Шуга

Прибрежная шуга (Вермонт, США)

Шуга́ — рыхлые скопления смеси мелкого льда, снега и льдин, образующие кашу перед зимним ледоставом или во время весеннего ледохода. В зависимости от количества льда шуга сохраняет способность течь как жидкость или теряет эту способность из-за возникновения заторов. При любом количестве шуги в воде снижается её текучесть. Для образования шуги необходимо, чтобы вода и лёд находились в переходных условиях, когда течение и температуры воды не позволяют ледяной каше ни замёрзнуть, ни растаять.

Как правило, водяная шуга формируется из и ледяного сала и снежуры. В зависимости от положения в русле различают поверхностную шугу и глубинную. Шуга, плывущая по поверхности и в толще реки вниз по течению, называется шугоходом. При большом количестве шуги во время шугохода живое течение реки может забиться, что приведёт к значительному накоплению шуги (зажору). При этом уровень воды может подняться, провоцируя подтопления или предзимний паводок.

Шуга в мемуарах и научно-популярной литературе

Доктор сказал, что водой по Лене мне ехать нельзя, что надо подождать, пока пройдет опухоль. Через неделю мне стало лучше; я собрался ехать. «Куда вы? как можно! ― сказали мне, ― да теперь вы ни в каком разе не поспеете добраться водой: скоро пойдет шуга». «Что это такое шуга?» ― «Мелкий лёд; тогда вы должны остановиться и ждать зимнего пути где-нибудь на станции. Лучше вам подождать здесь». ― «А берегом?» ― спросил я. «Горой ехать? помилуйте! почта два раза в год в распутицу приходит горой, да и то мучается, бьется».

— Иван Гончаров, Фрегат «Паллада», 1855

Рыболовство летом и звериный промысел зимою составляют главное занятие этого народа <гольдов> и обеспечивают всё его существование. Рыбный промысел начинается весною, лишь только вскроется Уссури и по ней начинает итти сплошною массою мелкий перетёртый лёд, или так называемая шуга, от которой рыба прячется по заливам. Так как в это время вода бывает высока, следовательно, ловля неводом неудобна, то для этой цели гольды употребляют особую круглую сеть, устроенную таким образом, что она может смыкаться, если потянуть за прикреплённую к ней верёвку. Бросив эту сеть на дно, рыбак тащит её за собой, двигаясь потихоньку в лодке, и когда попавшаяся рыба начнёт дергать, то он смыкает сеть и затем вытягивает свою добычу. Говорят, что при таком способе ловли можно в счастливый день поймать сотню и даже более крупных рыб. Осенью, когда повторяется та же самая история, т. е. перед замерзанием Уссури по ней идёт шуга, ловля рыбы по заливам бывает несравненно прибыльнее, так как в это время вода всегда почти мала, следовательно, в дело можно употреблять невод. <...> Вместе с наступившими днём жарами, которые в полдень доходили до + 18° Р в тени, по ночам, как и прежде, продолжали стоять морозы иногда в 5°, а 18-го числа утром поднялась даже сильная метель, не перестававшая часа четыре и покрывшая землю, конечно, не надолго, снегом почти на вершок толщины. В тот же самый день сильным юго-западным ветром взломало лёд на Ханке, но этот лёд на восточной стороне озера продолжал стоять до начала мая и уничтожился большей частью от действия солнечных лучей в самом озере, в меньшем же количестве был вынесен через Сунгачу, по которой всю вторую половину апреля шла сильнейшая шуга.

— Николай Пржевальский, «Путешествие в Уссурийском крае», 1870

Даже 16-го числа <декабря>, в час дня, термометр в тени поднимался до + 4°,8. Тарим и его рукав Кюк-ала большей частью были свободны от льда, хотя по ночам, а иногда и днём, шла шуга, которая затирала реку и смерзалась в сплошную массу лишь на крутых изворотах течения. По всему вероятию, Тарим сплошь не замёрзнет в нынешнюю зиму, да едва ли это бывает и в другие зимы. Со второй половины декабря стало холоднее, и 19-го числа, в 1 час дня, первый раз было ниже нуля (-3°), но и то при облачной погоде и слабом ветре.

