Номер первый (Гаррисон)

«Номер первый» (англ. Prime Number)) — четвёртый авторский сборник малой прозы Гарри Гаррисона. Впервые опубликован в 1970 году.

Цитаты

	— Каждый, кто когда-либо забирался в космическую ракету, должен был хоть немного увлекаться научной фантастикой, а я проглотил свою долю полностью. — вариант трюизма; перевод: А. В. Гришин, 2001
	"Anyone who climbs into a rocket has to be a bit of a science fiction reader, and I've absorbed my quota.”
	— «Вниз, на Землю» («Домой, на Землю», Down to Earth), 1963

	— Это игольное ружьё. — Ты прав. — Теперь человек шипел, и его голос вызывал в сознании вид накатывающейся на берег ядовитой волны. — Оно беззвучно выкидывает иглу, которая летит с такой скоростью, что, втыкаясь в человеческое тело, порождает гидростатическую волну, которая полностью разрушает нервную систему. — перевод: А. В. Гришин, 2001
	"That is a needle gun." "You are correct," the man hissed in a voice like the breaking of poison waves. "It fires a needle soundlessly with such great speed that contact with the human body produces a hydrostatic wave that utterly destroys the nervous system."
	— «Государственный служащий» (A Civil Service Servant, также The Fairly Civil Service), 1967

	— Ты жалкий червяк, — сказала 17-я своей спутнице 35-й, походившей на неё во всём, кроме номера. — Место правильное. Только прибыли мы сюда на девять лет раньше, чем полагалось. Посмотри на счетчик. — Ты права, я жалкий червяк. Я освобожу тебя от бремени своего бесполезного присутствия. 35-я достала из ножен свой нож и, потрогав пальцем лезвие, удостоверилась, что оно достаточно острое. Она приложила нож к белой полоске, опоясывающей шею, и приготовилась перерезать себе горло. — Не сейчас, — зашипела 17-я. — У нас и так нехватка рабочих рук, а твой труп экспедиции не нужен. — перевод: И. Зивьева, 1994
	"You are a worm.” 17 said to her companion, 35, who resembled her every way other than in number. "That is that place. But nine years too early. Look at the meter." "I am a worm. I shall free you of the burden of my useless presence." 35 removed her knife from the scabbard and tested the edge, which proved to be exceedingly sharp. She placed it against the white wattled width of her neck and prepared to cut her throat. "Not now," 17 hissed. "We are shorthanded already and your corpse would be valueless to this expedition."
	— «Если» (If), 1969

	... ярко раскрашенная модель ракетного корабля <…> была сделана из штампованного металла и казалась приспособленной для полёта ничуть не больше, чем банка тушенки, которую она очень напоминала с виду. — перевод: И. Почиталин, 1967
	... the gaudy model rocket ship <…> was made of stamped metal and seemed as incapable of flying as a can of ham—which it very much resembled.
	— «Магазин игрушек» (Toy Shop), 1962

	Они потягивали вино и разговаривали, и разговор касался только автомобилей <…>: червячные передачи и рулевое колесо — под спагетти, полуцентробежные гидравлические многодисковые муфты — к мясу, а с десертом пошли толкатели клапанов. Это было в высшей степени удовлетворительное меню. — перевод: А. В. Гришин, 2001
	They drank and talked and the talk was only of cars <…>: worm and wheel steering with the spaghetti, semicentrifugal, wet multiplate clutches with the meat, and banana-shaped tappets with the dessert. It was a highly satisfactory meal.
	— «Самый замечательный автомобиль в мире» (The Greatest Car in the World), 1965

	Хотя открытый автомобиль не имел никакого тента, Хароуэй оставался совершенно сухим, поскольку гениально спроектированные обводы машины так отклоняли поток встречного воздуха, что он не хуже металлической крыши защищал автомобиль от дождя.
	Though there was no cover over the open car, he was perfectly dry as an ingeniously designed curtain of air rushed above him and shielded him from the rain.
	— там же

	— Женщины должны уступить ругательства мужчинам: нам они удаются гораздо лучше. — вероятно, трюизм; перевод: Я. Забелина, 1998
	"Women should leave swearing to men, who do it so much better.”
	— «Требуется оправдание! Рассказ о далёком будущем» (The Pad: a Story of the Day After Tomorrow), 1970

