Карикатура

Материал из Викицитатника
Луи Филипп (Домье, 1834)

Карикату́ра (итал. caricatura, от caricare — нагружать, преувеличивать) — прежде всего, сатирическое или юмористическое изображение, комический эффект которого создаётся при помощи пародийного или гротескного преувеличения и заострения некоторых черт.

Кроме того, карикатурой называется популярный жанр изобразительного искусства (чаще всего графики), высмеивающий в сатирической или юмористической форме какие-либо социальные, общественно-политические, бытовые явления, реальных персонажей или характерные типы людей.

В переносном смысле карикатурой или пародией или на что-либо или кого-либо часто называют также нелепое или неудачное подражание (подразумевая, что при попытке создать подобие чего-то достойного получилось нечто жалкое, способное лишь насмешить).

Карикатура в определениях и кратких цитатах[править]

  •  

Характерное в этом виде, доведенное до преувеличения, т. е. то, что уже наносит ущерб идее нормы (целесообразности рода), называется карикатурой.

  Иммануил Кант, «Критика способности суждения», 1790
  •  

...если характерное доходит до действительного подавления характера рода, т. е. до неестественного, то оно становится карикатурой.[1]

  Артур Шопенгауэр, «Мир как воля и представление», 1818
  •  

Надменность — это карикатура на гордость.

  Эрнст Фейхтерслебен, 1830-е
  •  

Существует два рода карикатуры: одна преувеличивает истину, как бы посредством увеличительного стекла, но никогда не извращает полностью её сущность, другая же более или менее сознательно отклоняется от естественной правды и реальных соотношений.[2]

  Иван Тургенев, «История одного города. Издал М. Е. Салтыков. С.-Петербург, 1870»
  •  

Карикатура — это дань, которую посредственность платит гению.[3]

  Оскар Уайльд, 1890-е
  •  

Глупость все ценности превращает в карикатуры: вместо гордости у неё — наглость, вместо общественности — стадность, вместо искусства — любительство, вместо любви — флирт, вместо славыуспех[4]

  Саша Чёрный, «Глупость», 1910
  •  

Каждый из нас видит в своих родственниках, и особенно в двоюродных братьях и сестрах, серию гротескных карикатур на себя самого.

  Генри Луис Менкен, 1930-е
  •  

Мне главное, чтобы из меня вышел бы хороший график (иллюстратор, карикатурист).[5]

  Георгий Эфрон, Дневники, 1940
  •  

но если страх, в обличье хоть крестовом,
гуляет в мире, ― мир карикатура.[6]

  Глеб Семёнов, «Что было дальше? — Было всё как было...», 1964
  •  

Оптимизм — карикатура на надежду.[7]

  Жильбер Сесброн, 1970-е
  •  

Пьянство — оно превращает человека в карикатуру. Становишься слишком похож сам на себя.

  Марк Эдвард Смит, 1980-е
  •  

дынные головы
хищные клювы
карикатуры
фигуры
клошары
кошмары...[8]

  Генрих Сапгир, «Блошиный рынок», июль 1995
  •  

…карикатура — Путин и Эрдоган обнимаются, и каждый держит за спиной по ножу.

  Виктор Пелевин, «Непобедимое Солнце», 2020

Карикатура в публицистике, критике и документальной прозе[править]

  •  

...древние выражали в своих произведениях ясно постигнутую ими красоту не одной фигурой, а многими, носящими различный характер, словно эта красота воспринимается каждый раз с другой стороны и потому в Аполлоне изображена иначе, чем в Вакхе, в Геркулесе иначе, чем в Антиное; мало того, характерное может оттеснять красоту и, наконец, переходить даже в безобразное, как, например, в пьяном Селене, Фавне и т. п. Но если характерное доходит до действительного подавления характера рода, т. е. до неестественного, то оно становится карикатурой.[1]

  Артур Шопенгауэр, «Мир как воля и представление», 1818
  •  

Перед нами переполненный зрителями амфитеатр; «Облака» Аристофана отравляют толпу ядом остроумного издевательства. Со сцены осмеивают — и с нравственной, и с физической стороны — замечательнейшего мужа Афин, спасшего народ от тридцати тиранов, спасшего в пылу битвы Алкивиада и Ксенофонта, осмеивают Сократа, воспарившего духом выше богов древности. Сам он тоже в числе зрителей. И вот, он встаёт с своего места и выпрямляется во весь рост, — пусть видят хохочущие Афиняне, похожа ли на него карикатура. Твёрдо, несокрушимо стои́т он, возвышаясь надо всеми.
Сочная, зёленая, ядовитая цикута! Тебе служить эмблемою Афин, а не оливковой ветви!

