Я́спис (устар. от греч.ἴασπις, тур.jaşim — пёстрый или крапчатый камень) — первоначальное, старое, полузабытое, а также церковнославянское название яшмы, распространённого «полевого» поделочного камня, прежде всего, красных и алых тонов, но также и всех прочих оттенков и рисунков. Во все времена яспис нередко путали с агатами.
Большинство современных упоминаний о ясписе, так или иначе, восходит к новозаветной книге Апокалипсиса (Откровение святого Иоанна Богослова), в которой это слово употребляется четырежды в описании образа Божьего, а также Небесного Иерусалима.
...таковы, по своей гладкости, прозрачности и отличной цветности, самые камни, — и их-то частицы суть любимые у нас камешки: сердолик, яспис, смарагд и другие подобные.
И тотчас я был в духе; и вот, престол стоял на небе, и на престоле был Сидящий; и Сей Сидящий видом был подобен камню яспису и сардису; и радуга вокруг престола, видом подобная смарагду.
— Библия, «Откровение святого Иоанна Богослова» (Апокалипсис), до 95 г.
Он имеет славу Божию. Светило его подобно драгоценнейшему камню, как бы камню яспису кристалловидному.
— Библия, «Откровение святого Иоанна Богослова» (Апокалипсис), до 95 г.
Город расположен четвероугольником, и длина его такая же, как и широта. И измерил он город тростью на двенадцать тысяч стадий; длина и широта и высота его равны.
И стену его измерил во сто сорок четыре локтя, мерою человеческою, какова мера и Ангела.
Стена его построена из ясписа, а город был чистое золото, подобен чистому стеклу.
Основания стены города украшены всякими драгоценными камнями: основание первое яспис, второе сапфир, третье халкидон, четвертое смарагд
Яспис, подобно смарагду, зеленоватым цветом означает верховного Петра, который мёртвость Христову носил в теле, показал непрестанно цветущую и неувядаемую любовь к Нему и наставил нас своею теплою верою на место злачное.[1]
— Андрей Кесарийский, «Толкование на книгу Откровения Иоанна Богослова», до 614 года
В храмине — убогое и роскошное ложе из трав, а на зелёном ясписе трав — золотой плод: нагота преподобной...[2]
— Евгений Замятин, «О том, как исцелён был инок Еразм», 1920
На яспис несколько раз указывается в Откровении. И сей сидящий, говорится в означенной книге, видом был подобен камню яспису и сардису... (Откр.IV, 3).[3]
Толкователи Свящ. Писания не утверждают положительно, наш ли именно яспис разумеется в приведённых цитатах Библии, или здесь разумеется другой какой-либо драгоценный камень, но вполне соглашаются с тем, что еврейское и греческое название Jashpeh и Iaspis одного и того же происхождения, как и наш яспис.[3]
Каким в действительности предстанет это «завтра», никто не знал. Коммунистический идеал был таким же неосязаемым волшебным видением, каким веками представал наивному воображению верующих Небесный Иерусалим Апокалисиса: «И вознёс меня в духе на великую гору, и показал великий город на 12 тысяч стадий, святый Иерусалим, который нисходил с неба от Бога… // Стена его построена из ясписа, а город был чистое золото, подобен чистому стеклу. // Основания стены города украшены всякими драгоценными камнями: основание первое ― яспис, второе ― сапфир, третье ― халкидон, четвертое ― смарагд…[4]
Грандиозный размах выставки, величина ее территории, число, капитальность и богатство павильонов, разнообразие ценных строительных материалов… стройные, подобные стеблям лилий резные стволы колонн… розовый газнагский мрамор, майолика, гранит… золотые буквы текстов… — «Город на двенадцать тысяч стадий… Основания стены города украшены всякими драгоценными камнями: основание первое ― яспис, второе ― сапфир, третье ― халкидон, четвертое ― смарагд… Улицы города ― чистое золото, как прозрачное стекло…» Разумеется, никто, вероятно и сам Сталин, не имели в виду такие прямые аналогии, но подсознательно творился именно преображенный мир ― «Небесный Иерусалим», «тридевятое царство» народной фантазии. Творился в значительной степени силами и средствами искусства.[4]
Ты находился в Едеме, в саду Божьем; твои одежды были украшены всякими драгоценными камнями; рубин, топаз и алмаз, хризолит, оникс, яспис, сапфир, карбункул и изумруд и золото, все искусно усаженное у тебя в гнездышках и нанизанное на тебе, приготовлено было в день сотворения твоего.
Двенадцать оснований — двенадцать дорогих камней; восемь камней древний первосвященник носил на нарамнике (одна из одежд, возлагаемых на рамена, то есть на плечи), а четыре – новые, чтобы указать на согласие Ветхого и Нового Завета и на преимущество просиявших в Новом. И это верно! Потому что апостолы, означаемые драгоценными камнями, украшены всеми добродетелями. Основание первое – иаспис. Яспис, подобно смарагду, зеленоватым цветом означает верховного Петра, который мёртвость Христову носил в теле, показал непрестанно цветущую и неувядаемую любовь к Нему и наставил нас своею теплою верою на место злачное.[1]
— Андрей Кесарийский, «Толкование на книгу Откровения Иоанна Богослова», до 614 года
Он имеет славу Божию; светило его подобно драгоценнейшему камню, как бы камню яспису кристалловидному.
