...легенда наделяла Мешок света свойствами могучими и весьма универсальными: владеющему им человеку он даровал на избранном поприще воистину демиургическую силу. Учёному он посылал озарение, пахаря жаловал тучной нивой, бред сумасшедшего претворял, молитву праведника направлял прямиком в уши Бога, ремесло возносил до искусства, падающего подталкивал, а художника наделял такой силой кисти, что холст излучал восторг даже с изнанки.[2]
Фосфор <(белый фосфор)> в твёрдом виде скоро жжёт, однако он, ежели в жидкой материи распущен будет, то можно им лицо и руки намазать без вреда, от чего они в тёмном месте светятся. Холодный он весьма вязок, и равно как из серебра сделанное стекло, от химиков называемое роговая луна; щепок, будучи положен в немалой стклянке, чрез несколько дней беспрестанно свет испускает и мало или ничего темнея и легче не становится.[3]
— Михаил Ломоносов, «Волфианская экспериментальная физика, с немецкого подлинника на латинском языке сокращенная», 1745
Свет давит на вещество, хотя это давление и крайне незначительно. Свет может производить химические изменения в веществе (фотографическая пластинка, лист растения, загар и пр.). Под действием света из вещества могут выбрасываться составные части атомов ― электроны. При прохождении света вещество может начать светиться само (рассеяние света, флуоресценция, фосфоресценция). Наконец, свет, поглощаясь, нагревает вещество.[4]
— Сергей Вавилов, «Глаз и солнце. О свете, солнце и зрении», 1941
Отметим одну замечательную особенность в действии света. Для наглядности рассмотрим химическое действие. Положим, что у нас есть окрашенная тонким слоем поверхность, например ткань; под действием солнечного света она постепенно выцветает. Краска состоит из мельчайших частиц, ― молекул, равномерно распределенных по ткани. Все молекулы одинаковы, на каждую падает как будто одинаковый свет, между тем ткань выцветает постепенно, т. е. сначала распадается одна молекула, потом другая. Если свет падает равномерно и молекулы одинаковы, следовало бы ожидать, что либо все молекулы разложатся сразу, либо ни одна не разложится, либо разложение произойдет сразу, взрывом, через некоторое время после того как все молекулы поглотят достаточную энергию. На самом деле процесс идет очень медленно и постепенно. Как объяснить это?[4]
— Сергей Вавилов, «Глаз и солнце. О свете, солнце и зрении», 1941
Свет в мемуарах, публицистике и документальной прозе
Навстречу восходящему светилу раскрыл лепестки лотос, и павиан издаёт ликующий крик, приветствуя новый день. Горные павианы считались в Египте священными, поскольку при восходе солнца они издают радостные крики. Кроме того, эти обезьяны считались священными животными бога мудрости Тота. Таким образом, павиан <…> символизирует сразу двух богов —Тота и Ра, как бы их «слияние воедино». Это, к примеру, может означать, что свет, который Ра дарует земле, и существующий мудрый миропорядок едины и неразделимы.[5]:10
Увы! Человеческое тело трудно обрести, свет и тьма с лёгкостью сменяют друг друга, и нельзя с точностью рассчитать, будет ли жизнь долгой или короткой. Как же избежать последствий совершённых поступков?! Если не будешь вглядываться в себя, чтобы быстрее достичь пробуждения, то тебе останется только ждать своего конца...[6]:55
Ноги его утопали в зыбучем песке, а он чувствовал, что за плечами у него вырастают крылья, которые несут его, несут… И сердце ширится и рвется, и глаза куда ни обратятся, везде им навстречу: свет, свет, свет…[7]
И он рассыпается блесками огней, капризных и причудливых, иногда искажённых гримасою, непонятною и чуждою, иногда обольстительным призраком, то вдруг озаряется ослепительным сиянием, в котором может почудиться свет великого сознания. Что это такое? Разве эти прихотливо сменяющиеся образы, то обольстительные, то ужасные, то грациозные, то «вежливые» — разве они не знакомы тем, кто погружался активно в мистический путь? Это — стихия дьяволизма, океан призраков — великая область астрала. В эту область иногда светят лучи, отражённые высшими сферами, иногда она погружена в мрак низших областей.[8]:76
