Перейти к содержанию

Титан (понятие)

Материал из Викицитатника
Колосс Родосский

Тита́н, гига́нт, велика́н, исполи́н, коло́сс, — в широком смысле слова: объект, предмет, живое существо или человек аномально большого размера, неизмеримо превосходящий окружение. Тот, перед которым все остальные кажутся карликами или пигмеями.

Понятие метафорически восходит к тита́нам древнегреческого пантеона (др.-греч. Τιτᾶνες, ед. ч. Τιτάν), божествам второго поколения, детям Урана (неба) и Геи (земли). Шесть братьев и шесть сестёр-титанид вступили в браки между собой и породили новое поколение богов: Прометея, Гелиоса, Муз, Лето и других. Отсюда титан — человек огромных, наполовину божественных возможностей, создавший что-либо великое.

Титан в афоризмах и кратких цитатах

[править]
  •  

Кто же, спросят, этот титан, который ворочает и сушей и водой? кто меняет почву и климат? Титанов много, целый легион; и все тут замешаны, в этой лаборатории: дворяне, духовные, купцы, поселяне ― все призваны к труду и работают неутомимо.[1]

  Иван Гончаров, Фрегат «Паллада», 1855
  •  

Это был величайший прогрессивный переворот из всех пережитых до того времени человечеством, эпоха, которая нуждалась в титанах и которая породила титанов по силе мысли, страсти и характеру, по многосторонности и учёности.[2]

  Фридрих Энгельс, «Диалектика природы» (гл. 6), 1882
  •  

Не создавай себе обманов,
Не представляй в уме своем
Эффектной битвой двух титанов
Борьбу добра с могучим злом.[3]

  Дмитрий Михайловский, «Когда ты хочешь трезвым взглядом», 1896
  •  

Как погребали Европу осенним, пасмурным днём титаны разрушения, обросшие мыслями, словно пушные звери шерстью![4]

  Андрей Белый, «Симфония», 1901
  •  

Мещане торгуют титанами…[5]

  Саша Чёрный, «На могилах» (из цикла «В Немецкой Мекке», 1910
  •  

Философия Гегеля ― предельная и величавая попытка, попытка титана поставить философию выше человека и выше бытия.[6]

  Николай Бердяев, «Смысл творчества», 1914
  •  

Титан! Титан!
Кто ты ― циклоп-людоед
С чирием глаза, насаженным на таран...[7]

  Михаил Зенкевич, «Порфибагр», Декабрь 1918
  •  

Всё это похоже на пародию. Этот дешевый стиль <...>: «Титан музыки XIX века Рихард Вагнер».[8]

  Корней Чуковский, Дневник, 1921
  •  

Несколько дней, после того как солнце скрылось за горизонтом, ежедневно к двенадцати часам дня небосклон ярко горел и полыхал отблесками титанического пожарища...[9]

  Ареф Минеев, «Пять лет на острове Врангеля», 1936
  •  

Ты горьким обречен потерям,
Титан на крыльях восковых![10]

  Валерий Перелешин, «Совершенство», 29 декабря 1936
  •  

Колеблет землю, как титан,
Очки протёрши, Левитан.[11]

  Марк Тарловский, «Глашатаи», февраль 1944
  •  

...выпейте бутылку кока-колы… погуляйте по Бродвею… и, приведя нервы хотя бы в относительный порядок, поймите: в области художественного творчества вы человек не без таланта, но до титанов общественной мысли вам далековато…[12]

  Виктор Некрасов, «Взгляд и Нечто», 1977
  •  

Вот тут-то все окончательно и поняли, что ошибка Джона Гершеля, крестного отца этого спутника, была мнимой. Данное им и казавшееся когда-то неудачным имя удивительно подошло: ведь в устах любого народа слово «титан» давно уже обозначает нечто огромное, и такому большому спутнику оно пристало как нельзя лучше.[13]:152

  Борис Силкин, «В мире множества лун», 1981
  •  

...словно титана распахнутый пах,
дымится ущелье отвесного мрака.[14]

