Лучшее Гарри Гаррисона

«Лучшее Гарри Гаррисона» (англ. The Best of Harry Harrison) — авторский сборник малой прозы Гарри Гаррисона. Впервые опубликован в 1976 году.

Предисловия к рассказам

переводы приведены в издании Гарри Гаррисон. 50x50. — М.: Эксмо, 2006. — Серия: Шедевры фантастики.

	Меня очень тревожат насилие и смерть — их слишком много в нашем обществе и в нашем мире. Когда-то я вводил их в больших дозах в собственные произведения — то был рефлекс, оставшийся после работы для дешёвых журналов, и, чтобы от него избавиться, мне пришлось приложить определённые усилия.
	— к «Из фанатизма или за вознаграждение» (From Fanaticism, or for Reward), 1969 (сб. «Один шаг от Земли»)

Мне никогда не были по душе механические конструкции наподобие Франкенштейна, да и зомби тоже. Дело тут в старом добром законе сохранения энергии, подкрепленном принципами «бритвы Оккама». Оккам вынуждает нас признать, что коллекция кое-как сшитых поношенных туловищ, рук и ног не может оказаться энергетически более выгодной или стойкой к износу по сравнению с исходными телами, откуда они были позаимствованы. Он также весьма недвусмысленно намекает, что поднятый из могилы труп будет, как минимум, не сильнее того же человека при жизни, не говоря уже о проблемах, возникающих из-за отсутствия дыхания и кровообращения. В историях на эту тему есть нечто изначально неверное, а сама идея подозрительно попахивает — и не только разлагающейся плотью. Но существует ли более или менее приемлемый способ оживить покойника и отправить его пугать соседей по ночам? Я долго бился над ответом на этот вопрос и, решив, что отыскал его, написал этот рассказ. Много лет спустя киношники украли у меня название и сняли одноимённый фильм. — перевод: А. С. Мельников, 1991, 2006

— к «Наконец-то, правдивая история Франкенштейна»

Когда Мартин Лютер Кинг стал Нобелевским лауреатом, газеты <Дании> заполнились восторженными статьями о его визите, а я, американский экс-патриот, очень гордился своей страной. <…> Но радость моя продлилась лишь до того момента, когда я купил журнал «Тайм» и прочитал в нём статью о Кинге. Кроме всего прочего, в статье цитировались слова некоего простодушного сукина сына, шерифа-южанина. А высказался он в том духе, что Кинг, может, и считается важной персоной в Норвегии, но в его городке он был бы лишь ещё одним ниггером. Контраст между моим прошлым и уже ставшей привычной жизнью в Дании оказался шокирующим и болезненным. Когда я служил в армии, моя часть несколько лет располагалась в городках штатов Миссисипи, Флорида и Техас, и типов вроде того шерифа я насмотрелся предостаточно. Я просто успел про них забыть, и теперь меня охватил гнев. Желая выразить свой гнев в интеллигентной форме, я обдумал и написал этот рассказ — за один присест, так и не остыв. А если он кому-то покажется злым, то извиняться я не намерен. — перевод: И. Почиталин, 2006

— к «Немому Мильтону» (Mute Milton), 1966 (сб. «Номер первый», 1970)

Слишком много лет я проработал в выгребной яме индустрии комиксов. По образованию я художник, но не находил ничего зазорного в том, что зарабатывал на жизнь коммерческим художником — всё лучше, чем голодать у мольберта. Клепать комиксы легко, платили за них хорошо, и не успел я ахнуть, как уже по уши завяз в болоте коммерческой халтуры. И начал выпекать лист за листом идиотские сопливые сказочки для дам, тупые вестерны и тошнотворные ужастики. Поскольку я ишачил ради денег, а не ради искусства, я специализировался на раскраске фона, быстро набил руку, а работать карандашом поверх моей мазни предоставил другим. Как-то я поставил личный рекорд, раскрасив лист за тринадцать минут, совсем неплохо, если учесть размер листа, — двенадцать на восемнадцать дюймов. Полтора квадратных фута. Тушь я покупал квартами и орудовал кистью номер пять — она довольно большая и требует немалого мастерства, когда приходится проводить тонкие линии и прорисовывать детали. Зато как она себя оправдывала по части скорости! Через несколько лет после несостоявшейся карьеры художника я излил в этом рассказе свои чувства о комиксах. Чувства в нём настоящие, и персонажи тоже. Я изобрёл лишь машину — механическое воплощение ходившей между нами шутки. <…> Издатель в рассказе настоящий, и, описывая его, я ничего не выдумывал. В нём слились воедино несколько совершенно реальных ублюдков, с которыми мне приходилось работать и сражаться. Эх, с каким наслаждением разгулялось моё перо!

