Ста́рица, староре́чье, курья́, поло́й, по́йменное о́зеро — участок прежнего руслареки, который со временем превратился в более мелкую речку или отдельный бессточный водоём. Старица чаще имеет серповидную или петлеобразную форму. Обычно старицы образуются в половодье или паводки, когда большая вода, идущая по пойме, оказывается способна пробить более короткий путь.
После спрямления река начинает течь по новой протоке, а прежнее, более длинное, русло превращается в старицу. Постепенно входы в старицу заносятся песком и илом (наносами). Старица некоторое время сохраняется как озеро, а затем превращается в сырой луг или болото, либо высыхает. Самая крупная из известных стариц — Узбой, древнее русло Амударьи, имеющее протяжённость свыше 500 километров.
Лѣтъ около ста тому назадъ, какъ разсказываетъ преданіе, тутъ не было рѣки; но пролегалъ очень неглубокій логъ, по которому въ весенніе разливы было сильное проносное теченіе. Рѣка же шла лѣвѣе, огибала мысъ верстъ на тридцать и, возвратившись очень близко къ своему повороту, продолжала течь далѣе уже прямыми плёсами.[1]
До первого разводья доплыл, тут тебе и спотычка. Столбов не поставлено и на воде не написано: то ли тут протока, то ли старица подошла, то ли другая река выпала. Вот и гадай, ― направо плыть али налево правиться? <...> у всякой реки свои петли да загибы и никак их не угадаешь.[4]
Хорошо <...> когда впереди тебя ждет что-нибудь интересное, радостное, любимое, даже такой пустяк, как рыбная ловля под черными ивами на отдалённой старице реки.[5]
Вдоль реки меня не пустили идти глыбы натолканных льдов, вздувшиеся ручьи и глубокие старицы; остановило вольно сияющей, куда попало бегущей снежной водой.[6]
Старица. Это когда река разлилась, а потом сошла вода с луговины, а в углублении осталась. До следующего половодья. Это называется ― старица. Стало быть, вода обновляется раз в сезон.[7]
...и реку, и старицу, и всё остальное несёт река времени. Общая река. Тоже делает витки вместе со своими водоворотами, то есть отдельными телами, которые и есть эти водовороты. Времявороты...[7]
— Борис Екимов, «Предполагаем жить» (повесть), 2008
...это неоформленное впечатление, должно было закрыть часть бездны, как ряска, кувшинки и камыш затягивают пустующую гладь старицы. Если только не дать ему провалиться…[10]
— Олег Чухонцев, «Пересохшая старица, староречье...» (из книги «Осьмерицы», 2016
...очень интересно смотреть за переменами клязьминского русла. Вернее, замечать следы этих перемен. Тут старица, там другая. Остались тонкие, длинные озёра вдоль обоих берегов.[14]
Старица в публицистике и документальной прозе[править]
Между тѣмъ, какъ мы собиралися оставить Володимиръ, одинъ изъ моихъ Студентовъ Николай Озерецковскій со Студентомъ г. Академика Палласа Никитою Соколовымъ вышли за городъ для обыкновенныхъ своихъ упражненій, и ходя по одной заводи рѣки Клязьмы, Стари'ца называемой*, отстоящему отъ Владимира не съ большимъ на четверть версты, имѣли случай набрать удивительной родъ животнорастѣнія (Zoophyton), которой рыбаки бродя бреднемъ въ старицѣ на берегъ вытащили съ кусками бадяги, которая весьма была вѣтьвиста и велика. Сумнѣваться долго не было нужды, что оно отъ простой бадяги разнится. Трубчатое сложеніе, отмѣнный цвѣтъ и очертаніе, ясными были свидѣтелями особливой его породы, а наипаче въ глазахъ весьма искуснаго наблюдателя и искусившагося описателя животнорастѣній г. Академика Палласа.[15]
