Жена Лота

Густав Доре, Бегство Лота из Содома

Жена́ Ло́та, Ло́това жена́ — легендарный безымянный персонаж Ветхого Завета Библии. Согласно Книге Бытия, во время бегства Лота с семьёй из Содома его жена превратилась в соляной столп, нарушив запрет ангелов и оглянувшись, чтобы посмотреть на разрушаемые небесным огнём нечестивые города Содом и Гоморру (Быт. 19:15—30).

Некоторые критики-материалисты считали чудо превращения жены Лота в соляной столп вполне реальным, объясняя это явление, что жена Лота от страха при виде горевшего города впала в бесчувственное состояние; а удушливые испарения от пожара, пропитанные серой и солью (Втор. 29:23), умертвили её и постепенно довершили процесс окаменения. Французский тосафист второй половины XII века Иосиф Бехор-Шор из Орлеана замечал, что эта женщина, не поверив в окончательную гибель Содома и Гоморры, замешкалась в пути, где и была застигнута огненным дождём из серы, к которой в таких случаях обыкновенно примешана соль. Соляной столп (греч. στήλη ἁλός) при Мёртвом море упоминается в Премудростях Соломона (10, 7), где он характеризуется как «памятник неверующей души». Его также наблюдал и Иосиф Флавий.

Первоисточник

Сказали мужи те Лоту: кто у тебя есть еще здесь? зять ли, сыновья ли твои, дочери ли твои, и кто бы ни был у тебя в городе, всех выведи из сего места, ибо мы истребим сие место, потому что велик вопль на жителей его к Господу, и Господь послал нас истребить его.

И вышел Лот, и говорил с зятьями своими, которые брали за себя дочерей его, и сказал: встаньте, выйдите из сего места, ибо Господь истребит сей город. Но зятьям его показалось, что он шутит. Когда взошла заря, Ангелы начали торопить Лота, говоря: встань, возьми жену твою и двух дочерей твоих, которые у тебя, чтобы не погибнуть тебе за беззакония города. И как он медлил, то мужи те <Ангелы>, по милости к нему Господней, взяли за руку его и жену его, и двух дочерей его, и вывели его и поставили его вне города. Когда же вывели их вон, то один из них сказал: спасай душу свою; не оглядывайся назад и нигде не останавливайся в окрестности сей; спасайся на гору, чтобы тебе не погибнуть. <...> Солнце взошло над землею, и Лот пришел в Сигор. И пролил Господь на Содом и Гоморру дождем серу и огонь от Господа с неба, и ниспроверг города сии, и всю окрестность сию, и всех жителей городов сих, и <все> произрастания земли.

Жена же Лотова оглянулась позади его, и стала соляным столпом.

— Библия, «Бытие» (Глава 19: 12-17, 23-26), 15 век до н. э.

В мемуарах, публицистике и документальной прозе

И как было во дни Ноя, так будет и во дни Сына Человеческого: ели, пили, женились, выходили замуж, до того дня, как вошел Ной в ковчег, и пришел потоп и погубил всех. Так же, как было и во дни Лота: ели, пили, покупали, продавали, садили, строили; но в день, в который Лот вышел из Содома, пролился с неба дождь огненный и серный и истребил всех; так будет и в тот день, когда Сын Человеческий явится. В тот день, кто будет на кровле, а вещи его в доме, тот не сходи взять их; и кто будет на поле, также не обращайся назад. Вспоминайте жену Лотову. Кто станет сберегать душу свою, тот погубит ее; а кто погубит ее, тот оживит ее.

