Се́верный по́люс, или географи́ческий Северный полюс — воображаемая точка пересечения оси вращения Земли с её поверхностью в Северном полушарии. Находится в центральной части Северного Ледовитого океана.
Северный полюс диаметрально противоположен Южному полюсу, расположенному в центре Антарктиды. Любая другая точка поверхности Земли по отношению к Северному полюсу всегда находится в южном направлении. Северный полюс не относится к какому-либо часовому поясу. Полярный день, как и полярная ночь, здесь продолжается приблизительно по полгода. Глубина океана на Северном полюсе составляет более четырёх километров, а средняя температура воздуха — около -40°C.
― Под нами полюс, <северный> полюс под нами… Я, конечно, сразу же посмотрел в окно. «Нет, ― думаю, ― никакого полюса. Облачность сплошная». Покачал головой.[2]
— Михаил Бабушкин, «Над вечными льдами» (Остров Рудольфа – Северный полюс), 1928
Десять древних столиц Европы ныне за Железным занавесом. <...> Они избежали нацизма только для того, чтобы впасть в крайность коммунизма. Это как совершить долгое и мучительное путешествие, чтоб покинуть Северный полюс для того, чтоб обнаружить, что в конце концов ты проснулся на Южном полюсе.[3]
Северный полюс в публицистике и научно-популярной литературе[править]
Другими словами: зенит есть точка на небе, куда упирается мысленное продолжение того радиуса Земли, который проведен к занимаемому вами месту. Градусное расстояние по небесной дуге между вашим зенитом и Полярной звездой есть в то же время градусное расстояние вашего места от земного полюса. Если ваш зенит отстоит от Полярной на 30°, ― то вы отдалены от земного полюса на 30°, а, значит, от экватора на 60°; иначе говоря, вы находитесь на 60-й параллели. Следовательно, чтобы найти широту какого-либо места, надо лишь измерить в градусах (и его долях) “зенитное расстояние” Полярной звезды: после этого останется только вычесть эту величину из 90° ― и широта определена. Практически обычно поступают иначе. Так как дуга между зенитом и горизонтом содержит 90-й, то, вычитая зенитное расстояние Полярной звезды из 90°, мы получаем в остатке не что иное, как длину небесной дуги от Полярной до горизонта, иначе говоря, мы получаем “высоту” Полярной звезды над горизонтом. Поэтому географическая широта какого-либо места равна высоте Полярной звезды над горизонтом этого места. Теперь вам понятно, что нужно сделать для определения широты. Дождавшись ясной ночи, вы отыскиваете на небе Полярную звезду и измеряете ее угловую высоту над горизонтом; результат сразу даст вам искомую широту вашего места. Если хотите быть точным, вы должны принять в расчет, что Полярная звезда не строго совпадает, с полюсом мира, а отстоит от него на 1 1/4°. Поэтому Полярная звезда не остается совершенно неподвижной: она описывает около неподвижного небесного полюса маленький кружок, располагаясь то выше его, то ниже, то справа, то слева ― на 1 1/4°. Определив высоту Полярной звезды в самом высоком и самом низком ее положении (астроном сказал бы: в моменты ее верхней и нижней “кульминаций”), вы берете среднее из обоих измерений. Это и есть истинная высота полюса, а, следовательно, и искомая широта места.[5]
Десять древних столиц Европы ныне за Железным занавесом. Большая часть континента является зависимой. Они избежали нацизма только для того, чтобы впасть в крайность коммунизма. Это как совершить долгое и мучительное путешествие, чтоб покинуть Северный полюс для того, чтоб обнаружить, что в конце концов ты проснулся на Южном полюсе. И вокруг лишь лёд и снег, и резкие, пронзительные ветры.[3]
На полюсе я не раз благодарил судьбу за то, что она меня многому научила. Недаром говорят: знания плечи не оттянут. В свое время я лудил посуду, тачал сапоги, стирал, мыл полы, свежевал медведя, готовил обед. Всё пригодилось.