И такъ мы немедлѣнно пошли на то мѣсто, гдѣ его рыбаки вытащили, и бродя по тиноватому дну старицы, (ибо въ ней воды не болѣе, какъ фута на полтора, или на два было,) безъ дальнаго труда набрали великое, множество, и положа въ хрустальную банку, наполненную водою, дожидалися выходу многоножныхъ, (Polypus) которыхъ мы въ немъ быть надѣялися. Конецъ соотвѣтствовалъ нашему ожиданію: ибо по прошествіи нѣкотораго времени, на поверхности трубочекъ начали показываться прозрачные маленькіе пузырьки, представляющіе полушарикъ, которые часъ отъ часу разпространяяся, испускали изъ себя многоножныхъ, которыхъ вѣтьви были бѣлесоваты и весьма тонки. Рядуяся о такой важной для ученыхъ находкѣ, и набравъ свѣжихъ кусковъ помянутаго животнорастѣнія въ наполненной водою сосудъ, спѣшилъ въ нашъ домъ для дальнѣйшаго и удобнѣйшаго наблюденія обитателей старицы.[15]
Берегъ рѣчки еловошной отъ самаго Тюменя второе было мѣсто, въ которомъ намъ каменную породу видѣть случилося. Мѣстами обнаженной берегъ порядочныя показывалъ слои камня; самой исподъ состоялъ изъ слоя песчанаго сѣраго камня, сверхъ сего лежащей горизонтальнымъ положеніемъ оказывался глинистой камень, самой верхъ огородная земля покрывала. Такое перемѣнное слоевъ положеніе дѣйствіе прежде бывшей воды явно показывало; песошнаго камня слой безъ сумнѣнія произошелъ отъ песку дно рѣки покрывающаго; но когда рѣка перемѣнила свое теченіе и произвела старицу, тихо текущая или застоявшаяся вода илъ свой положила, которой по изсушеніи водъ затвердѣлъ въ глинистой камень.[16]
— Иван Лепёхин, «Продолженіе Дневныхъ записокъ путешествія...», 1770
Берега рѣки Вятки вездѣ великія перемѣны доказывали, которыя по мягкимъ берегамъ отъ весеннихъ водъ происходятъ. Тутъ висѣли надвислыя карши, грозящіе паденіемъ; индѣ вершины деревъ омывалися текущими струями. Мѣстами новыя раждалися острова, и положивъ рѣчному стремленію преграду тихія воды и старицы производили, которыя мѣстами совершенную являли сушу. При Юрпаловскомъ селеніи не доѣзжая шести верстъ до Слободскаго обширной былъ пещаной островъ, которой не въ давнихъ произошелъ годахъ; и гдѣ Вятская находится старица Ирья прозываемая, деревушка Бадьяна по выше Шестакова видна была близь своего паденія.[16]
— Иван Лепёхин, «Продолженіе Дневныхъ записокъ путешествія...», 1770
Спустя часа полтора после нашего прибытия, когда мы сидели на канах и пили чай, в помещение вошла женщина и сообщила, что вода в реке прибывает так быстро, что может унести все лодки. Гольды немедленно вытащили их подальше на берег. Однако этого оказалось недостаточно. Поздно вечером и ночью еще дважды оттаскивали лодки. Вода заполнила все протоки, все старицы реки и грозила самому жилищу. Это наводнение принудило нас просидеть на одном месте целую неделю.[3]
«Обломком» гряды Винокуренного в зарослях левого берега лежит неприметный камень Курьинский. От него начинается Курьинский плёс. Курья ― это диалектное название речного залива, устья старицы. Деревня Курья расположена вдоль дороги Староуткинск ― Трёка. Чусовая в районе этой деревни огибает длинный плоский мыс, а потому кажется, что деревня Курья встречается дважды: в начале излучины и на её излёте. На мысу в старину располагалась пристань Курья.[8]
Такой насыщенности рыбой, как уже сказано, нет ни в каком другом водоеме Якутии (не считая, конечно, Колымы, тоже исключительно рыбной). Кроме того, по обеим берегам реки в приморской низменной равнине имеются сотни рыбных озёр. И эти же озёра ― кормовые для всевозможной прилетной птицы. По озерам, по старицам и по рукавам реки в её приустьевой части скапливаются летом тысячи линных гусей, добывать которых можно практически голыми руками. Надо полагать, к этой реке переселенцы вышли не случайно. Вероятно, была глубокая разведка вдоль нелегкого и длительного пути беглых кочей из Поморья.[17]