— Евангелие от Луки, 17:26-33

Все те и прочия изрядныя женщины минувши, Христос велит едину поминати жену Лотову: поминайте жену Лотову. Слушаем, Спасителю мой, твоего повеления: но что в той жене Лотовой особеннаго паче иных женщин; Буде тое, что столпом сланым, что солью стала: многия суть и ныне жены такия, которыя в первых сахаром мужу своему бывают, а потом солью. Не то велит Христос, Спаситель наш, в жене Лотовой поминати: но сие, яко изшедши из Содомы, и повеление Божие восприемши, не озиратися вспять: паки обратися вспять, паки обрати очеса своя и усердие свое к Содоме, и бысть столп слан. Ах воспятаго озрения! за едино только, что бедная женщина, услышавши поражение и раззорение горящей Содомы, услышавши вопль и кличь людей погибающих, либо от страха, либо от жалости обратила очеса своя назад на Содому: за тое только едино в тот час гнев Божий изыде на ню, и бысть столп слан. Рцы нам, столпе сланый, рцы нам жено Лотова, что с твоею деется душею; Молчи столп сланый, но сказуют учителие: яко душа с темиж Содомлянами, на которых озреся, в веки погибе. Ах столп сланый, брашну духовному вельми потребный! Берите сию соль грешницы, на первые грехи возвращающиися, и сею солию брашна ваша услаждайте!

— митрополит Стефан (Яворский), Проповеди, 1710-е

Поминайте жену Лотову, глаголет Христос Спаситель: а что есть Лот; а что есть жена Лотова; Лот есть дух человеческ: Лотова жена есть плоть сладострастна. Лот дух человеческ скоро и легко исходит из Содомы, вспять не озирается: но жена Лотова, плоть сладострастия, егда в нечистой Содоме водворится и сквернодействие себе стяжет и возлюбит, о коль трудно ее извести оттуду! Аще не время изведется, паки вспять озирается окаянная, паки желает возвратитися, и многажды возвращается, аки пес, на блевотины своя: того ради и в столп сланый озревшуюся жену Лотову изменил Бог всемогущий. А для чего не в столп каменный, не в столп железный, не в столп медный; Ведаете, яко соль раждает жажду. Чем больше кто употребляет соли, тем большую имеет жажду. Се убо имате тайну, для чего жену Лотову изменил Бог в столп сланый; Хотел нас тем сланым идолом устрашити и научити, яко нечистота, с сердце человеческом вкорененная и застарелая, ненасытна есть: всегда жажду терпит ненасытную.

— митрополит Стефан (Яворский), Проповеди, 1710-е

Позабыл я еще жену Лотову, а не велел ее Христос забывати: «поминайте, рече, жену Лотову» (Луки 31, ст. 12). Как же ю, Спасителю мой, поминати: панихиду ли за ню пети; или в ектениах ее поминати; Не ведаем, как ей имя. Поминайте жену Лотову: а для чего не Сарру, не Ревекку, не Есфирь, ни Иудиф; для чего не твоя любимыя ученицы: Магдалину, Марию и Марфу сестры Лазаревы; Все те и прочия изрядныя женщины минувши, Христос велит едину поминати жену Лотову: поминайте жену Лотову. Слушаем, Спасителю мой, твоего повеления: но что в той жене Лотовой особеннаго паче иных женщин; Буде тое, что столпом сланым, что солью стала: многия суть и ныне жены такия, которыя в первых сахаром мужу своему бывают, а потом солью. Не то велит Христос, Спаситель наш, в жене Лотовой поминати: но сие, яко изшедши из Содомы, и повеление Божие восприемши, не озиратися вспять: паки обратися вспять, паки обрати очеса своя и усердие свое к Содоме, и бысть столп слан.

— митрополит Стефан (Яворский), Проповеди, 1710-е

Да, вчера прочла ― перечла ― почти всю книгу Ахматовой и ― старо, слабо. Часто (плохая и верная примета) совсем слабые концы; сходящие (и сводящие) на нет. Испорчено стихотворение о жене Лота. Нужно было дать либо себя ― ею, либо ее ― собою, но ― не двух (тогда была бы одна: она). Но сердце мое никогда не забудет Отдавшую жизнь за единственный взгляд. Такая строка (формула) должна была даться в именительном падеже, а не в винительном. И что значит: сердце мое никогда не забудет… ― кому до этого дело? ― важно, чтобы мы не забыли, в наших очах осталась ― Отдавшая жизнь за единственный взгляд… Этой строке должно было предшествовать видение: Та, бывшая!.. та, ставшая солью, отдавшая жизнь за единственный взгляд ― соляной столб, от которого мы остолбенели. Да, еще и важное: будь я ― ею, я бы эту последнюю книгу озаглавила: «Соляной столб». И жена Лота, и перекличка с Огненным (высокая вечная верность) в двух словах вся беда и судьба. Ну, ладно… Просто, был 1916 год, и у меня было безмерное сердце, и была Александровская Слобода, и была малина (чудная рифма ― Марина), и была книжка Ахматовой…

— Марина Цветаева, Дневниковые записи: октябрь 1940 г.

