Ме́дный купоро́с (медь серноки́слая, сульфа́т ме́ди(II)) — неорганическое соединение, медная соль серной кислоты с химической формулой CuSO4. Нелетучее вещество, не имеет запаха. В безводном виде — белый порошок, очень гигроскопичный. В виде кристаллогидратов — прозрачные негигроскопичные кристаллы различных оттенков синего цвета с горьковато-металлическим вяжущим вкусом, на воздухе постепенно выветриваются, теряют кристаллизационную воду и бледнеют.
Сульфат меди(II) хорошо растворим в воде. Из водных растворов кристаллизуется голубой пентагидрат CuSO4•5H2O — медный купоро́с. Токсичность медного купороса для теплокровных животных относительно невысока, в то же время, он высокотоксичен для рыб. Медный купорос обладает дезинфицирующими, антисептическими, вяжущими свойствами. Применяется в медицине, в растениеводстве как антисептик, фунгицид или медно-серное удобрение.
В мемуарах и научно-популярной литературе[править]
Можетъ статься, что такъ называемыя цементныя воды, которыя иногда Алхимисты вмѣсто доказательства превращенія желѣза въ мѣдь приводятъ, къ такому объявленію Аристотелю случай подали. А имянно въ Венгріи, Саксоніи и въ другихъ мѣстахъ при мѣдныхъ рудокопныхъ заводахъ есть такіе источники, которые съ мѣднымъ купоросомъ сильно смѣшенную воду имѣютъ. Естьли въ происходящей оттуда ручей опустится желѣзная подкова, то оная по прошествіи нѣкотораго времени будто въ мѣдную превратится; ибо вмѣсто опущенной желѣзной подковы находимъ другую такойже величины и фигуры, которая будетъ состоять изъ мѣди. Чемъ больше сіе натуральное дѣйствіе имѣетъ видъ превращенія, тѣмъ меньше сомневаться должно о совершенномъ превращеніи.[1]
— Вильгельм Крафт, «Руководство къ Математической и Физической Географіи» (пер. А.М.Разумова), 1764
15-16 ноября. От зуда испробовал всякие средства: мыл отваром табаку, мазал трубочной гарью, мыл солью и квасцами, мазал дёгтем и купоросом. Ничто не помогает; видимо, причина болезни внутренняя, а не наружная. Сегодня призвал китайского доктора из Гучена; обещал ему, сверх платы за лекарство, 15 лан, если вылечит меня.[2]
Несколько лет назад я ― по профессии врач ― был приглашён одним из судебных следователей Петербурга для осмотра и вскрытия трупа мещанки Эммы Герзау, отравившейся медным купоросом. Обстановка и причины этого самоубийства заинтересовали меня, и я просил у следователя позволения познакомиться с подлинным делом, когда оно будет окончено. Я выписал из дела дословно некоторые протоколы и документы и не раз задумывался над их печальным смыслом. <...>
«Зовут меня Эмма, по отчеству Иванова, Герзау, 36 лет, незамужняя мещанка, под судом и следствием не была, грамотная, имею рождённых вне брака детей: Екатерину ― 15 лет, Петра ― 14 лет, Николая ― 12 и Варвару ― 7. Отравилась сама купоросом потому, что не в силах больше жить. К самоубийству побудило меня безвыходное положение, а главное ― случай пропажи серьги у квартирантки моей Сидоровой, в краже которой обвиняется моя дочь Екатерина. Я убеждена, что не она украла её. Записка, оставленная на столе, написана мною собственноручно, ночью на сегодняшнее число». <...>
Протокол осмотра. 21-го октября. ― «…Тело Эммы Герзау лежит на кровати в протянутом положении. Одето в белой холщовой рубахе и полубатистовой кофте и покрыто простынёю. Посреди комнаты письменный стол, на нём распечатанные лекарства, записка Герзау и пачка с письмами г-на NNN. В соседней комнате много следов рвоты с зелёного цвета осадком купороса. По наружному осмотру тела оказалось: покойной, по-видимому, 35 лет, телосложения слабого, сильно изнурённая».