Есть еще версия, связанная с тем, что городок <Старица> у впадении реки Старицы в Волгу назвали по имени реки Старицы (что означает просто-напросто старое русло), впадающей на этом месте в Волгу, но это очень скучная версия ― ее придерживаются только скучные ученые историки и такие же скучные краеведы, привыкшие во всем соглашаться с историками.[11]
Старица в мемуарах, письмах и дневниковой прозе[править]
Мѣстами обнаженной берегъ порядочныя показывалъ слои камня; самой исподъ состоялъ изъ слоя песчанаго сѣраго камня, сверхъ сего лежащей горизонтальнымъ положеніемъ оказывался глинистой камень, самой верхъ огородная земля покрывала. Такое перемѣнное слоевъ положеніе дѣйствіе прежде бывшей воды явно показывало; песошнаго камня слой безъ сумнѣнія произошелъ отъ песку дно рѣки покрывающаго; но когда рѣка перемѣнила свое теченіе и произвела старицу, тихо текущая или застоявшаяся вода илъ свой положила, которой по изсушеніи водъ затвердѣлъ въ глинистой камень.[18]
— Иван Лепёхин, «Продолженіе Дневныхъ записокъ путешествія...», 1771
Природе тоже жить надо. Хотя там, в глубине, ближе к Гороховцу, расположен и замаскирован главный танковый полигон Центральной России. Пространства дозволяют. И очень интересно смотреть за переменами клязьминского русла. Вернее, замечать следы этих перемен. Тут старица, там другая. Остались тонкие, длинные озёра вдоль обоих берегов. Особенно вдоль противоположного, левого, то есть. А чуть подальше другие озёра, карстовые. Кщары отсюда, понятное дело, не видно, но её уменьшенных копий множество. Они, в отличие от стариц, круглые. Выходит такой узор: долгий мазок ― кружок. Мазок ― кружок; два мазка ― за ними ещё кружок.[14]
...Клязьма, на Яндекс.Картах выглядевшая скромно очень, оказалась широкой. Утонуть бы, конечно, не утонул, но помучался б славно. Словом, иду, такой, вверх по течению мимо озёр-стариц с названиями Тюмба и Мстёра, природу обозреваю. А она радует.[14]
Вскорѣ мы вышли на Шексну, именно на ту ея часть, гдѣ она называется Простью. Прость — это проказы природы, прихотливое образованіе новаго русла. Лѣтъ около ста тому назадъ, какъ разсказываетъ преданіе, тутъ не было рѣки; но пролегалъ очень неглубокій логъ, по которому въ весенніе разливы было сильное проносное теченіе. Рѣка же шла лѣвѣе, огибала мысъ верстъ на тридцать и, возвратившись очень близко къ своему повороту, продолжала течь далѣе уже прямыми плесами. Время отъ времени дѣйствіемъ весеннихъ водъ логъ все болѣе и болѣе углублялся, все болѣе и болѣе готовился сдѣлаться ложемъ рѣки и, наконецъ, принявъ совершенно воды Шексны, понесъ ихъ съ неимовѣрною быстриною между своими крутыми, обрывистыми берегами. И вотъ этотъ новый каналъ, прорытый самою природою, почему-то началъ называться Простью. Старое же русло заполоскало пескомъ и иломъ, съузило до степени маленькой рѣчки, заглушило ракитникомъ и оно получило названіе глухой рѣки Шексны.[1]
Горохов мыс выдавался в Ключевую зеленым языком. Приятно было свернуть с пыльной дороги и брести прямо по зеленой сочной траве, так и обдававшей застоявшимся тяжелым ароматом. Вышли на самый берег и сделали привал. Напротив, через реку, высились обсыпавшиеся красные отвесы крутого берега, под которым проходила старица, то есть главное русло реки.[19] Харитина упала в траву и лежала без движения, наслаждаясь блаженным покоем.[2]