	Я запросто пойду в проститутки. Говорят, только надо найти хорошую мамку. У вас нет хорошей мамки, чтоб не обижала, чтоб медицина там и все такое? Я ― соляной столб. Я несчастная жена Лота, что оглянулась сдуру. ― Да не пугайтесь так. Я еще до этого не дошла. Иду, но не дошла. А квартира ваша подходит для другого. Мы у вас будем делать поминки. Больше не у кого… Я обошла всех.
	— Галина Щербакова, «Ангел Мертвого озера», 2002

Зачем она мне, эта тюрьма? Мы шли дальше. Но мама, удерживая мое плечо, то и дело останавливалась, оглядывалась на здание с зарешеченными окошками, и взгляд ее при этом был тосклив и памятлив, будто бы она хотела выкинуть напрочь из сердца это угрюмое здание, но не могла: слишком прочно угнездилось оно там. Теперь, из нынешних дней, добавлю, что на это нельзя было оглядываться, лучше б обойтись. Но жизнь напоминала ей об этом снова и снова. Куда денешься от воспоминаний? И она всё оглядывалась, подобно библейской жене Лота, перед тем как та превратилась в соляной столп.

— Александр Рекемчук, «Мамонты», 2006

В художественной литературе

И ты не стыдишься перед этими деревами, перед цветами, растущими вокруг, пред этим голубым сводом, которые были свидетелями наших взаимных обещаний… посмотрите, дерева, с какой адской улыбкой, притворной невинностью она стоит между вами, недвижна, как жена Лотова… взгляни и ты, девушка, на них… они качают головами, укоряют тебя, смеются над тобой… нет… надо мной они хохочут… слышишь, говорят: безумец, как мог ты поверить женщине, клятвы ее на песке, верность… на воздухе… беги, беги, уже зараза смертельная в крови твоей… беги далеко, из родины, где для тебя ничего больше нет… беги туда, где нет женщин… где ж этот край благословенный… пущусь искать его… стану бродить по свету, пока найду, и погибну… где?.. лишь бы дальше от нее… а то мне всё равно! ― простите, места моего детства, прости, любовь, надежда, мечты детские… всё свершилось для меня…

— Михаил Лермонтов, «Menschen und Leidenschaften», 1830

Ожидание было не слишком продолжительно: вскоре двери распахнулись, и оттуда вышел размеренными, важными шагами барон Иван Егорович фон Драк, напудренный, во фраке со звездою. Кемский с трудом узнал его: казалось, что он в течение семнадцати лет вырос, лоб его лоснился, подбородок и нижняя губа высунулись вперед; один зуб, оставшийся в нижней челюсти, как Лотова жена в пустыне, подпирал верхнюю губу; неопределенные в прежнее время черты лица преобразовались в решительные морщины, видимо напечатлевавшие на лице клеймо: «Дурак».

— Николай Греч, «Чёрная женщина», 1834

Примешивался еще к этому другой страх, старый сказочный страх о зовущих душу. Кто это? Господи, кто же? Кто это зовет меня? что все это такое?.. размышляла она в суеверном страхе и в то же время, тихо оборачивая назад голову, смотрела вдаль расширявшимися зрачками и опять лепетала: что? что? И после таких припадков Глаша вдруг переставала бояться зовущих душу; она становилась где-нибудь у стола, у окна, у притолоки и по целым часам стояла тихая, безответная, как Лотова жена, остолбеневшая при взгляде на пылающий Содом и Гоморру. Глаша видела свой Содом, в котором текут ее лучшие годы. Она во весь этот период времени не хотела никакого общества, любила свои мечты, свои страдания и даже свои галлюцинации.