Несколько лет тому назад химики Никольс и Гуль, сделает замечательный и очень удачный опыт. Они подогрели споры гриба-дождевика, с очень красивыми, упругими и шарообразными формами: споры были очень маленькие, их диаметр равнялся одной пятисотой миллиметра, температура была доведена до степени каления, затем они смешали белый, легкий, губкообразный порошок грибка с более тяжелым наждачным порошком и положили смесь в сосуд, наподобие песочных часов, откуда был выкачан воздух. Наконец, они эту смесь пропустили тонкой струей из верхнего отделения песочных часов в нижнее и одновременно освещали со стопины дуговой электрической лампой, свет котоpoй увеличили концентрацией его в двояковыпуклом стекле; при этом оказалось, что наждачный порошок падал перпендикулярно, тогда как смешанные с ним споры уклонялись в сторону, и именно, в противоположную освещению. На этом опыте с точностью был доказан чрезвычайно важный факт, что свет производит давление на все тела, и что это давление может при известных обстоятельствах, преодолеть закон тяжести, если, конечно, тело довольно легкое.[9]
Между прочим, в пасмурный день перед дождём приглядитесь к свету. До дождя он один, во время дождя ― другой, а после дождя ― совершенно особый. Потому что мокрые листья придают воздуху слабый блеск. Серый, мягкий и теплый. Вообще изучать краски и свет, милый вы мой, ― наслаждение. Я свою долю художника ни на что не променяю.[10]
Со времён Ньютона шли дебаты является ли свет волной — то есть распространяющимся в некоторой среде возмущением — или частицей, которая двигается вне зависимости от наличия среды. Наблюдения Максвелла показали, что электромагнитные волны существуют и что их скорость в точности равна скорости света, таким образом дебаты были закончены: свет был признан электромагнитной волной.
Now, since the time of Newton there had been a debate about whether light was a wave — that is, a traveling disturbance in some background medium — or a particle, which travels regardless of the presence of a background medium. The observation of Maxwell that electromagnetic waves must exist and that their speed was identical to that of light ended the debate: light was an electromagnetic wave.
Алтарь становится всё более светлым ― в конце XIX века это уже целый ряд свечей. Но самый главный свет ― свет витражей: собственно, с этого началась готика. По Сугерию, человек не в силах достичь истины без помощи того, что материально, и потому будет направляться «истинными», хотя и лишь «чувственно воспринимаемыми светами» ― новый насыщенный светом прозрачный хор заменил тёмную прежнюю абсиду в Сен-Дени. Душа таким образом поднималась, вызволялась из земного плена.[11]
— Светлана Еремеева. Лекции по истории искусства, 1999
Свет, свет ― видел купол света, как бы сверху, этот купол переливался и сверкал, свет исходил прямо из него и воздушно заполнял всё вокруг, из него изливались поющие голоса, гармония, такая, будто бы это звучали хором откуда-то из будущего тысячи и тысячи голосов… Но почему же будущая жизнь, вообще все это «будущее» погрузило в такое ожидание: предчувствие чего-то, приготовление к чему-то…[12]
Впереди уже виднеется родной лес. А вот то место, где он лежал сегодня после встречи с ней. Это место не узнать: оно золотое, а за ним совершенно чёрная река. «Сфотографировать ― никто не поверит», ― думает парень. Вдруг золотой свет гаснет, завораживающая, но изнурительная борьбасвета и тьмы прекращается, и в целом становится как будто яснее, светлее, хоть и темно, конечно, перед грозой. Парень чувствует себя простой частью природы, которая ожидает дождя. Он прольётся уже очень скоро.[13]
Существует предел для оптического изучения звёзд — предел, о котором достаточно упомянуть, чтобы понять его значение. Если бы всё зависело от силы оптических стёкол, человеческая изобретательность несомненно справилась бы в конце концов с этой задачей, и у нас были бы чечевицы каких угодно размеров.[14] К несчастию, по мере возрастания увеличительной силы стёкол, вследствие рассеяния лучей уменьшается сила света, испускаемого объектом. Этой беде мы не в силах помочь, так как видим объект только благодаря исходящему от него свету — его собственному или отражённому.