  Александр Ерёменко, «Печатными буквами пишут доносы...», 1987
  •  

…но хуже то, что кончились титаны,
перевелись гиганты, исполины,
гераклы мысли, Прометеи духа...[15]

  Юнна Мориц, «Монолог винтика», 1987

Титан в публицистике и психологии

[править]
  •  

Несмотря, однако ж, на продолжительность зимы, на лютость стужи, как всё шевелится здесь, в краю! Я теперь живой, заезжий свидетель того химически-исторического процесса, в котором пустыни превращаются в жилые места, дикари возводятся в чин человека, религия и цивилизация борются с дикостью и вызывают к жизни спящие силы. Изменяется вид и форма самой почвы, смягчается стужа, из земли извлекается теплота и растительность ― словом, творится то же, что творится, по словам Гумбольдта, с материками и островами посредством тайных сил природы. Кто же, спросят, этот титан, который ворочает и сушей и водой? кто меняет почву и климат? Титанов много, целый легион; и все тут замешаны, в этой лаборатории: дворяне, духовные, купцы, поселяне ― все призваны к труду и работают неутомимо. И когда совсем готовый, населенный и просвещенный край, некогда темный, неизвестный, предстанет перед изумленным человечеством, требуя себе имени и прав, пусть тогда допрашивается история о тех, кто воздвиг это здание, а так же не допытается, как не допыталась, кто поставил пирамиды в пустыне. Сама же история добавит только, что это те же люди, которые в одном углу мира подали голос к уничтожению торговли черными, а в другом учили алеутов и курильцев жить и молиться ― и вот они же создали, выдумали Сибирь, населили и просветили ее и теперь хотят возвратить творцу плод от брошенного им зерна. А создать Сибирь не так легко, как создать что-нибудь под благословенным небом…[1]

  Иван Гончаров, Фрегат «Паллада», 1855
  •  

Сорокин живёт полным домом; он подал к обеду нам славной говядины, дичи, сливок. Теперь он жертвует всю свою землю церкви и переселяется опять в другое место, где, может быть, сделает то же самое. Это тоже герой в своем роде, маленький титан.[1]

  Иван Гончаров, Фрегат «Паллада», 1855
  •  

Это был величайший прогрессивный переворот из всех пережитых до того времени человечеством, эпоха, которая нуждалась в титанах и которая породила титанов по силе мысли, страсти и характеру, по многосторонности и учёности. Люди, основавшие современное господство буржуазии, были всем чем угодно, но только не людьми буржуазно-ограниченными.[2]

  Фридрих Энгельс, «Диалектика природы» (гл. 6), 1882
  •  

Такая разносторонность, всеобъемлемость, всезнание и одинаковое увлечение всеми этими предметами ярко выдает духовную немощность человека. Это будет в полном смысле слова импотенция ума, ибо эти люди, схватываясь за все, не доводят до конца ничего и своим вмешательством губят всякое начатое дело и предприятие. Если бы они могли исполнить всё, предпринимаемое ими, то они были бы титанами ума и гениями мысли. К сожалению, всякое предприятие их быстро им надоедает, они с удовольствием его бросают и накидываются на новое, с большою неохотою и неприязнью оглядываясь на старое.[16]

  Павел Ковалевский, «Иоанн Грозный», 1900-е
  •  

Философия Гегеля ― предельная и величавая попытка, попытка титана поставить философию выше человека и выше бытия. В сознании Гегеля философия стала истинносущим, вершиной мирового духа.[6]

  Николай Бердяев, «Смысл творчества», 1914
  •  

Наступила полярная ночь… Несколько дней, после того как солнце скрылось за горизонтом, ежедневно к двенадцати часам дня небосклон ярко горел и полыхал отблесками титанического пожарища, окрашивая облака в разноцветные краски ― от карминно-красного до лилового.[9]

