У этого термина существуют и другие значения, см. Обои (значения).
Обо́и — традиционный вид отделочных материалов для облицовки стен и потолков внутри помещений, в первую очередь — жилых. Представляют собой полотно, свёрнутое в рулон. Основные размеры полотна: ширина — 0,53, 0,70, 1,06 м, длина — 10 и 25 м. Основные виды обоев: бумажные, а также виниловые на бумажной и флизелиновой основах.
До XVIII века в Европе обои делали из ткани, а не из бумаги, и стены и потолки ими обивали, а не оклеивали, откуда и пошло их название. Слово обои образовано от слова обить, обивать. В эпоху барокко широкой популярностью пользовались кожаные обои, традиция изготовления которых пришла в Европу из арабского мира через Испанию. Бумажные обои с давних пор традиционно используются в странах Восточной Азии (Китай, Япония).
Дом княжны Анны Борисовны, уцелевший каким-то чудом во время пожара 1812, не был поправлен лет пятьдесят; штофные обои, вылинялые и почерневшие, покрывали стены; хрустальные люстры, как-то загорелые и сделавшиеся дымчатыми топазами от времени, дрожали и позванивали, мерцая и тускло блестя, когда кто-нибудь шел по комнате...[4]
Тогда доктор Шед сел на свой четырехколесный шарабан и поехал вслед бегущему народу. Хотя что может сделать один человек? Айсоры шли горами. В этих горах нет дорог, а вся земля покрыта камнями, как будто прошел каменный дождь. Лошадь на этих камнях за сто верст истирает подковы. Когда в 1918-м, голодом меченном году зимой умирали люди среди обоев, покрытых ледяными кристаллами, то труп брали и хоронили с великим трудом.[5]
А когда пересекли площадь и подошли к дому Шиллера, выглянуло солнце и все преобразилось. На стене лютня. На кровати, где умер поэт, венок. У кровати столик, на нем изящная маленькая чашечка ― синяя с розовыми цветами. Из нее в последний раз пил воду умирающий. Солнце, золотистые обои, лютня, венок, много воздуха и мало вещей.[6]
Обои в беллетристике и художественной прозе[править]
Рост у нее был для девушки порядочный; она казалась гораздо ниже от пышности бюста и круглых щек. С балкона дверь вела прямо в залу, служившую и столовой, отделанную кое-как, ― точно в доме жили только по летам, а не круглый год. Стены стояли голые, с потусклыми обоями; ни одной картинки, окна без гардин, вдоль стен венские стулья и в углу буфет ― неуклюжий, рыночной работы.[7]
Мне больше всего нравились полати, устроенные по-деревенски, где я любил спать. Обоев тогда не полагалось, и стены прямо по штукатурке окрашивали охрой или медным купоросом. Кухня содержалась в величайшей чистоте, и я не помню, чтобы в ней где-нибудь стояло неизбежное поганое ведро, лохань или что-нибудь подобное, что придает кухням такой непривлекательный вид.[1]
Нехлюдов вернулся в горницу, разделся и лег в постель не без опасения о клопах, присутствие которых заставляли подозревать оторванные грязные бумажки стен.
«Да, чувствовать себя не хозяином, а слугой», — думал он и радовался этой мысли.
«Вот, посмотри, ― показал старик своему сыну и как будто вместе с ним обвел глазами паб, ― видишь, как уютно. А ты сказал в свой прошлый приезд, что нет у нас современного комфорта… Но это ведь только твой какой-то комфорт, а по-моему, комфорт ― это чтобы было как всегда. Ты сказал, что это «в бабушкином смысле». Ну да, что ж тут плохого? Кресло, например, может быть новое, но лучше, если оно будет сделано в бабушкином стиле: старое, уютное. Хорошо, когда такие же обои, с таким же рисунком, смотри, они и здесь на стенах тоже.».[8]
Тетерин хотел сказать, что на такое жилье денег не хватит в любом случае, но за последние несколько лет он впервые видел свою жену в таком искреннем и окончательном состоянии счастья. Любуясь ею, он рассудил, что сам факт покупки не столь важен. Важно, что они могли позволить себе просто прийти сюда. «Пусть не эта будет квартира, ― думал он. ― Пусть поменьше. Главное, что мы делаем шаг. Мы уже не стоим на месте. Нас уже что-то ждет».