Они были одержимы другой целью: выбраться из дерьма окружающей жизни, где слишком воняло деньгой. Притом, у одних этой деньги было гораздо больше, чем надо, а у других ее не было вовсе. Их отвращал капитализм ― такой, каким он был, ― им претила буржуазность. Им грезилось нечто иное: то, что уже было в революционной России… но хорошо бы чуть-чуть иное. Однако стартом этой мечты всё равно оставалась Россия. Похоже, что мечта ― в ее земных координатах ― у них ассоциировалась с Севером, с самым крайним севером, с его высочайшей и чистейшей полярной точкой ― с Северным полюсом. Он как бы символизировал для них вершину всех надежд. Они стремились туда. Они летели к нему. О, как я понимал этот порыв![6]
Северный полюс в мемуарах и художественной прозе[править]
К северному полюсу было послано несколько кораблей отыскать крайнюю точку земли, на которую может ступить нога человеческая. Уже больше года плыли корабли среди туманов и льдов, преодолевая страшные затруднения. Но вот, наступила зима, солнце скрылось, и настала долгая-долгая полярная ночь. Всё видимое пространство сплошь покрылось льдом, и корабли были словно закованы во льдах. Вся земля была занесена снегом; из него-то и понаделали себе моряки невысоких ульеобразных жилищ.[7]
― Почти половина Арктики, то есть части поверхности Земли, окружающей Северный полюс, прилегает непосредственно к северным берегам территории нашего Союза. В противоположность Антарктике, окружающей Южный полюс Земли и являющейся большим материком, Арктика представляет собой море. Ледовитый океан усеян в области, примыкающей к материкам Европы, Азии и Северной Америки, многочисленными большими и малыми островами и лишен их в центральной области, вокруг полюса. Вследствие холодного климата эти острова покрыты все время толщами льда и снега, и только немногие освобождаются от них в течение короткого полярного лета.[8]
Мы летим дальше, старательно отыскиваем просветы в облаках, чтобы определить возможность посадки. Проходят минуты…
Вдруг из штурманской кабины к нам, согнувшись, пробирается Спирин. Лицо радостное, глаза блестят. Подошёл и таким ласковым полушепотом говорит мне (а мотор шумит, заглушает):
― Под нами полюс, <северный> полюс под нами… Я, конечно, сразу же посмотрел в окно. «Нет, ― думаю, ― никакого полюса. Облачность сплошная». Покачал головой.
― А что же тебе, столб, что ли, поставить?! ― рассердился Спирин. Водопьянов услышал нас и закричал:
― Полюс! Давайте скорее садиться!
И радостно и не хочется верить, что «вершина мира» действительно здесь, внизу. Необычно только одно: вокруг вместо четырех частей света ― севера, юга, востока и запада ― от нас теперь в любом направлении только юг… Солнце расплющенным красным шаром сияло над льдами. Завеса упала. Веками интриговавший человечество таинственный полюс был открыт.[2]
— Михаил Бабушкин, «Над вечными льдами» (Остров Рудольфа – Северный полюс), 1928
Наполеон вылез из оврага шагах в тридцати от ребят и побежал прямо в открытое поле.
— Куда это вы?
— На Северный полюс!
— Поворачивай, поворачивай в деревню! — закричала Вера и побежала за ними вдогонку, а за нею тронулись Коля и Павел Сергеевич. — Поворачивай!
Поворачивай!
Но Наполеон не собирался поворачивать в деревню. Он пробежал озимое поле, пересек клеверище, опустился в овраг, теперь уже в другой овраг, не ковылкинский, а кадошкинский, по гнилым мосткам перебежал речку Мшажку и снова выскочил на поле. На север, точно на север бежал Наполеон и странную
вел за собой компанию — дошкольника, двух второклассников и учителя с ружьём.
— Что ж, так и будем бегать? — кричал Павел Сергеевич.
— Ага, — оборачивался дошкольник. — Мы мчимся на Северный полюс! Мы — песцы![4]
Верно сказано, что человеческое терпение имеет границы. Оно похоже на яичную скорлупу, внутри которой зреет усталость, отчаяние, гнев.
И вот лопнула скорлупа терпения, и страшный цыплёнок гнева выскочил на свет и кинулся клевать дошкольника.
