«50 за 50» (англ.50 in 50) — авторский сборник малой прозы Гарри Гаррисона 2001 года, составленный к пятидесятилетию своего творчества из 50 лучших за каждый год рассказов. Большая часть из них издавалась в предыдущих сборниках. Снабжён общим предисловием и к разделам.
Пришельцев следует рассматривать как стандартную принадлежность научной фантастики. В фильме «Чужой» использовался клишированный образ ужасного инопланетянина, лучше всего подходящий для леденящего душу триллера. Но если рассматривать обитателей иных миров как другое, возможно исковерканное, изображение человечества, тема становится во много раз интереснее.
— комментарий к названию раздела
Сейчас в это трудно поверить, но были времена, когда фантастика просто задыхалась от всяческих табу. <…> Но в начале шестидесятых в воздухе повеяло переменами. <…>
Сейчас, во времена интергалактического коварства и экзобиологического разврата, я с краской на щеках признаюсь, что осмелился на единственное нарушение табу — сделал главного героя атеистом. Позор! Сейчас-то вам легко смеяться, но в далёком 1961 году это было реальной смелостью. <…>
Замысел этого важного для меня самого рассказа понемногу вызревал несколько лет. <…> Рукопись футболили до тех пор, пока она, потрёпанная и заляпанная кофейными пятнами, не улеглась уныло в ящике моего письменного стола. <…> Теду Кэрнеллу, тогда редактору британского журнала «Новые миры», рассказ понравился, но и он пришёл к выводу, что для его читателей тот чересчур бунтарский. Однако, узнав, что «Пингвин» вскоре его опубликует, он тоже набрался мужества и решился на публикацию. (Если вы решили, будто ему недоставало мужества, то позволю вам напомнить, что у американских редакторов мужество отсутствовало начисто.)[1] Рассказ опубликовали, <…> а конец света так и не наступил. <…>
Недавно его включили, снабдив примечаниями и комментарием, в книгу для чтения для средней школы. А школы и церкви так и не сожгли.
Так назывался мой роман, порождённый глубокой обеспокоенностью вырисовывающейся угрозой перенаселения. И после окончания работы над этой книгой я продолжал переживать из-за этой опасности. На протяжении минувших с тех пор лет мне не единожды пришлось обращаться к этой теме, так как мир продолжает неуклонно сползать к краю пропасти.
Кормак покрутил диск в руках, провёл пальцем по золотым буквам, посмотрел на меня. <…>
— Это хранилище информации. После того как банки памяти компьютеров вышли на молекулярный уровень, появилась возможность записывать на таком диске десять в шестнадцатой степени байтов информации. Это очень много. <…>
— Объём памяти человеческого мозга, — уточнила Крикет. — Но теперь на таком диске можно записать гораздо больше.
— Здесь весь Гарвардский университет, — продолжил я. — Все библиотеки, профессора, лекторы, лекции и лабораторные. Теперь все учатся в университете. Все, кто может выложить двадцать пять долларов за университетский диск. Я здесь тоже есть. Все мои лучшие лекции и семинары. Я даже присутствую на ИД по теме «Торговля рабами в начале девятнадцатого столетия». Об этом я написал докторскую диссертацию.
— ИД?
— Интерактивная дискуссия. Ты сидишь перед экраном и задаешь вопросы, а тебе отвечают лучшие специалисты Гарварда.
He turned disc over and over in his hands, rubbed the gold terminals with his fingers, then looked up. <…>
"Mass storage. When computer memories went to a molecular level it wasn't long before they could store ten to the sixteenth bytes on a wafer that size. A significant figure." <…>
"The memory capacity of the human brain," Kriket said smugly. "That wafer holds infinitely more than that."
"It contains Harvard University," I said. "All the libraries, the professors, lecturers, lectures, and
laboratories. Everyone goes to university now—everyone who can afford the twenty-five dollars that a university costs. I'm in there, I'm proud to say. All of my best lectures and tutorials. I'm even there in an RS on the early-nineteenth-century slave trade. That's what I did my doctorate on."
"An RS?"
