Де́рево жи́зни (или дре́во жизни, а также старо-славянское дре́во животьное, ра́йское древо; англ.Tree of life) — один из важнейших мифологических элементов, повторяющихся во многих культурах со времён племенного язычества. В славянской народной традиции кроме древа жизни встречается также вариант «мирового древа», а в книжной и фольклорной культуре — пантеистическое природное древо жизни, из которого вырастает всё сущее. Одним из ярчайших выражений общей концепции в иудо-христианской культуре стало «древо жизни», посаженное Богом в раю.
В качестве производных или связанных с деревом жизни в новые времена можно считать священное древо, древо познания (или знания), а также мировое или космическое древо.
Иегова Бог создал человека из персти земной, и вдунул в ноздри его дыхание жизни, и человек стал душею живою.
И насадил Иегова Бог сад в Едеме к востоку; и поставил там человека, которого создал.
И произрастил Иегова Бог из земли всякое дерево, прекрасное видом и хорошее для пищи, и дерево жизни посреди сада, и дерево познания добра и зла.
И произрастил Господь Бог из земли всякое дерево, приятное на вид и хорошее для пищи, и дерево жизни посреди рая, и дерево познания добра и зла. Из Едема выходила река для орошения рая; и потом разделялась на четыре реки. Имя одной Фисон: она обтекает всю землю Хавила, ту, где золото; и золото той земли хорошее; там бдолах и камень оникс. Имя второй реки Гихон [Геон]: она обтекает всю землю Куш. Имя третьей реки Хиддекель [Тигр]: она протекает пред Ассириею. Четвертая река Евфрат. И взял Господь Бог человека, [которого создал,] и поселил его в саду Едемском, чтобы возделывать его и хранить его. И заповедал Господь Бог человеку, говоря: от всякого дерева в саду ты будешь есть, а от дерева познания добра и зла не ешь от него, ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрёшь.
Блажен человек, который снискал мудрость, и человек, который приобрел разум, — потому что приобретение её лучше приобретения серебра, и прибыли от неё больше, нежели от золота: она дороже драгоценных камней; и ничто из желаемого тобою не сравнится с нею. Долгоденствие — в правой руке её, а в левой у неё — богатство и слава; пути её — пути приятные, и все стези её — мирные. Она — древо жизни для тех, которые приобретают её, — и блаженны, которые сохраняют её!
Кроткий ответ отвращает гнев, а оскорбительное слово возбуждает ярость.
Язык мудрых сообщает добрые знания, а уста глупых изрыгают глупость. <...>
Кроткий язык — древо жизни, но необузданный — сокрушение духа.
Кроткое сердце — жизнь для тела, а зависть — гниль для костей.
И показал мне чистую реку воды жизни, светлую, как кристалл, исходящую от престола Бога и Агнца. Среди улицы его, и по ту и по другую сторону реки, древо жизни, двенадцать <раз> приносящее плоды, дающее на каждый месяц плод свой; и листья дерева — для исцеления народов. И ничего уже не будет проклятого; но престол Бога и Агнца будет в нём, и рабы Его будут служить Ему. <...>
Неправедный пусть ещё делает неправду; нечистый пусть ещё сквернится; праведный да творит правду ещё, и святый да освящается ещё. Се, гряду скоро, и возмездие Мое со Мною, чтобы воздать каждому по делам его. Я есмь Альфа и Омега, начало и конец, Первый и Последний. Блаженны те, которые соблюдают заповеди Его, чтобы иметь им право на древо жизни и войти в город воротами.
Итак, человек жил в раю, как хотел, до тех пор, пока хотел того, что повелел Бог. Жил, наслаждаясь Богом, от Которого, как благого, сам был добр. Жил безо всякого недостатка, имея в своей власти жить так всегда. Была пища, чтобы не испытывать голода, было питьё, чтобы не испытывать жажды, было, наконец, дерево жизни, чтобы не ослабила его старость. Не было ничего, что причиняло бы боль, не было никаких болезней, которых бы следовало бояться. Плоть была здорова, душа — спокойна.
Но, говоря об этом дне суда, мы прибавляем: окончательный или последний, потому что Бог судит и теперь, судил и с самого начала человеческого рода, когда изгнал из рая и удалил от дерева жизни первых людей, совершивших великое преступление; судил, несомненно, и тогда, когда не пощадил согрешивших ангелов, глава которых, погубив себя, погубил из зависти и людей.