— Анатолий Кони, «Пропавшая серьга» (Из записок и воспоминаний судебного деятеля), 1901
Окраска в сине-черный цвет. Растворяют медный купорос (синий) (cuprum sulfuricum) до отказа в воде и на каждый стакан раствора прибавляют по каплям 5-6 капель серной кислоты (acidum sulfuricum). Погружают в эту ванну стволы, пока они не получат цвета красной меди. Тогда их ополаскивают водой, и если это дамасковые стволы, то погружают в 10% раствор нашатырного спирта (liquor аmmonium causticum) в воде, пока узор Дамаска не станет яснее; тогда стволы вынимают и хорошенько ополаскивают водой. Стальные стволы через эту нашатырную ванну не проводятся.[3]
— Сергей Бутурлин, «Дробовое ружье и стрельба из него», 1926
...в итоге работы <питающего> элемента медный купорос разлагается на составные части, а именно на чистую медь и серную кислоту, причем медь оседает (наращивается) на положительном электроде, серная же кислота проникает сквозь поры в пористый сосуд и воздействует на цинк, образуя цинковый купорос. Однако при этом часть меди выделяется как на поверхность пористого сосуда, так и в его порах, и в результате поры совершенно зарастают медью, препятствующей циркуляции растворов, в дальнейшем же сосуд неминуемо трескается. Таким образом, применение элементов Даниэля можно рекомендовать лишь в тех случаях, если представляется возможным производить частую смену пористых сосудов и если требуется иметь ток небольшой силы.[4]
Некоторые из этих веществ, действительно, имеют приписываемые им хорошие качества, а другие вовсе не отвечают цели, с какой их употребляют. Так, например, железный и медный купорос портят тушь, мускус и яичный белок притягивают сырость, гранатовая корка и гуммигут уменьшают черноту; напротив, цинь-пи не дает изменяться цвету туши на бумаге, ву-тоу не дозволяет ослабевать силе клея, Anchusa, сандал, драконова кровь, киноварь и листовое золото усиливают черноту. <...> Предметы, данные на хранение, тщательно упаковываются и кладутся в маленькие помещения, бесчисленное множество которых, в виде сети клеток, наполняет все внутреннее пространство такой кладовой-башни до самой ее вершины. Ни огонь, ни воры не могут пробраться в башню. Для защиты от воров и разбойников в смутное время на плоских крышах башен навалены камни так, чтобы их можно было сбросить на головы злоумышленников. С той же целью здесь стоят сосуды с купоросом и большие спринцовки для разбрызгивания его во все стороны. Собственники этих ломбардов-кладовых дают также деньги в рост, взимая от 20 до 36 процентов в год.[5]
В половине двенадцатого приехала Анна Павловна. В семь часов вечера моя дочь Маня отравилась купоросом, взяв его из «Химик-любитель». Приняла чайную ложечку. Единственно, что ее может спасти ― у Анны Павловны случайно оказалось поллитра молока. Девочка, перепугалась, сразу же выпив, сказала матери. Анна Павловна дала ей молока. Через полчаса приехала карета скорой помощи. Как только Анна Павловна пришла, мы позвонили в больницу Склифосовского. Там сказали ― опасности для жизни нет, спит.[6]
Моментально вспомнилось хрестоматийное ленинское «страшно далеки они от народа». Физиономии у них были такие мрачные, словно это дефилировали не вершители судеб одной шестой суши, а рядовые рецидивисты, этапируемые к очередному месту заключения. Ярко светило солнце, и в память почему-то врезались отливающие купоросом, крашеные в радикальный чёрный цвет волосы и усы Анастаса Микояна… Единственным отрадным исключением в этом скорбном кортеже «хладных скопцов» был Хрущёв. Он поднял голову, увидел тысячи устремлённых на него глаз и, улыбнувшись, приветственно помахал рукой…[7]
Ежели повелено будет медныя и железныя заводы все роздать в разныя компании, то имеет быть: 1) Компания Екатеринбурхская, х которой принадлежат все заводы и фабрики в городе Екатеринбурхе, а имянно ― медныя и железныя. Да к нему по близости и способности прежней Уктуской железной и медной и два новыя железныя и Каменской железной же заводы. Да Полевской и Гумешки медныя, с которых черная медь возится в Екатеринбург, при том же делают купорос...[8]
— Василий Татищев, «Проект о раздаче железных и медеплавильных казенных заводов частновладельческим компаниям», 1735
А на той стороне, прямо пред глазами бушевало, ревело и свистало целое море сплошного огня. Забор давно уже рухнул. Железо плавилось потоками и клокотало, как в калильной печи, раздражая глаз невыносимо ярким светом. Тут же горели купорос и сера, которая светилась переливами великолепного зеленого и голубого огня. В воздухе поднялась целая буря. Сильный и порывистый морской ветер гнал потоки пламени прямо на громадное здание министерства внутренних дел.[9]