	— В более примитивных обществах любовники сходятся по взаимному соглашению. В этом случае не имеется ни агрессора, ни побеждённого. Мы утратили эту простоту и заменили её ритуализированной игрой, именуемой соблазнением. Женщины совращаются мужчинами и поэтому сами остаются чистыми. Тогда как в действительности оба наслаждаются любовным союзом, величайшим счастьем и удовольствием, известным человечеству, а слово «соблазнение» — это лишь оправдание, которым женщины пользуются для того, чтобы допустить это. Каждая женщина имеет какое-то своё тайное оправдание для того, что она называет соблазнением, и искусство мужчины состоит в умении отыскать это оправдание. — не совсем тривиально лишь окончание
	"In simpler cultures lovers clasp to one another in mutual agreement, no aggressor, no loser. We have lost this simplicity and substituted for it a ritualized game. It is called seduction. Women are seduced by men, therefore remain pure. When in reality they have both enjoyed the union of love, mankind's greatest glory and pleasure, and the word seduction is just the excuse the women use to permit it. Every woman has some hidden excuse that she calls seduction, and the artifice of man is in finding that excuse.”
	— там же

Немой Мильтон

Mute Milton,1966; перевод: И. Почиталин, 1970, 2006 (с незначительными уточнениями)

Когда Мартин Лютер Кинг стал Нобелевским лауреатом, газеты <Дании> заполнились восторженными статьями о его визите, а я, американский экс-патриот, очень гордился своей страной. <…> Но радость моя продлилась лишь до того момента, когда я купил журнал «Тайм» и прочитал в нём статью о Кинге. Кроме всего прочего, в статье цитировались слова некоего простодушного сукина сына, шерифа-южанина. А высказался он в том духе, что Кинг, может, и считается важной персоной в Норвегии, но в его городке он был бы лишь ещё одним ниггером. Контраст между моим прошлым и уже ставшей привычной жизнью в Дании оказался шокирующим и болезненным. Когда я служил в армии, моя часть несколько лет располагалась в городках штатов Миссисипи, Флорида и Техас, и типов вроде того шерифа я насмотрелся предостаточно. Я просто успел про них забыть, и теперь меня охватил гнев. Желая выразить свой гнев в интеллигентной форме, я обдумал и написал этот рассказ — за один присест, так и не остыв. А если он кому-то покажется злым, то извиняться я не намерен.

— предисловие в сб. «Лучшее Гарри Гаррисона», 1976

	Живот верзилы огромной гладкой дыней нависал над поясом, съехавшим на бёдра.
	He was fat as well as big, and the smooth melon of his stomach bulged out over his belt worn low about his hips.

— Сволочь! — Не горячитесь, Чарлз. Он всего-навсего полисмен, исполняющий свои обязанности. — Всего-навсего!.. — Молодой человек бросил короткое грязное ругательство. — Это Бринкли. Вы, должно быть, слышали о нём — самый жестокий человек к югу от Бомбингэма. Следующей осенью его собираются избрать шерифом. Он уже великий рыцарь Клана. Этакий столп общества. — Подобные разговоры вас до добра не доведут, — мягко заметил Сэм. — То же самое говорил Дядя Том — и, насколько я помню, он остался рабом до самой смерти. Кто-то должен сказать правду. Нельзя же вечно молчать.

"The bastard!" "Don't get worked up, Charles, — he is just a policeman doing his job." "Just a———!" The young man spat a short, filthy word. "That's Brinkley, — you must have heard of him, toughest man south of Bombingham. He's going to be elected sheriff next fall, and he's already grand knight of the Klan, a real pillar of the community." "Talking like that's not going to do you any good," Sam said mildly. "That's what Uncle Tom said—and as I remember he was still a slave when he died. Someone has got to speak up, — you can't remain quiet forever."

Случай в подземке

Incident in the IND, 1964; перевод: А. В. Гришин, 2001

— Поменьше шуток. Люди начинают думать, что ты не принимаешь всерьёз свою работу, а это в рекламном бизнесе верная смерть. — Конечно, я не принимаю эту работу всерьёз — да и кто в здравом уме мог бы так поступить? <…> Или ты хочешь убедить меня, что действительно переживаешь о том, как создавать бессмертную прозу, описывающую подмышки миледи, которые пахнут так, как надо, потому что она использует нужное снадобье, помогающее отбить её природную вонь?

"Little jokes. People begin to think you don't take your work seriously and that is sure death in the ad business." "Of course I don't take the work seriously—who in their right mind could? <…> Are you going to tell me that you really care about writing deathless prose about milady's armpits smelling the right way from the use of the right Stink-Go-Way?"