"Response Simulation. All the responses are cross-indexed by key words and relationships, and the answers are speaker-simulated. Put simply, it means you sit and talk with me on the screen, and I answer all your questions."
— Должен ли я понимать, что я теперь неоплачиваемый полицейский осведомитель?
Он молча смотрел на меня, и у меня создалось ощущение, что я перегнул палку.
— Нет, — наконец ответил он. — Ваша помощь оплачивается. Вы переведены на действительную службу в Береговой охране и будете получать положенное вам жалованье в добавление к обычному источнику дохода. Вы нам поможете, или я оставляю вашу реплику о полицейском осведомителе в записи вечного хранения?
Я понял, что мне дают шанс. Моя реплика уже осталась в записи вечного хранения, но, если я окажу содействие следствию, её оставят без внимания.
— Прошу меня извинить. Я высказался поспешно, не подумав. Разумеется, я окажу всяческое содействие компетентным органам.
"Do I understand that I am now an unpaid police informer?"
He looked at me in cold silence, and I had the feeling that I had gone too far.
"No," he finally said. "You are not unpaid. You are on active duty with the Coast Guard and will receive your salary in addition to your normal income. Will you do this—or will I make a permanent record of your remark about a police informer?"
I knew I was getting a second chance. The permanent record was already made, but attention would not be drawn to it if I cooperated.
"You will have to excuse me. I spoke hastily, without thinking. I will, of course, cooperate with the authorities."
— Пусть твоя дорога всегда будет гладкой и чтоб тебе попасть в рай за год до того, как дьявол узнает, что ты уже там.
"May the road rise up before you and may you be in heaven a year before the devil knows you're gone."
Да конечно, ведь всё это именно о них, не так ли? Благодаря, в основном, этим изобретениям, научная фантастика живёт и развивается на протяжении всей своей истории. В конце концов, НФ это единственный литературный жанр, в котором идея — или машина — может выступать в качестве героя. И вот несколько весьма нетипичных героев…
— комментарий к названию раздела
Хьюго Гернсбек всегда чувствовал, что, если вы не сможете запатентовать то, о чём говорится в рассказе, значит, не стоит тратить усилий на его написание. Ну, а если рассказ уже написан, но в нём нет ничего патентоспособного, то не следует занимать им священные страницы «Удивительных историй». Он очень серьёзно относился к тому, что проповедовал, и в качестве примера для будущих литераторов написал «Ральф 124 C41+», самый нечитабельный роман, какой только знало человечество, в котором, однако, по общему признанию, действительно содержалось множество потенциально патентоспособных идей.
— предисловие раздела
Он стоял совершенно прямо, не чувствуя напора ветра; сквозь его тело проносились призрачные снежинки. Медленно двигаясь вдоль скалы, он все глубже опускался в землю. Какое-то мгновение верхушка его шлема торчала над землёй, словно горлышко бутылки в воде, затем скрылась под снежным покровом.
Под землёй было теплее, ветер и холод остались далеко позади; Пит остановился и стряхнул снег с костюма. Он осторожно отстегнул ультрасветовой фонарик от наплечного ремня и включил его. Луч света такой частоты, которая позволяла двигаться сквозь плотные тела, прорезал окружающие слои грунта, будто полупрозрачный желатин.
Вот уже одиннадцать лет Пит проникал в скалы, но так никогда и не смог отделаться от изумления при виде этого невероятного зрелища. Чудо изобретения, позволявшее ему проходить сквозь скалы, всепроникатель, он воспринимал как само собой разумеющееся. <…>
Чтобы протолкнуть атомы его тела, требовались немалые усилия. <…> Он может оказаться под землёй в тот момент, когда кристалл выйдет из строя. Это тоже означает смерть, но более быструю и несравненно более эффектную — смерть, при которой он навсегда останется в толще породы, подобно мухе в куске янтаря. Мухе, которая становится частью янтаря. — первый опубликованный нф-рассказ автора; перевод: И. Почиталин, 1971
He stood straight against the wind now, not feeling its pressure, the phantom snowflakes swirling through his body. Following the outcropping, he slowly walked into the ground. The top of his helmet bobbed for a second like a bottle in water, then sank below the surface of the snow.