— Где Наполеон? Куда ты его дел?
— Да чего вы пристали? — отвечал дошкольник. — Нет Наполеона! Я его отпустил! На <северный> полюс!
— Он его отпустил! — кричали второклассники, обманутые нагло и бесповоротно.
От грозных криков еще больше съежилась карасевская баня, переползла от греха подальше на новое место.
— Товарищи директора! Мы ему доверили! А он отпустил!
— Прекратить базар! — рявкнул директор Некрасов, и даже пыжиковая его шапка побледнела от злости. Он выхватил из кармана зуб дошкольника Серпокрылова и растоптал его.[9]
На этом заканчивается повесть о недопёске Наполеоне Третьем. Добавить больше нечего, кроме того, что ровно через месяц недопесок снова сбежал. На этот раз он нигде не задерживался и наверняка добрался до Северного полюса.[9]
― Да я всю жизнь мечтал побывать на полюсе, ― замахал руками Чижик. ― Там ведь столько всего интересного.
― Чего, например? – удивился Карандаш.
― Там белые медведи, айсберги, тюлени, – начал перечислять Чижик. – А ещё там…
― А ещё там северное сияние, белые совы, моржи, чайки и даже бабочки, – входя в столовую, подсказал мальчику профессор Пыхтелкин.
― О! Здравствуйте, уважаемый профессор, ― обрадовался Самоделкин. Мы так рады вас видеть.
― Неужели на Северном полюсе водятся чайки, ― переспросила Настенька. ― Я раньше думала, что чайки только на юге живут.
― Северный полюс ― это удивительное место, ― сказал географ. ― Там водятся и розовые чайки, и гуси, и даже комары. ― Ну что, вы приняли решение, вы поедете со мной на поиски сокровищ древних эскимосов? ― спросил географ.[10]
Влюбленная в Северный Полюс Норвегия В гордой застыла дремоте. Ленивые лоси! вы серебро-пегие, Ледяное пламя поймете…
И там, где сливается с снегом медведица,
Грёза ее постоянна…
Бледнея в экстазе, сомнамбулой светится
Так же, как д'Арк Иоанна. Не быть Северянке любовницей полюса: Полюс ― бесплотен, как грёза… Стремленья об иглы лесов укололися… Гаснет ее ариозо… <...>
Дух Полюса чутко тревожит элегия, ―
Она воплощается в ноте…
И гордо вздыхая обманом, Норвегия
Вновь застывает в дремоте.[1]
И Оби холодной тяжелый туман
Промчит его в тундры морозное сито.
А там ― ширина. Там лежит океан,
Большой и зеленый, старик Ледовитый. Он сладко полюбит тебя, властелин, И, вынув из пены твое отраженье, Запечатлеет на рёбрах у льдин ― Пленять путешественников и оленей.
И буду ли жив иль бесславно умру,
Но утром вчера, без усилия воли,
Я твердо наметил суровый маршрут
К тебе в Ледовитый, на Северный полюс.[11]
Не угодно ль, я расскажу вам теперь, Правдиво и просто,
Об этом самом камине?
Чуть свет угольщик хмурый трезвонит…
В кухне ― северный полюс!
Сонный и злой, дрожа, отпираешь задвижку,
Загремит по железному ящику угольныйдождь.
Насыпешь лопаткой в ведро
И тащишь, угрюмо зевая, к камину.
Не дыша и чихая, глаза закрывая рукой,
Выгребаешь пылящую мякоть золы ―
И кладешь в решётку газеты.[12]
Простой папиросный коробок
Лежал на моем столе,
И надпись на нём
(Два слова всего):
«Северный полюс».
Но вдруг мне показалось,
Что начал он светиться необычайным огнем,
Что голубая крышка его ожила.
И в глазах стали пятнадцать радуг в ряд,
Пятнадцать спектров.
А кайма, белая простая кайма,
Вдруг превратилась в большие холмы
Хрипящего, сдавленного льда.
Я понял: это ― полярная ночь,
Это ― звенящий арктический лёд,
Это ― поэма моя![14]
.jpg)