— к «Портрету художника» (сб. «Две повести и восемь завтра»)

	... Энтони Бёрджесс, писатель для писателей (если такие бывают),..
	— к «Постоянно ветвящемуся древу» (The Ever-Branching Tree), 1969

	Югославия, вероятно, наиболее примитивная страна Европы. Дикая, заброшенная, предмет многовековых военных споров, населенная всевозможными группами людей и нациями, вечно раздираемая на людской памяти сепаратизмом. <…> Югославия — микрокосм, отражающий весь мир.
	— к «Спасательной операции» (Rescue Operation), 1964 (сб. «Две повести и восемь завтра»)

Описывать утопию всегда очень трудно. Как скучны для писателя мир, радость и счастье! Любое повествование опирается на движение — какое угодно и где угодно. Вот почему для автора столь привлекательны антиутопии <…>. Однако короткий рассказ, описывающий утопию, не станет скучным, поскольку окажется единичным инцидентом, использующим мир утопии как фон. Так сказать, ухаб на ровной дороге существования, зависящий от её качества, но неспособный на него повлиять.

— к «Я всегда делаю так, как говорит медвежонок» (I Always Do What Teddy Says), 1965 (сб. «Две повести и восемь завтра»)

Рассказы

	Он успел налить себе большую порцию «Старинного врага печали»... — перевод: П. Киракозов, 1990
	He was pouring himself a large glass of Old Fatigue Killer...
	— «Линкор в нафталине» (The Mothballed Spaceship), 1973

	… под стойкой вы обнаружите достаточное количество прозрачной жидкости, носящей славное название «Белый мул». Она воздействует на человека столь же сильно, как и удар копытом означенного животного.
	… under that counter you will find a reasonable supply of a clear liquid that glories in the name of White Mule, that is reputed to have a kick of the same magnitude as its cognate beast
	— «Наконец-то, правдивая история Франкенштейна» (At last, the true story of Frankenstein), 1965

	Очки с круглыми толстыми стеклами и острый нос делали его похожим на сову, но тонкой линией рта он больше напоминал черепаху: это было не лицо, а самый настоящий бестиарий. А уши вполне могли бы принадлежать американскому лосю,.. — перевод: А. В. Гришин, 2006
	His round and thick glasses and sharp nose made him resemble an owl, but the thin line of his mouth was more like that of a turtle's: it was a veritable bestiary of a face. His ears could be those of a moose,
	— «Прекрасный обновлённый мир» (Brave Newer World), 1971

	Если бы им предоставили возможность поступать по собственному разумению, то они повели бы себя точно так же, как и все предшествующие поколения человечества: эгоистично. Если миру предстоит сделаться перенаселенным, то он должен быть перенаселен моими детьми. Но сделанные к этому времени крупные достижения в геронтологической науке и новые лекарства позволили повесить перед носом человека, который на протяжении всей своей истории старательно изображал из себя осла, самую привлекательную морковку из всех, к каким ему когда-либо приходилось тянуться. Чем меньше у вас детей, тем выше уровень медицинского обслуживания, на которое вы вправе рассчитывать. Коэффициент рождаемости прямо на глазах снизился почти до нуля. Бездумные борцы за перенаселенность решили перенаселить мир собой, а не своими детьми. Предоставленной жизнью они предпочли воспользоваться сами.
	Left alone, they would have responded as every other generation of mankind had done: selfishly. If the world is going to be overpopulated, it is going to be overpopulated with my kids. But the breakthrough in geriatric treatment and drugs came along at that moment and provided a far better carrot than had ever been held in front of the human donkey before. The fewer children you had the more treatment you received. The birth rate dived to zero almost overnight. The indifferent overpopulaters had decided to overpopulate with themselves instead of their children. If life was being granted, they preferred to have it granted to them.
	— там же

	Ступая очень осторожно, так как недавно уложенный пластмассовый пол ещё не успел как следует застыть, Гаст добрался до передней кромки. Там в покрытии оказалась впадина, похожая на чашу или пузырь шириной около фута. Словно машина рыгнула, выливая расплав. Возможно, так оно и было.
	The newly laid plastic flooring was still hot under his feet and he trod gingerly almost up to the forward edge. There was a cavity in the flooring here, like a bowl or a bubble a foot wide. As though the machine had burped while spewing out its flow. Perhaps it had.
	— там же

	— Вас уведомляют, что в соответствии с Актом о преступном деторождении от 2053 года вы объявляетесь виновным в преступном рождении ребёнка. Таким образом, вы объявлены вне закона и государство больше не защищает вас от насилия. <…> Имели вы или нет разрешенный законом максимум — двоих детей? <…> — В конце концов, ты совершил самое серьёзное преступление наших дней, ты человек антисоциальный, индивидуалист, продолжатель традиций Диллинджера и братьев Джеймс. Единственная разница в том, что они несли смерть, а ты несёшь жизнь. Но оружие у тебя гораздо скромнее, чем у них… — перевод: И. Почиталин, 1969
	"This is to inform you that pursuant to the Criminal Birth Act of 2053 you are guilty of the act of criminal birth and are hereby proscribed and no longer protected from bodily injury by the forces of this sovereign state ... <…> Do you or do you not already have the legal maximum of two children?" <…> "After all, you are the closest that we can come to a dedicated lawbreaker these days. The antisocial individualist who stands alone, who will carry on the traditions of the Dillingers and the James brothers. Though they brought death and you brought life, and your weapon is far humbler than their guns..."
	— «Преступление» (A Criminal Act), 1966