Underground it was warmer, the wind and cold left far behind. Pete stopped and shook the snow from his suit. He carefully unhooked the ultra-light from his pack and switched it on. The light beam, polarized to his own mass-penetrating frequency, reached out through the layers of surrounding earth as if they were cloudy gelatin.
Pete had been a rock diver for eleven years, yet the sight of this incredible environment never ceased to amaze him. He took the miracle of his vibratory penetrator, the rock diver's "walk-through," for granted. <…>
It took a hard push to get the atoms of his body between those of the surrounding matter. <…> He might be underground when the crystal collapsed. Death was here, too, a quicker and much more spectacular death that would leave him stuck forever like a fly in amber. A fly that is part of the amber.
— «Проникший в скалы» (Rock Diver), 1951
Билли ждал у гаража, закрыл ворота, как только их миновал сверкающий задний бампер. Громко смеялся, когда отец начал рассказывать ему о случившемся, а когда история подошла к концу, они оба разве что не покатывались от хохота.
— Жаль, что я не видел его лица, папа, ужасно жаль. Слушай, а почему бы завтра не увеличить громкость выхлопа? На выходе из усилителя можно получить двести ватт, а между задними колесами у нас двенадцатидюймовый динамик. Что скажешь?
— Можно, но только на чуть-чуть. Чтобы оставить что-то и на последующие дни. Давай взглянем на часы, — он повернулся к приборному щитку, и улыбка сползла с его лица. — Господи, я проездил одиннадцать минут. Не знал, что так долго.
— Одиннадцать минут… примерно два часа.
— Я знаю, чёрт побери. Надеюсь, ты мне поможешь, а то у меня не хватит сил, чтобы поднять за обедом ложку.
Из ящика с инструментом Билли достал заводной ключ на длинном штыре, свернул крышку с бензобака, вставил ключ в гнездо. Генри поплевал на ладони, взялся за рукоятку.
— И пусть пружину придётся взводить два часа, — пропыхтел он. — Овчинка стоит выделки.[2] — конец
Billy was waiting by the garage when he came back, closing and locking the door when the last high, gleaming fender had rolled by. He laughed out loud when his father told him what had happened, and before the story was done, they were both weak with laughter.
"I wish I could have seen his face, Dad, I really do. I tell you what for tomorrow, why don't I turn up the volume on the exhaust a bit? We got almost two hundred watts of output from the amplifier, and that is a twelve-inch speaker down there between the rear wheels. What do you say?"
"Maybe, just a little bit, a little bit more each day maybe. Let's look at the clock." He squinted at the instrument panel, and the smile drained from his face. "Christ, I had eleven minutes of driving time. I didn't know it was that long."
"Eleven minutes…that will be about two hours."
"I know it, damn it. But spell me a bit, will you, or I'll be too tired to eat dinner." Billy took the big crank out of the toolbox and opened the cover of the gas cap and fitted the socket end of the crank over the hex stud inside. Henry spat on his hands and seized the two-foot-long handle and began cranking industriously.
"I don't care if it takes two hours to wind up the spring," he panted. "It's damn well worth it."
— «Скорость гепарда, рык льва» (Speed of the Cheetah, Roar of the Lion), 1975
Смеётесь — а я-то боялся, что мне придётся плакать[править]
Laugh — I Thought I Would Cry
Юмор — редкое явление в мире вообще — и ещё реже он встречается в научной фантастике. Но он отлично подходит для неё, и мне остаётся лишь пожалеть, что его в ней так мало.
— комментарий к названию раздела
С какой стороны собака более пушистая?
С наружной, конечно.
<…> Писать юмористическую научную фантастику очень непростое дело, а продавать законченные произведения ещё труднее. <…> Если вы не пользуетесь известностью как автор смешных рассказов, вам ни за что не удастся продать свою работу. <…> Первые книги о Крысе из нержавеющей стали представляют собой чисто приключенческие повести, в которых время от времени попадаются случайные шутки. Но годы шли, и соотношение элементов в книгах понемногу менялось, а со стороны читателей не поступало никаких жалоб.