Это так называемый «небесный Иерусалим», может быть, суть и «дыхание» и истина земного, коего полная мысль и миссия нам непонятна, и, вероятно, по неусовершенству и неудаче всего земного никогда полно и чисто не была осуществлена. Во всяком случае, в приведенных двух стихах начато и кончено изображение вида его: обелиско-образный камень, очевидно, составляет центр его, главный в нем символ; это — «слава Божия», или она почиет на нем.[5]
Таким образом, «Бог», и «слава Божия», и «Агнец» — всё это сливается как душа и «храм» Иерусалима, как его «светило» и вместе символизировано «драгоценнейшим камнем», «как бы камнем ясписом кристалловидным». Обратив внимание, что обелиск имеет четыре грани, что он есть вполне и точно — кристалл с правильностью плоскостей и углов; что он ставился, обыкновенно парно, перед входом в египетские храмы и имеет на себе символы молитвы...[5]
«Он имеет славу Божию; светило его подобно драгоценнейшему камню, как бы камню яспису кристалловидному.
Он имеет большую и высокую стену, имеёт двенадцать ворот и на них двенадцать Ангелов; на воротах написаны имена двенадцати колен сынов Израилевых.
Стена его построена из ясписа, а город был чистое золото, подобен чистому стеклу.
Основания стены города украшены всякими драгоценными камнями: основание первое — яспис, второе — сапфир, третье — халкидон, четвертое — смарагд, пятое — сардоникс, шестое — сардолик»…
Да это — свадебная шкатулка, раскрыв которую растерялась Гретхен; я хочу сказать, что в XIX веке, «нищие и убогие», мы растериваемся среди сверкающих красот, коими оделяется таинственная Невеста Агнца.[5]
И ниже, в золотом обрамлении — самая храмина, бедная и белая, ибо в бедности жила преподобная и не взимала мзды за красоту тела своего. В храмине — убогое и роскошное ложе из трав, а на зеленом ясписе трав — золотой плод: нагота преподобной, и жалят взор четыре расцветших алыми чашами цветка.[2]
— Евгений Замятин, «О том, как исцелен был инок Еразм», 1920
Святой Гавриил изображается с райской ветвью, принесенной им Пресвятой Деве, или со светящимся фонарем в правой руке и с зеркалом из ясписа ― в левой.[6]
— Анна Егорова, «Архангел», 2002
Спрятанная, подобно айсбергу-Китежу, скрытая (то есть сокровенная, сокровищная) поэзия старых слов; чего стоит одна «ртуть» или, скажем, «яшма». Яшма занимает особое место в нашей истории. Русским яшмам нет конкуренции по запасам и разнообразию, хотя слово произошло то ли от греческого «яспис», то ли от арабского yasm.[7]
— Василий Авченко, «Кристалл в прозрачной оправе». Рассказы о воде и камнях, 2015
На яспис несколько раз указывается в Откровении. И сей сидящий, говорится в означенной книге, видом был подобен камню яспису и сардису... (Откр.IV, 3). Свет Нового Иерусалима является подобным свету драгоценнейшего камня, как бы камню яспису кристалловидному (Откр.XXI, 11). Стена его построена из ясписа (ст. 18) и первое основание оного был яспис (ст. 19).[3]
Камень, называемый теперь ясписом, технически описан как опак, нечистый вид кварцакрасного или желтого цвета; он способен к прекрасной полировке и употребляется для устройства ваз, печатей, табакерок и пр. Толкователи Свящ. Писания не утверждают положительно, наш ли именно яспис разумеется в приведенных цитатах Библии, или здесь разумеется другой какой-либо драгоценный камень, но вполне соглашаются с тем, что еврейское и греческое название Jashpeh и Iaspis одного и того же происхождения, как и наш яспис. Его добывали и добывают главным образом из Персии, Индии и Сирии.[3]
Яспис, который можно найти на этой земле, обычно представляет собой разновидность прочной, непрозрачной яшмы. Её оттенки могут быть различными — от зелёного до красного и жёлто-зелёного. Яшма может быть пятнистой, включая вкрапления разных цветов. В зависимости от цвета различается прочность минерала. Яспис является достаточно недорогим камнем, некоторые его сорта довольно хрупкие. Но небесный яспис, сотворенный Богом, будет эталоном прочности и неизменности. У небесного ясписа оттенок светло-голубой, он прозрачен и похож на чистейший лёд. Хотя его ни с чем не сравнить в этом мире, он несколько напоминает бриллиант и голубоватые солнечные блики, отражённые в волнах океана.
