассматривая со всех сторон мое ружьё, которое держал в руках. Я живо вскочил, но он схватил меня за шиворот, прежде чем я успел выпрямиться. Его рука впилась в мое тело, как клещи паровой машины. Ясно было, что вырываться — глупо; он меня поймал, и мне оставалось покорно ждать, что из этого выйдет. Мы двинулись по тропинке: он вел меня впереди, направляя вытянутой рукой, не отпускавшей моей шеи. Мне видны были только его ступни, когда он делал большие шаги, и я заметил, что пальцы на них необыкновенно длинные. Вдруг я догадался, что это — Недостающее Звено! Бутлер не раз говорил, что на нем должна быть шерсть, и пальцы ног должны отличаться необыкновенной длиной, но во всем остальном оно будет очень похоже на человека. Существо, которое вело меня за шиворот, соответствовало этому описанию как нельзя лучше; это не был ни человек, ни обезьяна, а действительно нечто среднее! И передо мной предстал весь курьез положения…

— Уильям Л. Олден, «Недостающее звено», 1903

Каммамури не мог сдержать невольной дрожи, пробежавшей по всему телу: да, оно было ужасно, это чудовище. Но все же это было не что-то сверхъестественное, не исчадие ада, хотя, несомненно, и имело с ним сходство. Это был майас, или орангутанг, огромная человекообразная обезьяна, безраздельно господствующая в дебрях Борнео. Обезьяна, встречи с которой даяки боятся, как встречи с духом зла; обезьяна, челюсти которой обладают поистине невероятной силой, зубы способны перекусить ствол ружья, руки могут сломать, как былинку, порядочное дерево.

— Эмилио Сальгари, «В дебрях Борнео», 1907

...от островка их отделяло больше двадцати миль. Тогда решили идти разыскивать гнездо орангутангов, которое, по всем признакам, не могло быть далеко. Действительно, гнездо найти удалось довольно легко, и, к общему удивлению, охотники увидали там не одну обезьяну, как ожидали, а две. Одна таскала пояс маратха с драгоценными зарядами. Попытались подобраться к дереву, на ветвях которого находилось гнездо майасов, но это оказалось невозможным: орангутанги осыпали подходивших огромными сучьями, кусками коры, словно градом пуль. Каждую минуту эти импровизированные снаряды могли раздробить кому-нибудь голову. Тогда, посовещавшись, Янес и Каммамури забрались на нижние ветви ближайшего к гнезду орангутангов дерева — это был могучий ветвистый дуриан — и стали выжидать, не представится ли удобный момент для того, чтобы подстрелить обезьян.

— Эмилио Сальгари, «В дебрях Борнео», 1907

Трагедия разыгралась с непостижимой быстротой: раненый орангутанг бросился на Тремаль-Наика. Пуля индуса пролетела мимо — так неуловимо быстры были движения обезьяны. Одним ударом своих рук орангутанг мог убить оказавшегося беззащитным Тремаль-Наика. Но Сандакан загородил дорогу и нанес обезьяне удар тяжелым крисом в грудь. Хлынул поток крови. Однако зверю и этого было мало: он только отпрянул в сторону, чтобы через секунду ринуться на Янеса. И тут «господина леса» ждал конец, потому что Янес, успевший перезарядить оба ствола своего карабина, выпустил почти одновременно два заряда прямо в пасть ужасного животного. Обезьяна упала мертвой, но и труп ее вызывал страх. — Держите! Держите! — раздался в это время крик Каммамури. — Что случилось? — оглянулся, заряжая снова ружье, Янес. — Самка убегает! — На здоровье! — отозвался Сандакан. — С нас достаточно и двух убитых чудовищ. — Но она… Она уносит мой пояс с патронами! — кричал маратх. В самом деле, было видно, как «подруга» убитого только что «господина леса» удирала с поразительной быстротой, таща с собой, словно какую-то драгоценность, пояс Каммамури с патронами.

— Эмилио Сальгари, «В дебрях Борнео», 1907

Я прошел на бак и подоспел как раз вовремя, чтобы видеть, как его поднимали на борт. Он был совершенно нагой, весь залитый кровью, — в припадке бешенства он нанес себе раны в нескольких местах. Из раны на кисти руки, кровь брызгала с каждым биением пульса. Это было гнусное, почти нечеловеческое существо. Я как-то видел в зоологическом саду чем-то напуганного орангутана, и — честное слово — этот человеческий экземпляр со звериным лицом, гримасами и бессмысленным лопотаньем напомнил мне того орангутана.

— Джек Лондон, Мятеж на «Эльсиноре», 1914

Это был громадный орангутанг. Притаившись в углу и пристально вглядываясь маленькими глазами в гостя, он выпрямился во весь свой шестифутовый рост. Громадное тело было покрыто густой длинной шерстью; руки были так длинны, что касались пола. На нем была синяя рабочая блуза и синие широкие штаны, схваченные ремнем у пояса. — Баг! — позвал сэр Грегори таким мягким, ласковым голосом, какого Майкл в нем не подозревал. — Иди сюда. Громадная фигура отделилась от стены и вышла на середину комнаты. — Этот человек мой друг, Баг. Чудовище протянуло лапу. На мгновение рука Майкла ощутила мягкую, шелковистую шерсть. Баг поднес лапу к ноздрям и странно всхлипнул: единственный звук, который он издал. — Принеси папирос, — приказал Пенн. Обезьяна тотчас вышла в соседнюю комнату и вернулась с коробкой. — Не эти, — сказал Пенн, — другие, поменьше. Он говорил четко и раздельно, как разговаривают с глухими или слабоумными. Не колеблясь ни секунды, Баг вернул коробку на место и принес другую. — А теперь унеси отсюда виски и содовую. Орангутанг повиновался. Он отнес стаканы в буфет, не пролив ни капли. — Спасибо, Баг, это все.