Кому, открывавшему священные книги, не известно, где насадил Бог дерево жизни, вокруг которого, когда от вкушения его были отстранены люди, изгнанные из рая собственной неправдой, была поставлена огненная и ужасающая стража (Быт. III, 24)? Кто-нибудь возразит, что дни дерева жизни, о которых упомянул Исайя, суть именно те дни, которые в настоящее время переживает церковь Христова, что деревом жизни пророчески назван сам Христос, потому что Он есть Премудрость Божия, о которой Соломон говорит: «Она — дерево жизни для тех, которые приобретают ее» (Притч. III, 18), и что те первые люди провели в раю отнюдь не годы, но были изгнаны из него так скоро, что не родили там ни одного сына, и потому времени того нельзя разуметь в вышеприведенных словах.
Святое Древо Креста Спасителя восстало посреди земли, как некогда древо жизни в раю…
Кресты двух разбойников были обращены друг у другу и были ниже Креста Спасителя. Расстояние между Крестом Спасителя и крестами разбойников было такое, что всадник мог бы проехать между ними.[1]
Для того, чтобы они могли удобно и всегда поддерживать в себе бессмертные, богоблагодатные и всесовершенные свойства сего дыхания жизни, Бог насадил посреди рая древо жизни, в плодах которого заключил всю сущность и полноту даров этого Божественного Своего дыхания. Если бы не согрешили, то Адам и Ева сами и всё их потомство могли бы всегда, пользуясь вкушением от плода древа жизни, поддерживать в себе вечно животворящую силу благодати Божией и бессмертную, вечно юную полноту сил плоти, души и духа и непрестанную нестареемость бесконечно бессмертного всеблаженного своего состояния, даже и воображению нашему в настоящее время неудобопонятного. Когда же вкушением от древа познания добра и зла — преждевременно и противно Заповеди Божией — узнали различие между добром и злом и подверглись всем бедствиям, последовавшим за преступление Заповеди Божией, то лишились этого бесценного дара благодати Духа Божия, так что до самого пришествия в мир Богочеловека Иисуса Христа Дух Божий «не убо бе в мире, яко Иисус не убо бе прославлен».
— Николай Мотовилов, «Беседа преподобного Серафима о цели христианской жизни», 1831
До 1844-го года, государь, мои грехи были грехи внутренние, умственные, а не практические: я съел не один, а много плодов от запрещенного древа познания добра и зла, ― великий грех, источник и начало всех последовавших преступлений, но еще не определившийся тогда еще ни в какое действие, ни в какое намерение. По мыслям, по направлению я был уж совершенным и отчаянным демократом, а в жизни неопытен, глуп и почти невинен как дитя. Отказавшись ехать в Россию на повелительный зов правительства, я совершил свое первое положительное преступление. Вследствие этого я оставил Швейцарию и отправился в Бельгию в обществе моего друга Рейхеля.[2]
Как почки в процессе роста дают начало новым почкам, а эти, если только сильны, разветвляются и заглушают многие слабые ветви, так, полагаю, было при воспроизведении и с великим Древом Жизни, наполнившим своими мёртвыми опавшими сучьями кору земли и покрывшим её поверхность своими вечно расходящимися и прекрасными ветвями.
Геркулес-Солнце убит Дьяволом, Тифоном, также убит и Озирис, который является отцом и братом Гора, и в тоже время тождественен с ним, и мы не должны забывать, что магнит называли «костью Гора», а железо «костью Тифона». Его называют «Геркулес Invictus» только тогда, когда он спускается в Гадес (подземный сад) и, срывая «Золотые яблоки» с «дерева жизни», убивает дракона. Грубая титаническая сила, «молния» каждого солнечного бога, противопоставляет свою силу слепой материи божественному магнетическому духу, который старается гармонизировать всё в природе.
Этот символ объясняет почитание этой сектой Змия, как Спасителя, безразлично, будет ли он свернут вокруг жертвенного хлеба или же вокруг Тау. В своем единстве Эннойа и Офит представляют Логоса. Когда же они разъединены, один изображает Древо (Духовной) Жизни, другой Древо Познания Добра и Зла, потому мы видим, что Офит устремляет первую человеческую чету — являющуюся материальным произведением Ильда-Баофа, но обладающую духовным принципом от Софии-Ахамот — вкусить запрещенный плод, несмотря на то, что Офит представляет собою божественную мудрость.
Змий, Древо Познания Добра и Зла, и Древо Жизни, все они символы, пересаженные из почвы Индии. Араса-Марам, баньяновое дерево, столь священное среди индусов — ибо Вишну в одном из своих воплощений отдыхал под мощною сенью его и учил под ним человеческой философии и наукам — называется Древом Познания и Древом Жизни. Под охраняющей листвой этого царя лесов гуру преподают своим ученикам первые уроки о бессмертии и посвящают их в тайны жизни и смерти.