Это был бродяга, один из представителей той орды грязных и вшивых бездомных, которая растеклась по всему Нью-Йорку после того, как Бауэри сравняли с землёй и дневной свет упал на обитателей этой свалки отбросов человечества. Отвыкшие от него, эти люди бросились на поиски достаточно тёмных убежищ, и многие из них нашли его в мрачных пещерах подземки, где зимой можно было погреться в отапливаемых вагонах, где имелись туалеты, где можно было успешно попрошайничать и отдыхать в укромных уголках. Этот был облачён в униформу своей профессии <…>. Из чёрной дыры рта, словно почерневшие от времени надгробные памятники своим почившим собратьям, торчали немногочисленные случайно уцелевшие зубы. При ближайшем рассмотрении этот человек производил отталкивающее впечатление, тем не менее, он был такой же банальной принадлежностью этого города, как и проволочные корзины для мусора и вонючие сточные люки на улицах.

He was a bum, one of the crumpled horde that had splattered out over New York City when the Bowery elevated was torn down and light penetrated that clogged street of human refuse. Photophobes to a man, they stumbled away seeking dimmer illumination. For many of them the gloomed caverns of the subways offered refuge, heated cars in the winter, toilet facilities, panhandling prospects, quiet corners for collapsing. This one wore the uniform of his trade <…>. His mouth was a black orifice, the few remaining teeth standing like stained tombstones in memory of their vanished brothers. Examined in detail the man was a revolting sight, but so commonplace to this city that he was as much a part of it as the wire trash basket and the steaming manholes.

Только не я, не Эймос Кэйбот!

Not Me, Not Amos Cabot!, 1964; перевод: А. В. Гришин, 2001

Посреди чёрной обложки на зеленовато-сером поле чёрными же колючими готическими буквами было напечатано название: «На краю могилы». Ниже шел подзаголовок: «Журнал помощи в подготовке к вечному упокоению». Остальная часть обложки была чёрной-чёрной, как полночь, и единственным пятном в этой черноте была выполненная в форме надгробия фотография кладбища, усаженного цветами, среди которых возвышались выстроившиеся в ряды могильные памятники и задумчивые мавзолеи.

Hereafter the title read in black, prickly Gothic letters against a field of greenish-gray. Underneath it was subtitled "The Magazine of Preparedness." The rest of the cover was black, solid midnight black, except for an inset photograph shaped like a tombstone that had a cheerful view of a cemetery filled with flower blossoms, ranked headstones, and brooding mausoleums.

	А как вы относитесь к кремации? Вы сможете ознакомиться с чудесным вдохновенным сообщением доктора Филипа Масгроува «Уютная Церковь за углом, возле крематория» на странице…
	And have you considered cremation? There is a wonderfully inspirational message from Dr. Phillip Musgrove of The Little Church Around the Corner from the Crematorium on page...

	«Высококачественное пламя. Урны для Вечности» — название компании
	Incino-Top-Rate, the Urn for Eternity

... толстый журнал с множеством страниц. Он назывался «Старость», и это название было написано чёрными буквами, выполненными таким образом, что казалось, будто они сделаны из растрескавшейся, покосившейся и готовой вот-вот обвалиться каменной кладки. Под названием шел подзаголовок: «Журнал для тех, кто хочет протянуть подольше» и фотография дряхлого старика, укутанного в одеяло, сидящего в инвалидном кресле и с идиотским видом потягивающего воду через изогнутую прозрачную трубочку. А то, что было внутри, оказалось и того хлеще. Реклама кресел с дырой, чтобы можно было подставлять горшок, противогеморройных подушек, костылей, трансформирующихся различным образом кроватей, статьи «Изучайте азбуку Брайля, пока ещё не лишились зрения», «Счастлив, хотя и прикован к постели» и «Неподвижна в течение двадцати пяти лет».

… a bulky magazine with lots of pages. Its title was Senility— and the black letters were drawn in such a way that they looked as though they were made of cracked and crumbling stone—and underneath it said The Magazine of Geri-ART-trics. There was a picture of a feeble old man in a wheelchair with a blanket around his shoulders, sucking water through a curved glass tube. Inside was more. Ads for toilet chairs and hemorrhoid cushions, crutches and crank beds, articles on "Learn Braille When the Eyesight Goes," and "Happy Though Bedridden.” and "Immobile for Twenty-five Years."