— Эдгар Уоллес, «Мститель», 1925

— Нет, обезьяна не случайно увидела открытое окно, а явилась с твердым намерением унести вашу главную актрису. Звучит это драматически и неправдоподобно, но таково мое мнение. Я уже говорил вам, что этот орангутанг умен, как человек. — Но он не знает девушки. Он никогда не видел ее. — Он знает ее запах, — возразил Майкл. — Она потеряла в Тауэрсе перчатки. Очень возможно, что благородный баронет намеренно украл их, чтобы подарить потом Багу. — Я не могу поверить этому. Все это какая-то сплошная чепуха! Хотя, — прибавил Небворт задумчиво, — я знаю, что орангутанги способны иногда на удивительные вещи. Вы подстрелили его? — Нет, я промахнулся. На него, по-видимому, уже охотились, потому что он сразу сообразил, в чем дело. Иначе он бросился бы на меня, а вторым выстрелом я, несомненно, уложил бы его на месте.

— Эдгар Уоллес, «Мститель», 1925

Баг… Шерсть орангутанга была испачкана кровью, голова обсыпана серой пылью. Зверь остановился, обнюхал свисавшее с помоста тело и ласково коснулся лапой лица баронета. Стремительно повернувшись, он бросился на Лонгваля, и старик упал на землю, тщетно защищаясь. Баг подмял его под себя и сел на грудь, рыча и яростно взвизгивая; сильным движением он вдруг поднял громадное тело старика в воздухе, снял свободной рукой Пенна с помоста и положил Лонгваля на его место, лицом вниз, затылком под лезвие гильотины. Майкл, онемев от ужаса, следил за обезьяной. Баг однажды был свидетелем казни! Отсюда, из этой пещеры, он бежал в ту ночь, когда Фосс был убит. Получеловеческая мысль орангутанга запомнила подробности казни. Майкл видел, как Баг старался припомнить мелочи и порядок процедуры.

— Эдгар Уоллес, «Мститель», 1925

	— Миша, — говорит сестра писателя, любовно стирая пыль с пишущей машинки, — напиши сценарий. — Почему ты не предложишь мне написать обозрение для орангутангов? — Михаил Павлович, — мягко отзывается с дивана приятель, — ты не прав. Обозрения для орангутангов никто не купит. Это очень свежая мысль, но для осуществления ее нужны меценатские средства.
	— Саша Чёрный, «Млечный путь» (назидательный рассказ), 1926

	Кричите «Оранго», а сами не знаете, что это за гусь. Оранго — экземпляр человекоподобной обезьяны. Самое звено между человеком и обезьяной питекантропус, про которого великий Дарвин сказал: «Мы его найдем, черт вас всех побери!» Несколько служащих вносят картограммы и диаграммы. Выходят — старый зоолог с шоколадом, за ним — Оранго, одетый в шикарный европейский костюм.
	— Алексей Толстой, «Оранго» (либретто оперы), 1931

	Я — журналист, Поль Маш. И я в восторге от приёма, мне здесь оказанного, дружески готов вам рассказать парочку анекдотов. Оранго — мой ученик. Он был блестящим журналистом. Увы, так все проходит… Жизнь его необычайна…
	— Алексей Толстой, «Оранго» (либретто оперы), 1931

…старый орангутан <…> выше пояса напоминал огромного оплывшего завсегдатая эдинбургских пабов, любителя пива, снявшего рубаху из-за жары. На его почти безволосой груди выделялись мощные складки, похожие на отвислые женские груди, — это сходство подчёркивали крупные темные соски, но Дарвин знал, что на стальных мышцах животного нет ни одной унции жира. Что-то женское было и в длинных рыжеватых косичках, в которые сплетались длинные пряди шерсти; росшие на боках мощного тела, в широких крепких бедрах и сильно выступающем вперёд животе.

— Виктор Пелевин, «Происхождение видов» 1993

Орангутан в стихах

Калимантанский орангутан

	И с свистом звонким, молодецким Разбойника сбрось Соловья С дубов копьем вновь мурзавецким, И будь у нас второй Илья; И, заперши в железной клетке, Как желтоглазого сыча, Уранга, сфинкса на веревке Примчи, за плечьми второча.
	— Гавриил Державин, «Атаману и войску Донскому», 1807

	Орангутанги (так в Езопе Читал я) славились в Европе Речами, — и от них идет Всех адвокатов наших род. Их предок раз в ученом пренье Сказал: «В науке твердо мненье, Что люди всех веков и стран Лишь обезьянят обезьян.
	— Пьер Беранже (пер. М. Л. Михайлова), «Орангутанги» (из сборника «Новые и последние песни»), 1839

	Да и в прошлом нет причины Нам искать большого ранга, И, по мне, шматина глины Не знатней орангутанга.
	— А. К. Толстой, «Послание к М. Н. Лонгинову о дарвинисме», конец 1872

	Орангутанг ли наш Адам? От обезьян идём ли мы? Такой вопрос решать не нам: Решат учёные умы.
	— Пётр Вяземский, «По поводу современного зоологического вопроса» (из сборника «Заметки»), 1874

	Посмеемся, посмеемся Над историей забавной Человека-обезьяны По прозванию Оранго. <...> Посмеемся, посмеемся Над бесплодною попыткой Управлять штурвалом жизни Обезьяньими руками…
	— Алексей Толстой, «Оранго» (либретто оперы), 1931

См. также

• Павиан
• Обезьяна
• Антропогенез
• Австралопитек
• Павиан
• Гамадрил
• Шимпанзе
• «Обезьяна и сущность»
• «Обезьяна приходит за своим черепом»