  Ареф Минеев, «Пять лет на острове Врангеля», 1936
  •  

Конечно, для всех этих критиков Шекспир не был титаном мысли и драматургии. Он в их глазах намного уступал Филиппу Сиднею, которого Кэрью называет «чудом нашего века» (the miracle of our age). Замечательно, что когда Шекспир подходит к созданию своих величайших произведений, хор этих похвал стихает.[17]

  Михаил Морозов, «Язык и стиль Шекспира», 1941
  •  

Конечно, на первое место выходит субъект. Но ведь что получилось? Само себя возрождение снимает. Посмотри Шекспира: эти титаны мысли друг друга поедают, уничтожают. Судьбу отвергли, но появляется судьба неведомых законов психики. И у Джордано Бруно субъект расплывается в пантеистическом начале.[18]

  Владимир Бибихин, «Алексей Федорович Лосев», 1977
  •  

Он прямо заявляет, что не терпит демократию социалистическую и обожает капиталистическую, он отказывается от революционной борьбы, предпочитая ей, да и то робковато, гомеопатические дозы реформизма, он не доверяет социалистической законности… а сверх всего, уснащает платонические разговоры о «братстве» прокисшим соусом национал-шовинизма… Он в бешеном экстазе оплевывает бога, которому только что поклонялся… И некому сказать ему при этом: послушайте, Говард Фаст, выпейте бутылку кока-колы… погуляйте по Бродвею… и, приведя нервы хотя бы в относительный порядок, поймите: в области художественного творчества вы человек не без таланта, но до титанов общественной мысли вам далековато… Меняйте себе партийный билет на чековую книжку Манхэттен-банка и живите, как можете, не впадая в дешевку самопреувеличения… Но до Говарда Фаста доводы разума дойти не могут…[12]

  Виктор Некрасов, «Взгляд и Нечто», 1977
  •  

Сатурн — гигант, гигантом оказался и Титан, но точные его размеры астрономы долгое время никак не могли установить. <...>
В конце концов высчитали, что диаметр Титана составляет около 5140 км, а ведь это ни много, ни мало, на полтораста километров больше, чем ещё недавно полагали. Даже самостоятельная планета Меркурий, и та имеет диаметр почти на двести шестьдесят километров меньше. Вот тут-то все окончательно и поняли, что ошибка Джона Гершеля, крестного отца этого спутника, была мнимой. Данное им и казавшееся когда-то неудачным имя удивительно подошло: ведь в устах любого народа слово «титан» давно уже обозначает нечто огромное, и такому большому спутнику оно пристало как нельзя лучше.
При всех своих непомерных размерах Титан, возможно, уступает Ганимеду в массе, хотя и лишь на несколько процентов. Если взять Луну за единицу измерения, то масса Титана составляет 1,9.[13]:152

  Борис Силкин, «В мире множества лун», 1981
  •  

Франц Кафка, по мнению многих, — одна из трёх величайших фигур в мировой литературе двадцатого столетия, но если два других титана — Джойс и Пруст — произвели революцию, главным образом, в области формы, эстетики, то проза Франца Кафки, суховатая, почти бесцветная, лишённая малейших признаков эстетического гурманства, интересует нас прежде всего своим трагическим содержанием...

  Сергей Довлатов, «Записки чиновника», 1984
  •  

Я никогда не был поклонником марксизма. Но теперь, сравнивая его с другими идеологиями, я признаю, что это было великое явление. Знаешь, что меня в его судьбе больше всего ранит? То, что он убит не титанами мысли и личностями того же масштаба, как Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин и многие другие марксисты, а кретинами и ничтожествами.[19]

  Александр Зиновьев, «Русский эксперимент», 1995
  •  

Другое дело метро: если оно дитя революционного монстра и Москвы (похоже, так оно и есть), то следует признать ― сей подземный титан в ней уместен. Он под ней; он там, где отворяется под Москвой древнее ничто. Сей огнеокий титан есть победитель московского ничто, он почти человек, и потому заслуженно занимает свое место в темнейшей потустоличной прорве. Там развернут новый «храм». Метафизическая вертикаль ноября, сходя с небес на землю, проникает и самую землю ― внизу сидит титан метро, напоминая матушке Москве о возможности сакрального переворота (во времени). Пространство, отворяемое под Москвой, легко плодит мифы.[20]