Это зелёный камень пятиугольной формы; внизу выгравирована рыба; выше — печать Соломона; ещё выше — четыре халдейских буквы — Jod, He, Vau, He, JHVH, которые образуют имя божества. Они расположены совершенно необычно, располагаясь снизу кверху, в обратном порядке, и образуя египетский тау. Вокруг них имеется надпись, которую, поскольку гемма не наша, мы приводить не вправе. Тау в своём мистическом значении, так же, как и crux ansata, есть Древо Жизни.
Зачем тайна дышит смертью, и стремиться в тайну ― значит спешить к смерти? Зачем человек отверг древо жизни, лишь бы отведать плодов древа познания добра и зла? Зачем Дух унизил Материю и заключил ее в темницу? Зачем мир так оскорблен и мрачен, и царь его ― побежденный раб? <...> Ибо что иное есть золото, как не ствол, корни, сучья, листья, цветы и плоды древа жизни, которое Бог предвечно возрастил для человека в раю? Но после того, как Адам и Ева, забыв завет послушания Создателю своему, вкусили плодов наущения змеиного от древа познания добра и зла, и вступила в мир, по греху их, наказующая смерть, древо жизни погрузилось в глубину земли и, смешавшись с элементами, рассыпалось и переродилось в золотые руды и самородки. Таким образом, Огненный Цвет, указуя владельцу своему глубочайшие золотые месторождения, открывает ему не только возможность обогатиться больше всех земных владык, но и найти великую тайну победы над смертью. Владея Огненным Цветом, легко достать из земли жизненные волокна, и тогда человеку тому не страшны угрозы смерти: он будет жив, пока сам не пожелает избавиться от тягостей земного бытия.[3]
Королевна сама сошла в сад и с удивлением увидала, что юноша выполнил трудную задачу. Но она всё ещё не могла побороть своего гордого сердца и сказала: «Хотя он и выполнил обе заданные ему задачи, однако же не бывать ему моим супругом прежде, нежели он добудет мне яблоко с дерева жизни».
Юноша и знать не знал, где растёт это дерево жизни, однако же собрался в путь и задумал идти по белу свету, пока его понесут резвые ноги. Но он не надеялся это дерево разыскать.
Вот он пошёл и прошёл уже через три царства, когда однажды под вечерок пришел в лес, сел под дерево и собирался соснуть; вдруг слышит шум и шелест в ветвях, и золотое яблоко прямо падает ему в руку. В то же самое время слетели с дерева три ворона, сели к нему на колено и сказали: «Мы — те самые три воронёнка, которых ты спас от голодной смерти. Когда мы выросли да услыхали, что ты ищешь яблоко с дерева жизни, то полетели мы за море, на самый край света, где растёт дерево жизни — и вот принесли тебе оттуда это яблоко».
Добрый молодец обрадовался, вернулся к красавице королевне и поднёс ей золотое яблоко. Тогда у той уж не было больше никаких отговорок.
Они поделили яблоко с дерева жизни и скушали его вдвоем; и наполнилось её сердце любовью к юноше, и они в нерушимом счастье дожили до глубокой старости.
— Да я ведь не знаю его! — сказала женщина. — А ты слепая! Сегодня в ночь завяло много цветов и деревьев, и Смерть скоро придёт пересаживать их. Ты ведь знаешь, что у каждого человека есть своё дерево жизни или свой цветок, смотря по тому, каков он сам. С виду они совсем обыкновенные растения, но в каждом бьётся сердце. Детское сердечко тоже бьётся; обойди же все растения — может быть, ты и узнаешь сердце своего ребёнка. А теперь, что ж ты мне дашь, если я скажу тебе, как поступать дальше?
Теперь только — казалось ему — он понял самого себя, уразумел путь истины и мира. В церкви был свет Божий и ясный мир, в монашеской келье — покой; там только древо человеческой жизни могло возрасти для вечности!
Брат Игнатий укрепил в нём эти мысли, и он решился: дитя света стало слугою церкви, молодой ваятель отрёкся от мира, ушёл в монастырь.
— Охотно исполню это, о Ками, пьющий мудрость, словно настойку из листьев с дерева жизни, но… тысячу раз готов утверждать, что это опасно! Поклянитесь мне, Ками, что вы никому не перескажете того, что я буду говорить вам о добродетели? Ни королю, ни министру, ни владельцу вашего отеля, ни горничной, которую вы только что приказали позвать, ни слуге, который чистит ваши сапоги?