Знает «старуха», что нужно каждой птице, каждой скотине, до тонкости. Лечит она скот превосходно. Заболеет скотина ― сейчас ее к «старухе». Смотришь, через неделю, две поправилась. Просто даже удивительно. И лекарств старуха никаких не употребляет, разве что иногда припарку из каких-то трав сделает или язык корове медным купоросом помажет.[10]
Подали ему ихнего приготовления горячий студинг в огне, ― он говорит: «Это я не знаю, чтобы такое можно есть», и вкушать не стал; они ему переменили и другого кушанья поставили. Также и водки их пить не стал, потому что она зелёная ― вроде как будто купоросом заправлена, а выбрал, что всего натуральнее, и ждет курьера в прохладе за баклажечкой.[11]
Рыжая плакала о том, что ее сейчас обругали, прибили и не дали ей вина, которого ей так хотелось. Плакала она и о том, что она во всей жизни своей ничего не видала, кроме ругательств, насмешек, оскорблений и побоев. Хотела она утешиться, вспомнив свою первую любовь к фабричному, Федьке Молодёнкову, но, вспомнив эту любовь, она вспомнила и то, как кончилась эта любовь. Кончилась эта любовь тем, что этот Молодёнков в пьяном виде, для шутки, мазнул ее купоросом по самому чувствительному месту и потом хохотал с товарищами, глядя на то, как она корчилась от боли. Она вспомнила это, и ей стало жалко себя, и, думая, что никто не слышит ее, она заплакала, и плакала, как дети, стеная и сопя носом и глотая соленые слёзы.[12]
Мне больше всего нравились полати, устроенные по-деревенски, где я любил спать. Обоев тогда не полагалось, и стены прямо по штукатурке окрашивали охрой или медным купоросом. Кухня содержалась в величайшей чистоте, и я не помню, чтобы в ней где-нибудь стояло неизбежное поганое ведро, лохань или что-нибудь подобное, что придает кухням такой непривлекательный вид. [13]
...он одевался в костюм Лоэнгрина и плавал в лодочке по озеру Штанберг в сопутствии лебедя. Но это показалось королю слишком скучным, и он приказал устроить резервуар с водой на крыше замка, где он и катался в лодочке в сопровождении лебедя. Небо и солнце, луна и звёзды взирали на причудливые затеи короля-мечтателя. Эти прогулки в лодочке под покровом небесного свода были омрачаемы тем, что вся вода была бесцветна. Недоставало лазуревой воды с отблесками в ней голубого неба. Пришлось удовлетворить невинное желание короля. В воду пущен был медный купорос. Вода была лазурная. Король счастлив и доволен. А купорос проел металлический резервуар и вся вода ушла в кабинет короля. Пришлось измышлять новый способ окраски воды.[14]
В обставленном удивительной «Александровской» мебелью кабинете Аркадия Руманова висит большое полотно Альтмана, художника, только что вошедшего в славу: Руманов положил ей начало, купив этот портрет за «фантастические» для начинающего художника деньги. Несколько оттенков зелени. Зелени ядовито-холодной. Даже не малахит ― медный купорос. Острые линии рисунка тонут в этих беспокойно зеленых углах и ромбах. Это должно изображать деревья, листву, но не только не напоминает, но, напротив, кажется чем-то враждебным: … в океане первозданной мглы, Нет облаков и нет травы зеленой, А только кубы, ромбы да углы, Да злые металлические звоны. Цвет едкого купороса, злой звон меди. Это фон картины Альтмана. На этом фоне женщина ― очень тонкая, высокая и бледная. Ключицы резко выдаются.[15]
Всходит луна. Светом огромный воздух заливает ландшафт, как софиты футбольное поле перед кубковым матчем Армагеддона. Серп моря внизу цвета медного купороса, цвета арака. Мы взбираемся на заветный пригорок, где искрящийся столб: жена Лота. Говорит рабби Биньямин: “Хотя протекающие мимо стада и облизывают этот столб, но соль вновь нарастает до прежней формы”. Я встаю на четвереньки, и язык мой немеет ослепительной белизной, прощеньем. И вот пробуждение. Ржавый баркас.[16]
По мере того как утро веселело и свет проникал все глубже в прозрачную толщу воды, становилось видно, как рыбы стоят в ней неподвижно одна над другой. В подернутой купоросом зеркальной пластине озера прибрежные деревья отражались так ясно, что можно было листья пересчитать. А крошечный овальный островок в центре, с дюжиной берёз, в точности повторял себя в воде, как фигуры в картах. В эти утренние часы неподвижное озеро предъявляло все оттенки зеленого: малахит, бирюзу, лазурь, прозрачную цельность изумруда…[17]
Приезжали мучимые глистами. Таковым предписывал он дикую редьку, истолченную с пресным мёдом. Предписывал миндальные орехи. Молодую крапиву, варенную в уксусе с солью. Если же и после этого в человеке оставался какой-то вид глистов, Арсений давал ему на сытый желудок щепоть купороса, чтобы глисты вышли окончательно.[19]
И влажный шум над этой влажной бездной Клонит в дрему?. И острый ржавый нос, Не торопясь, своей броней железной В снегу взрезает синий купорос.