  Андрей Балдин, «Московские праздные дни», 1997

Титан в мемуарах, письмах и дневниковой прозе

[править]
  •  

В свое время и Белинского считали только разрушителем. Но кто же теперь поставит в вину резкие статьи против давно забытого Кукольника ― критику, угадавшему великое значение и давшему лучшую оценку таких титанов родной литературы, как Пушкин, Лермонтов, Гоголь?..[21]

  Владимир Короленко, Письма, 1901
  •  

Все это похоже на пародию. Этот дешевый стиль декаданс сочетается с наивно-фельетонным: «Титан музыки XIX века Рихард Вагнер».[8]

  Корней Чуковский, Дневник, 1921
  •  

А Светланов, титан музыки, записавший за последние годы чуть ли не все (или просто все) симфонии русских классиков ― не интересен.[22]

  Анатолий Гребнев, Дневник последнего сценариста, 1995
  •  

Потому и обилие цитат. Он ими глушит, одурманивает, а в результате наживку-фальшивку сглатывают с полным доверием, не догадываясь об обмане. Та же схема и в «Моцарте», где он, не особенно затрудняясь, использовав примитивный, справочно-биографический материал, унизительно оглупил гения, титана, извратил его мученическую жизнь ради шлягерного ля-ля. А с Николаем Вторым ― наоборот: обывателя, тупицу причислил к лику святых.[23]

  Надежда Кожевникова, «Сосед по Лаврухе», 2003

Титан в беллетристике и художественной прозе

[править]
  •  

Они погрузились в вычисления, в которых великий математик делал ошибки в сложении и вычитании. Порой вдруг вспоминал о потерянном счёте нескольких тысяч дукатов, искал его, рылся в шкатулках, ящиках, пыльных кипах бумаг, но, вместо того, находил ненужные, грошовые, старательно, собственною рукою переписанные счета, например, за плащ Салаино <...>. Злобно рвал их и бросал клочки под стол, ругаясь. Джованни наблюдал за выражением человеческой слабости в лице учителя и, вспоминая слова одного из поклонников Леонардо: «новый бог Гермес Трисмегист соединился в нем с новым титаном Прометеем», ― думал с улыбкою: «Вот он ― не бог, не титан, а такой же, как все, человек. И чего я боялся его? О, бедный, милый!»[24]

  Дмитрий Мережковский, «Воскресшие боги. Леонардо да Винчи», 1901
  •  

На горизонте вставали вихревые столбы черной пыли. Поднималась чернопыльная воронка и потом, разорвавшись, возносила пыль к равнодушным небесам. Видел, видел аскет золотобородый и знал кое-что!.. Как погребали Европу осенним, пасмурным днем титаны разрушения, обросшие мыслями, словно пушные звери шерстью! Моросил дождь, и уныло стонал ветер, заглушая слезы бедных матерей. Они шли за черным гробом ее в одеждах, ночи подобных, с изображением черепа на мрачных капюшонах, с факелами ужаса в руках.[4]

  Андрей Белый, «Симфония», 1901
  •  

Даже она, специалистка по самому критическому и грозному периоду развития земного человечества, не представляла весь объём и всю глубину инферно, через которое прошел мир на пути к разумной и свободной жизни. Древние люди жили в этих условиях всю жизнь, другой у них не было. И сквозь этот частокол невежества и жестокости из поколения в поколение веками протягивались золотые нити чистой любви, совести, благодатного сострадания, помощи и самоотверженных поисков выхода из инферно. «Мы привыкли преклоняться перед титанами искусства и научной мысли, ― думала Родис, ― но ведь им, одетым в броню отрешенного творчества или познания, было легче пробиваться сквозь тяготы жизни. Куда труднее приходилось обыкновенным людям ― не мыслителям и не художникам. Единственным, чем могли они защищаться от ударов жизни, были избитые и помятые в ее невзгодах мечты и фантазии. И все же… вырастали новые, подобные им, скромные и добрые люди незаметного труда, по-своему преданные высоким стремлениям».[25]