В семь часов вечера, когда затонувшее солнце ещё золотило горизонт, и вдали на западе чернели крохотные точки кораблей, и полная луна плыла высоко над головой, а море стало иссиня-чёрным, в причудливом свете заката, в смешении ярких красок, света и тьмы мы увидели великолепный Стромболи. Как величественно вставал из моря этот одинокий царь островов! Даль окутала его темным пурпуром, мерцающим покровом тумана смягчила суровые черты, и мы видели его словно сквозь паутину серебряной дымки. Факел его погас, огонь едва тлел где-то в глубине, и лишь столб дыма, поднимавшийся высоко в небо и таявший в лунном свете, один свидетельствовал, что перед нами живой самодержец моря, а не призрак мертвого владыки.[15]
— Марк Твен, «Простаки за границей или путь новых паломников» (Книга вторая, Глава V), 1869
Оба спускались в теософскую глубину. Один говорил другому: «Белый свет ― свет утешительный, представляющий собою гармоничное смешение всех цветов…» «Пурпурный свет ― ветхозаветный п священный, а красный ― символ мученичества». «Нельзя путать красное с пурпурным. Здесь срываются». «Пурпурный цвет нуменален, а красный феноменален».[16]
― Ты, умник, ― бросил ему Чернаков, ― с завтрашнего дня сам будешь себе свет в рану направлять. А то орёт каждые три минуты: свет, свет! Паша, свет сделай, ничего не вижу. Хрен тебе будет, а не свет.[17]
— Влада Валеева, «Скорая помощь», 2002
...легенда наделяла Мешок света свойствами могучими и весьма универсальными: владеющему им человеку он даровал на избранном поприще воистину демиургическую силу. Учёному он посылал озарение, пахаря жаловал тучной нивой, бред сумасшедшего претворял, молитву праведника направлял прямиком в уши Бога, ремесло возносил до искусства, падающего подталкивал, а художника наделял такой силой кисти, что холст излучал восторг даже с изнанки. После Брюса тайно обладали Мешком света многие заметные даже из нашего далека люди, так что след, оставленный им, какое-то время прочерчивался довольно отчетливо. Ломоносов так и вовсе пытался познать дивную субстанцию инструментами науки и имел намерение самостоятельно выделить её из молнии.[2]
Когда подали каре ягнёнка, на сцене появились чуть смущённые, явно не избалованные корпоративами ребята с электрическими инструментами и огненно-рыжий парень запел про капитанов. Хорошо запел. Дело не в мастерстве, дело в чувстве. «Краденое солнце», ― вспомнил Никодимов строчку в распорядке торжества, и тут же в мыслях его снова всплыл Мешок света. Впрочем, теперь спусковой пружиной помыслов о нем служило всё, что угодно: и христиано-большевизм Пульджи, и славянофильство чугуновского извода. Об обещанном «потешном вызвездне» не стоило и говорить: Мешок света сиял и там. Между тем на Верхний сад спустились бледные тени и в шатре зажглись лампы.[2]
↑М.В. Ломоносов. Полное собрание сочинений: в 11 т. Том 1. — М.-Л.: «Наука», 1984 г.
↑ 12С. И. Вавилов. Глаз и солнце. О свете, солнце и зрении. — М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1941 г.
↑И.В.Рак «Легенды и мифы Древнего Египта». — СПб.: ИТД Летний Сад, 1998. — 192 с. — 5000 экз. — ISBN 5-89740-016-4
↑Чжан Бо-дуань. Главы о прозрении истины / Перевод Е. А. Торчинова. — СПб.: Центр «Петербургское востоковедение», 1994. — 344 с.
↑Салтыков-Щедрин М.Е. Собрание сочинений в двадцати томах, Том 9. — Москва, «Художественная литература», 1970 г.
↑Сабанеев Л. «Скрябин». — М.: к-во «Скорпион», 1916. — 274 с.
↑«Библия безбожника»: Пер. с нем. Гуго Эферот. - 2-е изд., доп. — Москва: Гос. изд-во, 1925 г. — 368 с.
↑К.Г. Паустовский. «Золотая роза». — М.: «Детская литература», 1972. г.
↑С.А.Еремеева. Лекции по истории искусства. — М.: ИДДК, 1999 г.
↑О. Павлов. Асистолия. ― М.: «Знамя», №11, 2009 г.
↑Ю. И. Лунин, Три века русской поэзии. — Нижний Новгород: «Волга», № 7-8, 2016 г.
↑В астрономии и оптике слово «чечевица» (из-за формы своих семян) употребляется в смысле «линзы».
↑Марк Твен. Собрание сочинений. Том 1. Простаки за границей или путь новых паломников, Книга вторая (перевод И. Гуровой). — Москва, Государственное издательство художественной литуратуры. 1959 г.
↑Андрей Белый. Старый Арбат: Повести. Москва, Московский рабочий, 1989 г.
↑Влада Валеева. Скорая помощь. — М.: Вагриус, 2002 г.
↑Зенкевич М.А., «Сказочная эра». Москва, «Школа-пресс», 1994 г.
↑И.С.Холин. Избранное. — М.: Новое литературное обозрение, 1999 г.