Мария порхала из комнаты в комнату, гладила стены, звонко смеялась и подмигивала Тетерину. В какой-то момент ему показалось, что она вот-вот расцелует его, но она поцеловала обои.[9]
От духоты, стоявшей в комнате, Марк проснулся, не дождавшись рассвета. Он лениво протер глаза и повернул голову направо. Фосфоресцирующие стрелки часов показывали три ночи. На улице бил обломный дождь, и темнота в комнате десятикратно усиливала его шум. Марк лежал на боку и смотрел на стену. Сперва просто лежал, а затем в его сознании родилась первая мысль.
«Какие же паршивые обои».
Обои, и в самом деле паршивые, изображали маковое поле, от вида которого его уже тошнило. За первой мыслью последовала вторая.[10]
— Эдвард Шулус. «Автомат, стрелявший в лица», 2019
Небрежностью людей иль прихотью судьбы
В один и тот же час, и рядом,
От свечки вспыхнули обои здесь; там на дом
Выкидывало из трубы!
– Чего же было ждать? ― сказал советник зрелый,
Взирая на пожар. ― Вам нужен был урок;
Я от такой беды свой домик уберег.[11]
Всё было тихо в доме. Облака
Нескромный месяц дымкою одели,
И только раздавались изредка Сверчка ночного жалобные трели;
И мышь в тени родного уголка
Скреблась в обои старые прилежно.[12]
Согласясь, я улыбнулась,
А процессья потянулась
По саду. Ле бель-этаж
Осмотрели мы. Как паж,
Ле кустод ходил за мною.
Богатейшею рукою
Точно убран се пале: Рококо, си ву вуле,
Но вся мебель золотая, Бархатная, и какая
Редкостей коллекцья здесь!
Люкс старинный точно весь,
Прероскошные покои,
Штофные везде обои,
И парадная кровать,
А при ней, как бы сказать,
Бенитье с святой водою,[13]
— Иван Мятлев, «Борромейские острова и Комо» (Сенсации и замечания госпожи Курдюковой за границею, дан л'этранже), 1840
Я комнату взглядом окинул И, будто узором прельщен, «Мне нравятся очень… обои!» — Сказал им и выбежал вон.
Понять моего каламбура
Из них ни единый не мог,
И долго стояли в раздумье
Студьозусы Вагнер и Кох.[14]
Осеннийкрупный дождь стучится у окна, Обои движутся под неподвижным взглядом. Кто эта женщина? Зачем молчит она? Зачем лежит она с тобою рядом?
Безлунным вечером, Бог знает где, вдвоем,
В удушии духов, над облаками дыма…
О том, что мы умрем. О том, что мы живем.
О том, как страшно все. И как непоправимо.[2]
— Георгий Адамович, «Осенним вечером, в гостинице, вдвоем...», 1928
Каждый вечер я скитаюсь в ней,
Повторяя в мыслях жесты, взоры…
На обоях прежние узоры, Сумрак льётся из окна сине́й;
Те же люстры, полукруг дивана,
(Только жаль, что люстры не горят!) Филодендронов унылый ряд,
По углам расставленных без плана.[15]
Гляжу, прищурившись от лени,
Уже часы перед собой:
Идут лиловые олени
Тропинкою на водопой. И бесконечными рядами. Все так же скучившись в толпу, Несут ветвистыми рогами Опять такую же тропу.
И, видно, много раз считая
Хвосты, копыта и рога,
Каких-то птиц стремится стая
Слететь на эти берега. <...> И так близки, близки обои, Где на стене дрожит давно Разорванное, неживое Закатное веретено.
Пускай прорезанное в стену
Окно сереет пустотой —
Я крылья белые надену
За расцветающей чертой.[16]
Очень долго ― о комнате: в комнате нет травы
И цветов полевых и садовых, но есть обои,
На которых разбросаны тени цветов, увы,
И ужасны, конечно, сознания перебои,
О бумаге, просунутой пленнику под живот ―
Глянцевитая плоскость и страшное шелестенье,
О таинственной тени: казалось, сейчас прибьет,
И чудесном своем сверхъестественном избавленье.[17]
.jpg)