  Иван Ефремов, «Час Быка», 1969
  •  

Остаться после всего в глазах людей приличным человеком ― разве так уж мало? Ну не гигант, не титан мысли, извините, пожалуйста. Но не подсиживал никого, не давил, собирал интересные редкие книжки ― главная радость-жил, словом, как умел. Но ведь возглавлял, руководил, не отказывался от незаслуженного почёта, власти? А кто отказывается?[26]

  Надежда Кожевникова, «Внутренний двор», 1984
  •  

Перевернув еще несколько листов, Татарский наткнулся на свой собственный текст для «Парламента». Сразу стало ясно, что все остальное тоже придумал не Пугин. Воображение между тем успело нарисовать портрет замаскировавшегося титана рекламной мысли, способного срифмовать штаны хоть с Шекспиром, хоть с русской историей. Но этот виртуальный Пугин, подобно тяжёлому металлу из конца периодической таблицы, просуществовал в сознании Татарского считанные секунды и распался.

  Виктор Пелевин, Generation «П», 1999
  •  

Цукербри́н, понял Кеша, это термин, появившийся впервые в десятых годах двадцать первого века. Он был образован из имён двух титанов тогдашнего интернета — Цукерберга и Брина, и означал некоего метафорического Смотрящего — как бы заэкранного надзирателя, глядящего на пользователя сквозь тайно включённую камеру планшета или компьютера… <...>
Кеша предполагал, что список составляют из политкорректных соображений, стремясь вставить в него как можно больше представителей старой русской культуры — так что понять, кто из соотечественников подлинный титан, а кто мелкий капо в мировом электронном концлагере, невозможно.[27]

  Виктор Пелевин, «Любовь к трём цукербринам», 2014

Титан в поэзии

[править]
Гигант Энцелад (Версаль)
  •  

Время молотком гигантским
Раскалывает Вечности твердыни.
Верши, титан, от битвы и до битвы,
Свой одинокий путь! Народы никнут
Под поступью твоею; пирамиды,
Что были столько лет неуязвимы
Для молний и ветров, уйдут в ничто.
И тот монарх величественно-грозный,
Он для тебя гнилушка в зимний день:
Прошествуешь — он прахом обернётся.[28]

  Перси Биши Шелли, «К Ирландии» (To Ireland), 1812
  •  

Твой дух, поэт, как светлый ангел мира
Явился нам — как животворный луч;
Родную Русь твоя воспела лира
И звук её бессмертен и могуч.
В нём всё слилось: и смелый крик титана,
Русалки песнь и жалобы Татьяны,
Могучий взмах богатыря Руслана
И новый мир, и грёзы старины,
И юности заманчивые сны…

  Ольга Чюмина, «К пятидесятилетию кончины А. С. Пушкина», 1887
  •  

Как негодуют эти волны,
Как ропщет бурный океан,
Непобедимый, злобы полный,
Гранитом скованный титан![29]

  Дмитрий Мережковский, «Как негодуют эти волны...», 1890
  •  

Не думай, чтобы мощный гений
Всегда с безумьем вел борьбу,
Чтоб ряд позорных преступлений
Вёл всех к позорному столбу.
Не создавай себе обманов,
Не представляй в уме своем
Эффектной битвой двух титанов
Борьбу добра с могучим злом.
Увы! великие душою
Встречают тысячи преград,
Их путь покрыт глубокой тьмою,
Их сердце скорби пепелят.[3]

  Дмитрий Михайловский, «Когда ты хочешь трезвым взглядом», 1896
  •  

Вот холм сомнительный, подобный вздутым ребрам.
Чей согнутый хребет порос, как шерстью, чобром?
Кто этих мест жилец: чудовище? титан?
Здесь душно в тесноте… А там ― простор, свобода,
Там дышит тяжело усталый Океан,
И веет запахом гниющих трав и йода.[30]