Сквозь купорос, сквозь радугу от пыли,
Струясь, краснеет киноварь на киле.[20]
«Шестьдесят семь лет в Провансе
Просидела, как на стуле,
Но такого не бывало, ―
День за днем дожди в июле!» <...>
«Чуть опрыщут виноградник
Легкой пылью купоросной,[25]
Все сейчас же до пылинки
Смоет, к чёрту, дождь несносный.
Вы лозу̀-то оберните, ―
Сколько, сударь, белых пятен!
Дождь в июле винограду,
Как быку мясник, приятен…
Разрослись шатрами листья, ―
Кисти спрятались до света…
Что-то будет с виноградом
В это пакостное лето?»[26]
— Георгий Шенгели, «Бледно-зеленый купорос...» (из сборника «Полихромия вечера»), 1944
Светляками, крыльями стрекоз
Над кустами розовых азалий
За вопросом кружится вопрос
Ядовитее, чем купорос:
Можно ли еще писать стихи.
Можно ли еще писать стихи Всерьез?..
Хочется, конечно, доброты,
но на мой пиджак, что сшит по моде,
справа ― низвергаются помои,
слева ― мрачно рушатся коты. Где-то рядом обыски, допросы, в тюрьмах стонут чьи-то голоса, ну а здесь ― грозятся купоросом вытравить сопернице глаза.
И пока фашистская цензура
топит мысли, как котят в мешке,
кто-то на жену кричит: «Цыц, дура!» ―
правда, на испанском языке.
Погружу микроскоп в лепесток и окунусь в окуляры,
там, словно в Смутное время в Москве, смерти размеры. Вот разведу купорос, контролируя лакмусовой бумажкой! Пешкой кажусь я огромной в балахоне и шлеме, шагая дорожкой. <...>
я скажу тебе больше ― аж до шевеленья волос ― кристаллизуется в каждом из нас голубой купорос.
— Алексей Парщиков, «Медный купорос. Второе деловое отступление» (из сборника «Я жил на поле Полтавской битвы»), 1986
Скрежет Лязг Треск
Рычагов лес
Пресс
Открывает конгресс
На повестке Один вопрос
Купорос
Спрос
Превышает ввоз...[27]
↑Руководство къ Математической и Физической Географіи, со употребленіемъ земнаго глобуса и ландкартъ, вновь переведенное съ примѣчаніями фр. Теодор Ульр. Теод. Эпимуса. Изданіе второе. Въ Санктпетербургѣ при Императорской Академіи Наукъ 1764 года Санктпетербург: При Имп. Акад. наук, 1764 г.
↑Н.М. Пржевальский. «От Кульджи за Тянь-Шань и на Лоб-Нор». — М.: ОГИЗ, Государственное издательство географической литературы, 1947 г.
↑С. А. Бутурлин. Дробовое ружье и стрельба из него. — М.: изд-во Всекохотсоюза, 1929 г.
↑М. И. Боголепов. Элементы с медным купоросом. — М.: «Радио Всем», № 12, 1928 г.
↑В. Д. Черевков, «По китайскому побережью». — СПб.: «Исторический вестник», № 4, 1898 г.
↑Вс. В. Иванов, Дневники. ― М.: ИМЛИ РАН, Наследие, 2001 г.
↑Давид Карапетян. Владимир Высоцкий. Воспоминания. ― М.: Захаров, 2002 г.
↑В.Н. Татищев. Научное наследство. Том 14. Записки. Письма 1717-1750 гг. — М.: «Наука», 1990 г.
↑Крестовский В.В. Кровавый пуф. Панургово стадо. — М.: Эксмо, 2007 г.
↑А.Н.Энгельгардт. Из деревни. 12 писем. 1872-1887 гг. — М.: Гос. изд-во сельскохозяйственной литературы, 1956 г.
↑Н. С. Лесков. Собрание сочинений. — Москва: «Экран», 1993 г.
↑Толстой Л. Н. Полн. собр. соч.: В 22 т., т.13 «Воскресение». — Москва, «Художественная литература», 1978—1985 гг.
↑Мамин-Сибиряк Д.Н. Собрание сочинений в 10 томах. Том 9. Хлеб. Разбойники. Рассказы. — М.: Правда, 1958 г. — стр.425
↑Психиатрические эскизы и истории: В 2 томах. — М.: Терра, 1995 г. Том 1
↑Г.В.Иванов. «Петербургские зимы». Собрание сочинений в трёх томах, том 3. ― М.: «Согласие», 1994 г.
↑Александр Иличевский, Из книги «Ослиная челюсть». — Екатеринбург: «Урал», №10, 2008 г.
↑Дина Рубина. «Белая голубка Кордовы». — М.: ЭКСМО, 2009 г.