Но как же пошли мои дела, когда я написал первый комический НФ роман? Отвечаю — не слишком хорошо. Я показал набросок задуманного романа «Билл, герой Галактики» Дэймону Найту, полагая, что он был единственным редактором, обладающим достаточно авангардистскими вкусами, чтобы оценить издёвку над милитаристским безумием. Оценить-то он оценил, а вот покупать не стал. Когда книга была закончена, он вернул её мне, заявив, что у меня получился военный роман и что я должен убрать из него все шутки, если хочу увидеть книгу опубликованной. Я не стал убирать шутки, а взялся за поиски издателя.
Дальние планеты и неземные пейзажи суть неотъемлемые элементы НФ-арсенала. Они существуют для того, чтобы их исследовать.
— комментарий к названию раздела
Когда-нибудь человек сможет перерасти свой интерес к войне, но предвкушать такое пока рано. Драчливость оказалась настолько сильным фактором при восхождении по лестнице эволюции, что от него нельзя с лёгкостью отмахнуться; и хотя сама мысль о войне может нас ужаснуть или вызвать отвращение, доисторические тела, в которых мы продолжаем обитать, всё ещё восторженно реагируют на рокот барабанов и громыхание пушек. Призову в свидетели современную ситуацию — все мы с восхищённым интересом наблюдаем за тем, как множество одарённых и целеустремлённых людей создают оружие, способное, если Ту Кнопку когда-либо нажмут, смести нас с лица этой планеты.
Если же такое не произойдёт, человек наверняка с радостью примется экспортировать войны в остальную часть Галактики. И если обнаруженные инопланетяне окажутся недостаточно воинственными, чтобы дать отпор… тем хуже для них. А если и инопланетян окажется маловато для сражений, человеку придётся воевать со своим древнейшим врагом. С самим собой.
— предисловие к «Уцелевшей планете» (Survival Planet), 1961 (сб. «Война с роботами»)
В истории человечества не было войны, которая с каждой стороны не поддерживалась официальной церковью. И каждый заявлял, что бог за них. То есть врага поддерживал понятно кто. Эта теория была столь же обоснованной, как и другая, согласно которой один человек мог втянуть страну в войну, а следовательно, удачное покушение, совершенное в должный момент, могло спасти мир.[2]
In the history of mankind there has yet to be a war that wasn't backed by the official clergy on each side. And each declared that God was on their side. Which leaves You Know Who as prime supporter of the enemy. This theory is no more valid than the one that a single man can lead a country into war, followed by the inference that a well-timed assassination can save the peace.
— «К-фактор» (The K-Factor), 1960
Атомная бомба за секунду до взрыва выглядит такой же безвредной, как и свалившееся дерево.
A-bomb at zero minus one second looks as harmless as a fallen log.