  Максимилиан Волошин, «Старинным золотом и жёлчью напитал...» (из цикла «Киммерийская весна», сборник «Звезда Полынь»), Коктебель, 1907
  •  

Гёте и Шиллер на мыле и пряжках,
На бутылочных пробках,
На сигарных коробках
И на подтяжках
Кроме того ― на каждом предмете:
Их покровители,
Тётки, родители,
Внуки и дети.
Мещане торгуют титанами…
От тошных витрин, по гранитным горбам,
Пошел переулками странными
К великим гробам.[5]

  Саша Чёрный, «На могилах» (из цикла «В Немецкой Мекке», 1910
  •  

Залита красным земля.
От золота не видно ни зги
И в пламени тьмы мировой
Сквозь скрежеты, визги и лязги
Я слышу твой орудийный вой,
Титан! Титан!
Кто ты ― циклоп-людоед
С чирием глаза, насаженным на таран,
Отблевывающий непереваренный обед? <...>
Ты слышишь жалобный стон
Родимой земли, Титан,
Неустанно
Бросающий на кладбища в железобетон
Сотни тысяч метеоритных тонн?..
На челе человечества кто поводырь:
Алой ли воли бушующий дар,
Иль остеклелый волдырь,
Взбухший над вытеком орбитных дыр?
Что значит твой страшный вой,
Нестерпимую боль, торжество ль,
Титан! Титан!..
На выжженных жёлтым газом
Трупных равнинах смерти,
Где бронтозавры-танки
Ползут сквозь взрывы и смерчи,
Огрызаясь ляском стальных бойниц,
Высасывают из черепов лакомство мозга,
Ты выкинут от безмозглой Титанки...[7]

  Михаил Зенкевич, «Порфибагр», Декабрь 1918
  •  

Здесь мы гордимся и не верим,
Что силой жребиев земных
Ты горьким обречен потерям,
Титан на крыльях восковых![10]

  Валерий Перелешин, «Совершенство», 29 декабря 1936
  •  

Гудит всемирный океан, ―
Подайте диктору стакан!
Колеблет землю, как титан,
Очки протёрши, Левитан.[11]

  Марк Тарловский, «Глашатаи», февраль 1944
  •  

Вожатый важен, как большой:
вращает рулевой вожжой!
Титан ― трамваи объезжать!
Я ночью не сажусь в трамвай.
Не нужно транспорт обижать.[31]

  Виктор Соснора, «Трамваи», 1960
  •  

Люблю этих мыслей железобетон
и эту глобальную архитектуру,
которую можно лишь спьяну иль сдуру
принять за ракету или за трон.
В ней только животный болезненный страх
гнездится в гранитной химере размаха,
где, словно титана распахнутый пах,
дымится ущелье отвесного мрака.[14]

  Александр Ерёменко, «Печатными буквами пишут доносы...», 1987
  •  

… мы, несомненно, не добили худших,
а их число уму непостижимо,
несметно, необъятно… и выходит,
намного меньше мы тогда убили,
чем было надо для Такого Дела.
Настолько меньше мы убили худших,
что лучшие, которых мы убили, ―
число микроскопическое, ноль.
…но хуже то, что кончились титаны,
перевелись гиганты, исполины,
гераклы мысли, Прометеи духа, ―
я говорю, ― гераклы нашей мысли
и нашей силы духа прометен.
Колоссы, великаны, великанши…
Когда-то их водилось даже больше,
чем было надо для Такого Дела,
мы кой-кого из них тогда убили,
но был вполне достаточный запас,
его на шесть хватило поколений![15]