Первый жребий пал на попа Мартына, который двенадцать лет в губернском городе не был, кроме благочинного и из начальства-то никого не видал. Ходил себе по хуторку в белом подряснике, вышитом попадьёй по рукавам и подолу петухами и ёлочками (причём он уверял, что это птицы райские и древо жизни), постукивал своим посохом по ульям, надев предварительно сетку и рукавчики, — пчёлы почему-то жалили его немилосердно; гнал наливки чудеснедшие: вишнёвка такая у него была, что ни один заседатель не мог проехать мимо его домика, чтобы не завернуть выкурить трубочку. Попадья у него была красивая, толстошеяя, на груди монисто. Свиньи жирные, индейки ещё того жирнее, кони крепкие. Наслаждался поп идиллией, и вдруг такое несчастье на голову!
— Старость всегда должна быть красивее, — она есть плод дерева; надо только, чтобы само дерево жизни было прекрасно, тогда и плод будет тоже прекрасен. Теперь ты должна вернуться домой на моём коне, я же сам не могу пока следовать за тобою, но и я приду, когда наступит пора, и тогда мы никогда уж больше не расстанемся с тобою.
— Я должна вернуться к отцу и к Луизе?
— Нет, отец твой и Луиза давно уже покинули тот мир.
— Зачем же вернусь я домой, когда там никого уже нет?
— Да, любезнейший граф, — сказал князь Болтай-Болдаревский, — конечно, в возобновлении крепостного права единственный путь к спасению России. Но не следует забывать о другой, весьма важной реформе, которая должна сопутствовать. О введении всеобщего, повсеместного и ежечасного дранья. Лоза! Лоза, — говорю я, — вот орудие. От розги произрастёт то древо жизни, которое покроет тенью благополучия родную Русь!
Мне снилось, дух Мильтона, мощный, встал.
Взял лютню с древа жизни, глянул ясно,
И нежный гром в струнах зарокотал;
И тот, в ком сердце к сердцу безучастно...
Прицелились в него стрелою смерти безжалостно, прекращая дни его жизни.
Чёрное облако по велению их одною градиною побило плод дерева его жизни.
Жестокий ветер смерти потушил светильник его души, тело его как тёрн стало мрачною.
Под древом жизни храм тебе назначил Бог,
Постелей шар земной, растения покровом;
В наружном блеске благ нет истинных отрад;
Доставить может их одна лишь чиста совесть.
— Ади Шанкара, «Шлоке Мога Мудгаро. Стихи нравоучительные»
И реку чистую воды живой
Тут ангел показал мне: светлым
Она кристаллом от престола Божья
И Агнцева текла; на бреге
Ея потока древо жизни, плод свой
Двенадцать раз дающее, росло
И лист давало свой на исцеленье Народов.[4]
И видно, как всходит, ― и слышно, как дышит
Там каждая травка и каждый лесок;
Там дерево жизни ветвями колышет,
И каплет из трещин живительный сок,
И брызжет, ― и тут же другое с ним рядом:
То дерево жизни с убийственным ядом.[5]
Полно, дети, в тщетном гневе
Древо жизни потрясать!
Лишь цветы ещё на древе!
Дайте плод им завязать!
Недозрев — он полн отравы,
А созреет — сам спадет
И довольства вам и славы
В ваши домы принесёт.[6]
Взвойте вы к змеям, и пусть разнесут вашу ярость по свету.
Брошены вы средь пустыни, на камнях её раскалённых;
Вкруг — нагота мировая в безмолвном проклятии Бога.
Род отлученный от персей земли, вы их запах забыли,
Вид позабыли травы, благовонье цветков после ливня,
Мощь многолетних лесов, ликование водного плеска,
Свежесть и влажную тень вечно-юного дерева жизни.
Съедены крохи души, не осталось ни цвета, ни корня,
Гложете щебень земной и, алкая, лижете камень...
Где проходит Божия Матерь
По земле святыми стопами,
Там окрест и он простирает
Добровонные сени древесны;
Там бегут его чистые воды,
Там поют его райские птицы:
Посреди же его Древо Жизни,
Древо Жизни — Пречистая Дева.[10]
И доктор скажет: ― Это ―
Живёт прожигатель жизни,
Местный чудак и лодырь,
Хвастун, фантазёр и мечтатель,
Который во что бы ни стало
Желает из арбузных зерен
Вырастить дерево жизни.[11]
.svg){kind=logo}