— Николай Пржевальский, «От Кульджи за Тянь-Шань и на Лоб-Нор», 1870

Прекратили свои рейсы некоторые пароходы и плавающее магазины (походные лавки на судах ― местный обычай). В этом году первая шуга (плавающий лед перед замерзанием реки) в Уссури показалась 25 октября. Обыкновенно же она показывается несколько раньше. Такое замедление можно объяснить рядом бурных погод вперемежку с теплыми днями. <...> Вдруг в три часа ночи я просыпаюсь от странного шуршания вдоль борта парохода. Выскакиваю на палубу: шуга идёт! Температура воздуха - 7° C. Надо было уходить. Через два часа были в Лончаковой. Там сплошная шуга во всю ширину реки. У меня на буксире была деревянная баржа. Пришлось ее оставить в Лончаковой на зимовку, а самому спешить далее среди плавающего льда. Шуга образуется сначала на Хоре, Норе, Бикине, Имане и других речёнках Уссурийского бассейна, а потом выходит на Уссури и там смерзается в небольшие площадки, которые округляются от взаимного трения. Раньше всего они останавливаются на мелких перекатах (например, ниже Васильевской) и перегораживаюсь всю реку; тогда следующей шуге нет прохода, и от нее образуется большая площадь сплошного льда. Вот почему всегда так быстро замерзает река Уссури.

— Иван Ювачёв, «Борьба с хунхузами на Манчжурской границе», 1900

Мы отдыхали, были сыты и счастливы. Мы легко падали духом, но зато немного надо было и для счастья. Полынья, около которой мы встали, была очень велика. Противоположная кромка ее чуть видна на горизонте. Ветер в эти дни держится все время северный, так что замерзающая «шуга», или «сало», все время относится к противоположной стороне. У нашей кромки тоже намерзает свежий ледок и несется туда же через полынью. В бинокль можно рассмотреть, что такой ледяной каши у противоположной кромки очень много. Съездили туда на каяке и убедились, что пробиться через эту кашу шириной около полумили нельзя и высадиться на старый лед невозможно. Надо искать обхода этой полыньи или более удобной переправы. На восток полынья постепенно расширялась до нескольких миль. Пройдя километров около десяти, мы все еще не видели края и не замечали, чтоб она начала суживаться. На западе полынья постепенно суживалась, но, пройдя километров пять, мы не дошли до зажатого места.

— Валериан Альбанов, Дневник, 1914

Термометр показывал уже 10° ниже нуля, с берегов надвигались грозные «забереги», и все с трепетом ожидали ― покажется ли ангарская шуга (Ангара дает шугу раньше Енисея), и удастся ли до нее пробраться в Красноярск. На следующий день у противоположного берега показалась зловещая белая полоса шуги: более запасливые стали уже заботиться о лошадях для сухопутной поездки, но пароходы рискнули пойти, и через 10 дней наша экспедиции достигла Красноярска, проделав эту часть пути в холодном грузовом трюме железного лихтера.

— Сергей Обручев, «В стране графита», 1923

	28-го числа день был такой же пасмурный, как и накануне. Ручьи ещё шумели в горах, но и они уже начали испытывать на себе заморозки. По воде всюду плыла шуга, появились забереги, кое-где стал образовываться донный лёд. Сразу от бивака начинался подъём. Чем выше мы взбирались в гору, тем больше было снега.
	— Владимир Арсеньев, «Дерсу Узала», 1923

Во время этих прогулок я имел возможность наблюдать, как замерзает река. 20 октября появилась первая шуга. Сибиряки называют ее «салом». Это маленькие, тонкие, плывущие по воде кусочки льда. Они увеличивались в количестве и в размерах. 28-го числа шуга пошла особенно густо. С 4 до 10 ноября стояла холодная и ветреная погода. В это время на перекатах стал образовываться донный лед. Может быть, это была также шуга, застрявшая между камнями. Первоначально смерзшиеся ледяные кристаллики были рыхлые и без труда отделялись ото дна палкой, но потом они сделались твёрже.