— «К-фактор»
— Скоби придумал роботов, которые даже не знали о существовании людей. <…>
Собраны отлично, просто и умно. Вместо мозгов у них имелась стальная лента с записью. Запрограммированы только на одно — собирать других, точно таких же роботов. И когда робот заканчивал собирать другого робота, он активировал его, переписывая ему в мозг копию своей программы, и новый робот тут же принимался за аналогичную работу. Удивительно, до чего они оказались гибкими! Некоторые были сделаны почти целиком из алюминия. Забрось такого в хранилище старых самолётов, и через неделю там окажется два робота — если первый сумеет отыскать консервную банку, чтобы сделать ленту с программой. У Скоби имелась даже разновидность, состоящая из деревянных деталей и работавшая на древесном угле, — такие отлично прижились в джунглях Амазонки и Верхнего Конго. Они оказывались во всех мыслимых местах, и даже в таких, о которых никто никогда бы и не подумал. Никто, но не Скоби, потому что он был психом. Всех первых роботов он сделал боящимися света, вот они и шныряли в темноте, а их никто не замечал, пока не стало слишком поздно. Когда же люди наконец поняли, что происходит, роботов стало почти столько, сколько людей. А через несколько дней — уже больше, чем людей, и наступил конец. — перевод: А. В. Новиков (под псевд. А. Волнов), 1994 (с незначительными уточнениями)
"Scobie made robots that didn't even know people were there. <…>
Built fine, simple, and smart. Programmed with a steel tape brain. Programmed to do only one thing, and that was to build other robots just like themselves. And when a robot was finished building another robot he activated him with a magnetic copy of his own brain tape and the new robot went to work doing the same thing. Versatile those robots were. Some of them were made almost all out of aluminum, just dump one of them down in a warehouse of mothballed airplanes and within the week there would be two robots, if maybe it could find an old tin can to make a steel tape out of. Scobie even had one kind that had mostly wooden gears and burned charcoal to run, and these did fine in the jungles of the Amazon and upper Congo. They were everywhere you could think of, and places you would never think of but Scobie did, because he was mad. And all of the first robots were made to be afraid of the light. So they scuttled around in the dark and no one ever saw them before it was too late. By the time people realized what was going on there was almost as many robots as there were people. A few days later there were more robots than people and it was the end."
— «Как умер старый мир» (How the Old World Died), 1964
Научная фантастика достигла совершеннолетия. В журналах пятидесятых годов наряду с традиционными физикой, химией и техникой стали появляться и гуманитарные науки. <…> Это была та самая свобода, которая настоятельно требовалась научной фантастике. Возможность заглянуть не только в кишки двигателя ракеты главного героя, но и к нему в череп.
Science fiction came of age. In the magazines of the fifties the softer sciences were featured side by side with the traditional physics, chemistry and engineering. <…> This was a freedom that SF really needed. A chance to look inside the protagonist's skull—as well as into the guts of his rocket engine.
— предисловие раздела
[В спасательной капсуле] у нас ещё четыре литра водки, припасённые по каким-то ведомым только русским причинам вместе с водой… — вариант распространённой шутки; («Жертвоприношение»[2])
"There are at least four more liters of vodka stowed down here with the water jugs, for some obscure Russian reason, and now is the time we can use them.
— «Боги, курящие фимиам» (The Gods Themselves Throw Incense), 1966
Я никогда не был большим любителем фэнтези. Я нахожу этот жанр слишком свободным, предоставляющим слишком много возможностей для полёта в любом направлении без всякого предупреждения. Но это вовсе не означает, что я наотрез отказываюсь писать фэнтези, если меня вдруг посещает Великая Идея.
Очень много рассказов упрямо не желает поддаваться какой бы то ни было классификации. <…> эти выдумки просто не желали вписываться нив одну простую категорию. <…> Перечитав их, я нахожу, что это отличие зачастую делает их лучшими во всём собрании.
There were a good many stories that just defied classification. <…> the works of fiction that just did not fit into any simple category. <…> Upon rereading them I find that this difference makes them, many times, the best of the lot.
— предисловие раздела
Третье тысячелетие оставило заметный след в истории человечества. Среди достижений сразу приходят на ум межгалактические экспедиции — все тринадцать. Начались они удачно: все стартовали в положенный срок.
Разумеется, ни одна ещё не вернулась…
Возможно, к наибольшим достижениям следует отнести и глобальное снижение выброса газов, вызывающих парниковый эффект. Настолько эффективное, что полярные шапки начали расти, а ледники двинулись вниз. И новая индустрия выращивания леса для его последующего сжигания, чтобы компенсировать поглощённый CO2, выходит в число самых прибыльных.[2]
It has certainly been an interesting third millennium. High points that spring to mind are the intergalactic wormhole expeditions—all thirteen of them. Most successful; all departed as planned.
Of course none of them have returned yet…
Perhaps more satisfying has been the global reduction of greenhouse gases. So successful has this been that, in fact, the global icecaps are growing and the glaciers expanding. The new industry of growing forests, just to burn them for the CO2 that they release, is becoming a most profitable one worldwide.
— «Дорога в 3000 год» (The Road to the Year 3000), 1999