По Иртышу-то вон, сказывают, до самого Китаю плыви ― не тряхнет! На словах-то вовсе легко, а попробуй на деле ― не то запоёшь! До первого разводья доплыл, тут тебе и спотычка. Столбов не поставлено и на воде не написано: то ли тут протока, то ли старица подошла, то ли другая река выпала. Вот и гадай, ― направо плыть али налево правиться? У куличков береговых, небось, не спросишь и по солнышку не смекнешь, потому ― у всякой реки свои петли да загибы и никак их не угадаешь. Нет, друг, не думай, что по воде дорожка гладкая.[4]
Пожалуй, я могу сказать, что в эти осенние вечера я был действительно счастлив. Хорошо писать, когда впереди тебя ждет что-нибудь интересное, радостное, любимое, даже такой пустяк, как рыбная ловля под черными ивами на отдалённой старице реки.[5]
Я похоронил товарища в камнях, плотно завалил его плитами, чтобы не съели труп песцы, попросил прощения за то, что оставил его в одном лишь белье, и еще ночь просидел возле порога, ожидая второго товарища. За это время я соорудил из рубахи товарища мешок, из портянок сшил что-то вроде шапки, лямки к мешку приделал и, сложив в него сапоги и костюмчик покойного, который я надевал лишь к ночи, двинул сначала по берегу реки, затем на солнце, все ярче с каждым днем разгорающееся. Вдоль реки меня не пустили идти глыбы натолканных льдов, вздувшиеся ручьи и глубокие старицы; остановило вольно сияющей, куда попало бегущей снежной водой. Через два дня я снова вышел к той же реке, к тому же порогу. Я кружил по тундре, по редким ее островкам, однако не напугался, не приуныл ― что-то уже обжитое, притягательное было для меня на этой реке, в этих бездушных камнях...[6]
Обыватель ― это как старица. Помнишь старицу?.. Старица. Это когда река разлилась, а потом сошла вода с луговины, а в углублении осталась. До следующего половодья. Это называется ― старица. Стало быть, вода обновляется раз в сезон. И старица живет от половодья до половодья, в бурной смене событий, и в промежутке у нее есть время подумать не на бегу. Хорошо это или плохо? А никак. И то нужно, и другое. Потому что и реку, и старицу, и все остальное несёт река времени. Общая река. Тоже делает витки вместе со своими водоворотами, то есть отдельными телами, которые и есть эти водовороты. Времявороты, точнее сказать. Каждое тело на свете ― это времяворот, большой или маленький.[7]
Огромное небо с чередой высоких летних облаков; немереный степной размах с увалами и курганами, хлебными полями да черной пашней ― не окинешь взглядом; просторная синева воды: тугое, мускулистое русло Дона и тихие плёсы, займищные озера в зеленых камышах, протоки, старицы, отступившие от реки вдаль и вдаль к песчаным буграм-кучугурам; а внизу, у подножья кургана, ― горстка домиков, людское жилье. И вольный высокий ветер над миром и над вечным покоем. Илья стоял и стоял, никуда особо не глядя, но остро осязая этот простор, земной и небесный, покой и близкое дыханье воды.[9]
— Борис Екимов, «Предполагаем жить» (повесть), 2008
Так бывает: мрачно небо, тяжело, в клубах свинцовых, а прольётся дождем и, глядишь, заголубело. Участвовать в беседе Никодимов не хотел: внутри него толкалось свежее переживание, которое он не осмыслил и которому еще не нашел в себе места. Что с этим нужно было делать: понимать, терпеть, переживать? Определённо оно, это неоформленное впечатление, должно было закрыть часть бездны, как ряска, кувшинки и камыш затягивают пустующую гладь старицы. Если только не дать ему провалиться…[10]
― Ты же не ходила на топь. Там, может, и нет никакой топи, одни разговоры только.