— Владимир Арсеньев, «В горах Сихотэ-Алиня», 1937

	Через реку Бирюсу по случаю ледохода плашкоут уже был снят, и нас переправляли на карбасе ― большой плоскодонной лодке, на которой помещался тарантас с лошадьми; по реке уже плыла «шуга» ― мелкие круглые льдины. На последних станциях перед Иркутском дорога была уже совершенно ровная и сухая, стало теплее.
	— Владимир Обручев, «Мои путешествия по Сибири», 1948

	17 ноября «солнце показалось в 11 ч. на час». 18 ноября опять «беспокоил лёд, не спали всю ночь. Полную губу напихало льду». 19-го ― хуже: «Нас затерло льдом и подрейфовало 1 версту». В шуге судно проводит ряд долгих дней. Жидкая шуга не замерзает, на берег попасть невозможнее. А на берегу дрова ― бревна, деревья, которые принесены течением от берегов Сибири и Норвегии, так называемый плавник.
	— Сергей Обручев, «В неизведанные края», 1954

Сегодня вечером пришел последний пароход ― по темной реке, по которой идет «шуга» ― легкий светлый ледок, из которого через несколько дней сольется, спаяется зимний панцирь, противного цвета свежемороженной рыбы. Славный нарядный пароходик, похожий на те, что ходят по Москва-реке, шел, расталкивая льдины, везя последних пассажиров, последние грузы ― до следующей весны. Коротенький промежуток от зимы до зимы, небольшой скачок времени со льдины на льдину, неужели же так оно и будет до конца дней!

— Ариадна Эфрон, Письма Б. Л. Пастернаку, 1948-1959

Шуга в художественной прозе

Шли втроем с пристани; Шмит звал обедать. Стал было некаться Андрей Иваныч, да Шмит и слышать не хотел. ― Эх, по заливу шуга идет, ― говорил Шмит. ― Льдинки скрипят около баркаса, машина изо всех сил стучит… Эх, хорошо, борьба! Шел он высокий, тяжелый для земли, пил залпом морозный воздух. ― Борьба, ― вслух подумал Андрей Иваныч, ― борьба утомляет. К чему? ― Отдых утомляет еще больше, ― усмехнулся Шмит.

— Евгений Замятин, «На куличках», 1913

Комиссар Василий Запус занят весь день. Дни же здесь в городе ― с того рассвета, когда ворвалась в дощатые улицы ― трескучие, напитанные льдом, ветром. Шуга была ― ледоход. Под желтым яром трещали льдины. Берега пенились ― словно потели от напряжения. От розоватой пены, от льдов исходили сладковатые запахи. И не так, как в прошлые годы ― нет по берегу мещан. С пароходов, с барж, хлябая винтовкой по боку, проходили мужики и казаки.

— Всеволод Иванов «Голубые пески», 1923

Немцы бешено, остервенело сопротивляются. Еженощно трехмоторные «юнкерсы» сбрасывают им боеприпасы. Где-то там, западнее, кольцо сжимается, стягивается, но здесь, на берегу Волги, передовая не сдвигается ни на метр. Вторую неделю по Волге идет сало, или шуга, как ее здесь называют. Сообщение с левым берегом осложняется. Боеприпасов не хватает. Батареи на этом берегу ― артиллерийские и миномётные ― получают строгие лимиты на снаряды, а ночной тревожащий огонь из винтовок вообще запрещается.