— Николай Лесков, «Чающие движения воды», 1867

	Мы поговорили за чаем о каких-то пустяках и разошлись. Я целых две недели ничего не делал. Ходил только в академию писать свою программу на ужаснейшую библейскую тему: обращение жены Лота в соляной столб. Все у меня уже было готово ― и Лот и домочадцы его, но столба придумать я никак не мог. Сделать что-нибудь вроде могильного памятника или просто статую Лотовой супруги из каменной соли?
	— Всеволод Гаршин, «Надежда Николаевна», 1885

В таком-то роде шло воспитание со стороны родителей. Наряду с этим ученьем шло ученье и по книжкам; но все как-то урывками. Голова у Павлуши была свежа, а поэтому в короткое время, начиная с довольно глубокомысленных складо́в вроде фрю, хрю и пр., он достиг возможности рассказать св<ященную> историю вплоть до столпотворения вавилонского и во всех подробностях излагал, как жена Лота превратилась в соляной столб. Из арифметики знал, что счисление происходит от правой руки к левой, и с прописи выводил «Мудрость у разумного пред лицом, а глаза глупца ищут ее на конце света», или что-то в этом роде.

— Глеб Успенский, Из цикла «Очерки переходного времени», 1889

Эта Зоя способна заморозить всякий высокий порыв, веточка возмущена, но отступить она уже не может. Взяв Зою за руку, приблизив к ее уху свое разгоряченное лицо, Неточка шепчет: ― Я, Зоя… я… Я сочинила стихи, Зоя! ― Ну и что же? Этот вопрос способен превратить Неточку в соляной столб, в какой была превращена некогда жена библейского Лота. Ах, Боже мой! Вот этого она, конечно, никогда, никогда не ожидала. Нет, эта Зоя какое-то бесчувственное, холодное существо! Поэзии в ней столько же, сколько в гимназическом стороже Архипе. Ни чуточки поэзии…

— Лидия Чарская, «Тайна», 1908

А я этого спокойствия не понимаю, и мне больно представить, как шли они по дорогам и сейчас еще идут, со скрипом возов, с плачем и кашлем простуженных детей, с мычанием и ревом голодной домашней скотины. И сколько их ― ведь точно целые страны переселяются с места на место, оглядываясь, как жена Лотова, на дым и пламя горящих городов и сел. Лошадей не хватает, и многие, как рассказывают, запрягают коровенок и даже собак покрупнее, а то и сами впрягаются и везут, как в древнейшие времена, когда впервые кто-то погнал человека… да и до сих пор гоняет его. Трудно представить, говорят, что делается на дорогах: идут такими толпами, в таком множестве, что скорее на Невский в праздник похоже, нежели на пустынное, осенне-грязное шоссе.

— Леонид Андреев, «Иго войны», 1916

— Побрезговал скотиной. А как потом каялся. Небось сами знаете, чем кончилось. ― Чем? ― полюбопытствовали из публики. ― Ладно, ― огрызнулась Устинья. ― Много будешь знать, скоро состаришься. ― Нет, так не годится. Ты скажи, чем, ― не унимался тот же голос. ― Чем да чем, репей неотвязчивый! В соляной столб обратился. ― Шалишь, кума! Это Лот. Лотова жена, ― раздались выкрики. Все засмеялись. Председатель призывал собрание к порядку.

— Борис Пастернак, «Доктор Живаго», 1945

В комнатах за сценой дымили участники журнала, люди все солидные и уверенные в своих мыслях. Один из них был в чёрной маске, чуть-чуть дрожал, всё оглядывался. Среди прочих Данилов увидел и Кудасова. Кудасов наседал на Мелехина, говорил, что опаздывает, и требовал начинать. Однако заметил Данилова и чуть ли не застыл Лотовой женой. Придя в себя, подплыл к Данилову, сказал: ― И вы тут? А у Муравлевых еда стынет! Ну и чудесно, поедем вместе.