― А чего есть? Сестра тоже скручивает козью ножку ― медленно, не так ловко, как Комарова, и козья ножка выходит у нее не плотным конусом, а вся какая-то рыхлая и растрепанная. Босой с компанией однажды загнал нас с сестрой в заросшую кувшинками старицу. Мы были во фланелевых халатах: сестра ― в красном, я ― в синем, и с неба сыпала осенняя морось, хотя лето было еще в самом разгаре. Мальчишки стояли на берегу, ухмылялись, сплёвывали на землю, но, так и не придумав, что с нами делать, ушли. Подождав некоторое время, мы выбрались из старицы, с ног до головы перемазанные густым вонючим илом.[20]
Чилим ― водяной орех плавающий, или Чёртов орех ― однолетнее водное растение. Вид рода рогульник семейства дербенниковых. Растёт в озёрах, заводях и старицах медленно текущих рек, достигает до 5 м в длину. У растения характерный плод, внешне напоминающий голову быка, с одним крупным крахмалистым семенем.[12]
...Здесь с карты сбивают старицы. На волос несовпадение даёт двух демонов стриженых, как слово, которое пишется совсем не так, как читается. Пыльная взвесь и сухие бухты канатов бежевых. <...>
Ни патруль шаролиций, ни голод здесь беглецов не достанут.
Испаряются карты, и вечность кажется близкой.
Как под папиросной бумагой ― переползание стариц. Лунатик их остановил бы, пройдясь по стене берлинской.
— Алексей Парщиков, «Добытчики конопли» (из сборника «Сомнамбула»), 1999
↑ 12Михаил Бару. «Таракан на канате». — Саратов: «Волга», № 1-2, 2016 г.
↑ 12Евгения Некрасова. Ложь-молодежь. Повести-близнецы. — Саратов: «Волга», №7-8 за 2016 г.
↑ 12Олег Чухонцев. выходящее из — уходящее за: Книга стихов. — М: ОГИ, 2015 г. — 86 с.; 1000 экз.
↑ 123Пермяков Андрей. Петушки — Москва. Поехал. — Саратов: «Волга», № 5-6 за 2016 г.
↑ 12И. И. Лепёхин. Дневныя записки путешествія доктора и Академіи Наукъ адъюнкта Ивана Лепехина по разнымъ провинціямъ Россійскаго государства, 1768 и 1769 году, в книге: Исторические путешествия. Извлечения из мемуаров и записок иностранных и русских путешественников по Волге в XV-XVIII вв. — Сталинград. Краевое книгоиздательство. 1936 г.
↑ 12И. И. Лепёхин. Продолженіе Дневныхъ записокъ путешествія академика и медицины доктора Ивана Лепехина по разнымъ провинціямъ Россійскаго государства въ 1770 году. Въ Санктпетербургѣ при Императорской Академіи Наукъ 1802 года
↑Д.И.Саврасов. «Мои алмазные радости и тревоги». — СПб.: изд-во ВСЕГЕИ, 2011 г.
↑И. И. Лепёхин. Продолженіе Дневныхъ записокъ путешествія академика и медицины доктора Ивана Лепехина по разнымъ провинціямъ Россійскаго государства въ 1770 году. Въ Санктпетербургѣ при Императорской Академіи Наукъ 1802 года
↑Мамин-Сибиряк даёт противоположное определение старицы, вероятно, местное или диалектное: «главное русло реки».
↑Анаит Григорян. После дождя. — Саратов: «Волга», № 5-6 за 2015 г.