— Виктор Некрасов. «В окопах Сталинграда», 1946

― Представьте на минуту ― большая река в тайге. Пустынные берега в неглубоком восточносибирском снегу, ранние морозы крепчают по ночам, и река туманится паром, а по ней с громким шорохом ползет, теснится, а на быстринах мчится шуга. Со дня на день река станет ― тогда всей экспедиции, только что выбравшейся из тайги, придется два месяца ждать санного пути по реке. ― Почему два месяца? Ведь вы сами сказали, что река вот-вот… ― А потому, что шиверы, перекаты и порожистые места много позже покроются льдом, по которому можно будет возить грузы.

— Иван Ефремов, «Лезвие бритвы», 1963

Сначала порыжели и стали облетать липовые рощи, потом как-то внезапно свернулись и опали почерневшие листья тальников; и зеленый мягкий противоположный берег сразу покраснел, ощетинился голыми прутьями краснотала. На песчаных косах Прокоши больше не цвикали, не бегали вперегонки тонконогие вертлявые трясогузки, не плескались на перекатах жереха, не будили на заре Живого своими пронзительными криками «перевези! перевези!» кулики-перевозчики. И пассажиры приходили все реже и реже. Скучно стало на Прокоше. А накануне Октябрьских праздников, когда вдоль по берегам уже позванивала на Прокоше хрупкая игольчатая шуга, пришел буксирный катер и увел дебаркадер. Фомич возвращался с участка уже по первой пороше. Вот она и зима.

— Борис Можаев, «Живой», 1961-1972

В уловах и заводях они широкие, на быстрине ― узкие, в трещинах. Но после каждого морозного утра они все шире, шире, затем намерзает и плывет шуга. И тогда пустынно шуршит река, грустно, утихомиренно засыпая на ходу. С каждым днем толще и шире забереги, уже полоса воды, гуще шуга. Теснятся там льдины, с хрустом лезут одна на другую, крепнет шуга, спаивается, и однажды, чаще всего в студеную ночь, река останавливается, и там, где река сердито громоздила по стрежи льдины, остается нагромождение торосов, острые льдины торчат так и сяк, и кривая, взъерошенная полоса кажется непокорно вздыбленной шерстью на загривке реки. Но вот закружилась позёмка, потащило ветром снег по реке, зазвенели льдины, сдерживая порывы ветра; за них набросало снегу, окрепли спайки. Скоро наступит пора прорубать зимник ― выйдут мужики с пешнями, топорами, вывезут вершинник и ветки, и там, где взъерошилась река, пробьют в торосах щель, пометят дорогу вехами, и вот уж самый нетерпеливый гуляка или заботами гонимый хозяин погонит робко ступающего меж сталисто сверкающих льдин конишку, сани бросает на не обрезанных еще морозами глыбах, на не умягченной снегами полознице. Но как бы ни была круга осень, как бы густо ни шла шуга, она никогда не может разом и везде усмирить Енисей. На шиверах, порогах и под быками остаются полыньи. Самая большая полынья ― у Караульного быка. Здесь все бурлит, клокочет, шуга громоздится, льдины крошатся, ломаются, свирепое течение крушит хрупкий припай. Не желает Караульный бык вмерзать в реку. Уже вся река застыла, смирилась природа с зимою, а он стоит в полой воде.

— Виктор Астафьев, «Последний поклон», 1991

Шуга в стихах

	Щепные кровли, как стога, Крутятся спозаранок, И тает грязная шуга В зазорах между дранок. Река очнулась до зари, Порою петушиной. Гремучим студнем изнутри Рвануло лед аршинный, И, приминая тростники У заснежённой кромки, Наперебой, вперегонки Пустились вплавь обломки. В теченье суток нарастал Напор водищи мутной, Покрыл прибрежный чернотал Прибавкой поминутной...
	— Аркадий Штейнберг, «Паводок», 1966

	Ну вьюга! Куда мы попали, в какие заплыли снега? У поручней молча стояли на палубе мы, и шуга и слева мерцала, и справа, и с хрустом, как в ночь ледостава, опору искала нога.
	— Олег Чухонцев, «А в сумерках вдруг налетели...», 1985

См. также

• Лёд
• Снег
• Осень
• Вода
• Море
• Океан
• Река
• Водопад