  Юнна Мориц, «Монолог винтика», 1987

Источники

[править]
  1. 1 2 3 И.А. Гончаров. Фрегат «Паллада». — Л.: «Наука», 1986 г.
  2. 1 2 Энгельс Ф. Диалектика природы. — М.: Партиздат, 1934 г.
  3. 1 2 Д. Л. Михайловский в книге: Поэты 1880-1890-х годов. Библиотека поэта. Второе издание. — Л.: Советский писатель, 1972 г.
  4. 1 2 Андрей Белый. Старый Арбат: Повести. Москва, Московский рабочий, 1989 г.
  5. 1 2 Саша Чёрный, собрание сочинений в пяти томах, — Москва: «Эллис-Лак», 2007 г.
  6. 1 2 Бердяев Н. А. «Русская идея». Москва, АСТ, 2007 г.
  7. 1 2 Зенкевич М.А., «Сказочная эра». Москва, «Школа-пресс», 1994 г.
  8. 1 2 К.И. Чуковский. Собрание сочинений в 15 т. Т. 11: Дневник 1901-1921. Предисл. В. Каверина, Коммент. Е. Чуковской. — 2-е изд., электронное, испр. — М.: ТЕРРА-Книжный клуб, 2006. — М., «Терра»-Книжный клуб, 2006 г.
  9. 1 2 А. И. Минеев. Пять лет на острове Врангеля. — Л.: Молодая гвардия, 1936 г.
  10. 1 2 Валерий Перелешин. Три родины: Стихотворения и поэмы. Том 1. – М.: Престиж Бук, 2018 г.
  11. 1 2 М. А. Тарловский. «Молчаливый полет». — М.: Водолей, 2009 г.
  12. 1 2 Виктор Некрасов. «Записки зеваки». — М.: Вагриус, 2004 г.
  13. 1 2 Борис Силкин. В мире множества лун. Спутники планет. (под ред. Е. Л. Рускол). — М.: «Наука», главная редакция физико-математической литературы), 1982 г.
  14. 1 2 А. Еременко. «Матрос котёнка не обидит». Собрание сочинений. — М.: Фаланстер, 2013 г.
  15. 1 2 Ю. П. Мориц. Избранное. — М.: Советский писатель, 1982 г.
  16. Павел Ковалевский. Психиатрические эскизы и истории: В 2 томах. — М.: Терра, 1995 г. Том 1
  17. М.М.Морозов. Избранные статьи и переводы. — М., ГИХЛ, 1954 г.
  18. В.В.Бибихин, «Алексей Федорович Лосев. Сергей Сергеевич Аверинцев». — М.: ИФТИ св. Фомы, 2006 г.
  19. Александр Зиновьев. «Русский эксперимент». Роман. — М.: L’Age d’Homme — Наш дом, 1995 г. — 448 с.
  20. А.Н.Балдин. «Московские праздные дни». — М.: «Астрель», 2010 г.
  21. В.Г. Короленко. обрание сочинений в десяти томах. Том 10. Письма 1879—1921. — М.: «Государственное издательство художественной литературы», 1953 г.
  22. Гребнев А. Б.. Дневник последнего сценариста 1945-2002. — М: Русский импульс, 2014 г.
  23. Н.В.Кожевникова. «Сосед по Лаврухе.» — М.: Аграф, 2003 г.
  24. Д. С. Мережковский. Собрание сочинений в 4 томах. Том I. — М.: «Правда», 1990 г.
  25. Иван Ефремов, «Час быка». — М.: Детгиз, 1969 г.
  26. Н. В. Кожевникова. «Гарантия успеха». — М.: Аграф, 2004 г.
  27. Виктор Пелевин. «Любовь к трём цукербринам». — М.: ЭКСМО, 2014 г.
  28. Перси Биши Шелли. Стихотворения. Поэмы. Драмы. Философские этюды. — М.: Рипол Классик, 1998 г. — С. 780-788.
  29. Д. С. Мережковский. Стихотворения и поэмы. Новая библиотека поэта. Большая серия. — СПб.: Академический проект, 2000 г.
  30. М. Волошин. Собрание сочинений. том 1-2. — М.: Эллис Лак, 2003-2004 гг.
  31. В. Соснора. Триптих. — Л.: Лениздат, 1965 г. — 154 с. Худ. М. А. Кулаков. — 10 000 экз. г.

См. также

[править]