Небесный яспис символизирует духовную веру. Вера есть наиболее фундаментальная ценность любого христианина. Без веры невозможно ни получить спасение, ни угодить Богу. Более того без угодной Богу веры не войти человеку в Новый Иерусалим.
Поэтому Новый Иерусалим построен на вере, а драгоценным камнем, символизирующим цвет веры, является яспис. Поэтому стены Нового Иерусалима и сделаны из ясписа.
Если бы в Библии было сказано, что стены Нового Иерусалима сделаны из веры, смогли бы люди понять смысл этого выражения?
Есть на ней и другие цвета, притом в гораздо бо́льшем количестве и превосходнее тех, какие мы видали. Да и самые эти впадины её, полные воды и воздуха, блистают какою-то пестротою цветов; так что в единстве её вида является непрерывное разнообразие. Если же такова земля; то аналогически таковы на ней и растения, то есть деревья, цветы, плоды, таковы на ней и горы, таковы, по своей гладкости, прозрачности и отличной цветности, самые камни, — и их-то частицы суть любимые у нас камешки: сердолик, яспис, смарагд и другие подобные.
Александрит, найденный в царствование Александра Второго и его именем названный пророчески. Носил в сиянии своем судьбу этого государя: цветущие дни и кровавый закат. ― И алмаз, яспис чистый, символ жизни Христовой. Я любила камни. И какие были между ними чудесные уроды: голубой аметист, жёлтый сапфир или тоже сапфир, бледно-голубой с ярко-жёлтым солнечным пятнышком.[8]
Умопостигаемая любовь не есть блаженство, ибо его нет в юдоли плачевной, но есть малое предварение небесной радости. Отношение ветхозаветной любви, умопостигаемой любви и небесной любви, которая явится в „грядущей вселенной“, подобно отношению плодородной земли, драгоценного камня и преображенного, невесомого и непротяженного „камня ясписа кристалловидного“.[9]
Был на стене изображен Змеевидный Блуд: Змий — зеленый, как яспис, стоглавый, и которая глава присосалась к сосцам женщины, которая к прекрасному чреву ее и к рукам и к глазам грешников, улепивших Змия, как мухи.[10]
Шестьдесят миллионов убитых и умерших в годы гражданской войны… и как оправдание крови ― двенадцатиметровой высоты стальная сетка вдоль границ… Новый Иерусалим со стенами из ясписа…[11]
Но помню, ещё молодая была, а бабки подотошнее уже таскались по утрам послушать: трубит аль нет. Затрубит, слышь, затрубит, а потом трактор накатит, прогрохочет, гусеницами разровняет ― и не будет города Курья Слепота, будто и не стояло его вовсе. Зато возгорятся звёзды на знаменах, и приидет Царствие Мавзолея Бабы-яги. Такой мавзолей тебе, бачок, и не снился, не тебе, ржавой зеленой железяке чета: из ясписа и чистого золота мавзолей, с двенадцатью жемчужными воротами. Ворота те не запираются днем, а ночи там не будет.[12]
— Галина Зеленина, «Куриная Слепота и ее обитательницы», 2014
Над цветущими лугами
Вознесен ко облакам,
Почитаемый богами,
Вижу я огромный храм;
Стены яспис составляет,
И помост его янтарь,
Меж златых столпов сияет Адамантовый алтарь...[13]
— Василий Майков, «Ода на день брачного сочетания цесаревича великого князя Павла Петровича и великия княгини Наталии Алексеевны», 1773
Святой Ерусалим, от Бога с неба
Сходящий, Божию имевши славу,
Блистающий, как камень драгоценный ―
Кристалловидний яспис. Обнесен
Был град высокою стеной... <...>
Был град о четырёх углах; длиной
И шириной был равен, И измерив
Его своей златою тростью, ангел
Нашел, что все его пространство было
Двенадцать тысяч стадий, и что он
В длину, и в широту, и в высоту
Был равен, и что стены града были,
По мере человеческой, в сто сорок
Четыре локтя. Стены ж града были
Из ясписа; сам город был построен
Из золота, чистейшему стеклу
Подобнаго; а основанье стен
Из светлых драгоценных камней было:
Из ясписа, сапфира, халкидона, Сардоникса, смарагда, хрисопраса, Вирилла, хризолифа, гиацинта, Топаза, сарда, аметиста.[14]
По колее крутой, но верной и безгрешной,
Ушёл навеки я от суетности внешней.
Спросить я не хочу: ― А эта чаша ― чья? ― Я горький аромат медлительно впиваю, Гирлянды тубероз вкруг чаши обвиваю, Лиловые черты по яспису вия.[16]
Не спорить, а спать. Не оспаривать,
А спать. Не распахивать наспех
Окна, где в беспамятных заревах Июль, разгораясь, как яспис,
Расплавливал стёкла и спаривал
Тех самых пунцовых стрекоз,
Которые нынче на брачных
Брусах ― мертвей и прозрачней
Осыпавшихся папирос.[17]
— Борис Пастернак, «Весна была просто тобой...» (из цикла «Осень»), 1917