— Владимир Орлов, «Альтист Данилов», 1980

― Подними руки… Ты даже сам не знаешь, кто такой этот доктор, и хочешь, чтобы я помнила его фамилию. У меня, что, по-твоему, должна быть резиновая память? Повернись… Не стой как Лотова жена… Увидел привидение своей бабушки? Но я видел отнюдь не бабушку. Если бы это была она, я бы, скорее всего, просто обрадовался. Увидеть ее наяву, а не в фотоальбоме, да еще через столько лет после того, как у меня навсегда исчезла такая возможность, было бы настоящим подарком. К тому же мир теней мог испугать меня уже не намного больше, чем кусок колышущейся марлевой ткани, который натягивают в театре перед сценой встречи Гамлета с духом его отца.

— Андрей Геласимов, «Рахиль», 2003

Вторая попытка пройти через ад оказалась успешной. Он достиг гостиной и игриво позвал: «Аххо, Аххо, Аххо!» Ответом было молчание, слегка нарушаемое волнующим женским храпцом. Он шагнул в спальню и остолбенел, как жена Лота. При полном освещении на супружеской кровати, словно последние беженки Содома в живописных позах возлежали три женских тела. Члены их переплелись, образуя сущую лиану раннего модерна. Власы их простирались по подушкам, будто разбросанные ураганом любви. Очи их были закрыты и как будто бы навеки, если бы не легкий волнующий храпец, исторгаемый одной из них; какой неведомо. Перед ним лежали во всем бесстыдстве три трудноотразимых: Татьяна, Екатерина и родная супруга Нэлла, с которой еще совсем недавно, в начале родства, по ночам на даче они танцевали вальсы; так чисто, так невинно!

— Василий Аксёнов, «Таинственная страсть», 2007

Всходит луна. Светом огромный воздух заливает ландшафт, как софиты футбольное поле перед кубковым матчем Армагеддона. Серп моря внизу цвета медного купороса, цвета арака. Мы взбираемся на заветный пригорок, где искрящийся столб: жена Лота. Говорит рабби Биньямин: “Хотя протекающие мимо стада и облизывают этот столб, но соль вновь нарастает до прежней формы”. Я встаю на четвереньки, и язык мой немеет ослепительной белизной, прощеньем. И вот пробуждение. Ржавый баркас.

— Александр Иличевский, Из книги «Ослиная челюсть», 2008

В поэзии

Амо Торникрофт, «Жена Лота» (1878)

	Взглянула ― и, скованы смертною болью, Глаза ее больше смотреть не могли; И сделалось тело прозрачною солью, И быстрые ноги к земле приросли. Кто женщину эту оплакивать будет? Не меньшей ли мнится она из утрат? Лишь сердце моё никогда не забудет Отдавшую жизнь за единственный взгляд.
	— Анна Ахматова, «Лотова жена», 21 февраля 1924

	Но это только ты, и жизнь твоя уложена в черты лица, края которого тверды в беде, в труде и, видимо, чужды любой среде. Но это только ты. Твое лицо для спорящей четы само кольцо. Не зеркала вина, что скривлен рот: ты Лотова жена и сам же Лот.
	— Иосиф Бродский, «На прения с самим...», 1960-е

	Он кончился, а вместе с ним и праздник неправедный… но привкус белены в крови моей остался, вероятно, на веки вечные. Вот так Шильонский узник, позвякивая ржавеющим обрывком цепи на голени, помедлил, оглянулся и о тюрьме вздохнул, так Лотова жена, так мой отец перебирал медали свои и ордена, а я высокомерно смотрел, не понимая, что за толк в медяшках этих с профилем усатым…
	— Бахыт Кенжеев, «В день праздника, в провинции, светло...», 1995

	Что же все-таки потом? Может, сызнова потоп… Орегонский ливень длинный, Дождь Юджинский обложной, Ворон, голубь, лист маслины, На плоту безгрешный Ной. Может, Лотова жена Скоро вновь по вышней воле Будет преображена В столп, изваянный из соли.
	— Александр Межиров, «Что же все-таки потом...» 1996

См. также

• Соляной столп
• Лот
• Колосс на глиняных ногах
• Суета сует
• Мене, мене, текел, упарсин
• Авраам
• Дуба дать
• Геркулесовы столбы
• Соляная кислота
• Каменная соль