  Ганс Христиан Андерсен, «Тернистый путь славы», 1855
  •  

Своей сатирической манерой Салтыков несколько напоминает Ювенала. Его смех горек и резок, его насмешка нередко оскорбляет. Но, как мы уже сказали, его негодование часто принимает форму карикатуры. Существует два рода карикатуры: одна преувеличивает истину, как бы посредством увеличительного стекла, но никогда не извращает полностью ее сущность, другая же более или менее сознательно отклоняется от естественной правды и реальных соотношений. Салтыков прибегает только к первому роду, который один только и допусти́м. Это — естественное проявление его характера, в котором внутренняя доброта и чувствительность скрыты под внешней суровостью.[2]

  Иван Тургенев, «История одного города. Издал М. Е. Салтыков. С.-Петербург, 1870»
  •  

а несколько часов до смерти, когда он уже был почти в агонии, ему обкладывали всё тело горячим хлебом, при чём опять возобновился стон и пронзительный крик. Какое-то фантастическое безобразие! Мы видели, впрочем, что во всей личности, в жизни Гоголя иногда мелькает это фантастическое, исполински-карикатурное, самое смешное в самом страшном; и вот это же повторяется и в смерти.
Тут как будто в последний раз смеётся Чёрт над человеком, нарочно в самом унизительном положении тела и духа тащит свою жертву. Доктора должны были казаться Гоголю в предсмертном бреду его чем-то вроде той нечисти, которая задушила Хому Брута в осквернённой церкви. «Горьким словом моим посмеюся», — эти слова пророка Иеремии начертаны на гробовом камне Гоголя. Увы, теперь мы знаем, кто над ним посмеялся.

  Дмитрий Мережковский, «Гоголь. Творчество, жизнь и религия», 1906
  •  

Сатира не просто «воплощает» действительность, — она воспроизводит ее со знаком минус. Вот почему в сатире, в карикатуре непосредственнее, чем в других родах, заявляет о себе социально-политическая атмосфера, которою художник дышит, — которою он не может не дышать. Отыскать рабовладельческую Грецию в Венере Медицейской — задача весьма сложная и тонкая. Но в муфте, которая должна облагородить эту Венеру, открыть уши баварского клерикала — не стоит никакого труда. «Минус» сатиры — в этом вся суть — всецело определяется социальным углом зрения.[9]

  Лев Троцкий, «Лукавый бес мещанства (Троцкий)», 29 июня 1908
  •  

В морском собрании в Петербурге стоял бюст графа. Бюст был несколько приукрашен: у графа было длинное лицо с мясистым носом, у бюста же были черты прямо античные. Слава его докатилась до провинции. Лубочная карикатура, изображающая стихотворца, читающего стихи чёрту, причём чёрт пытается бежать, а стихотворец удерживает его за хвост, висела во многих почтовых станциях.

  Юрий Тынянов, «Пушкин» (ч. 1, 1935)
  •  

Всё это вызывает в памяти слегка забавные воспоминания. Я говорю о фашизме. При нём был запрет на любую сатиру, что в цивилизованной демократической стране недопустимо. Мы должны быть абсолютно свободны от политического контроля, потому что сатира не имеет ничего общего с политикой, даже если это прямая насмехшка над политикой, но вы знаете, что это сатира. И каждый демократический режим должен спокойно принимать сатиру, точно так же, как мы принимаем карикатуры. К примеру, Муссолини, которые совершенно не терпел карикатур.

  Индро Монтанелли, 1970-е
  •  

Гашек, пражский Тиль Уленшпигель, обнаруживает редкостное знание этой области чешской действительности и открывает в ней поэтику, которая позволяет соединить резко карикатурные наблюдения с непосредственным весельем. В обстановке кафешантанов, кабаре, певческих кружков, среди богемных собутыльников он развивает особый вид рассказа, трактирную импровизацию и байку. Он извлекает из пучины забвения выразительные средства языка и оттачивает метафорические свойства куплета, слэнга, народного анекдота.

  Радко Пытлик, «Швейк завоёвывает мир», 1983
  •  

В мировой практике известно немало случаев, когда граждане, не обладающие чувством юмора и обиженные на «кривое зеркало» карикатуры, пытались засудить художников. Здесь ситуация выглядит ещё более абсурдной: истцы самым серьёзным образом высчитывают процент тождества карикатуры с оригиналом и на основании частичного сходства тащат ответчика на цугундер.[10]

  Борис Стругацкий, «Судят не писателя, а жанр политической фантастики», 2009
  •  

Эпопея филипоновской груши является блестящим примером применения в карикатуре так называемого эзопова языка ― зашифрованного, но всем понятного иносказания. Этот прием, вызывая бессильную злобу противников, придает оппозиционной карикатуре особую остроту и привлекательность в глазах читателей, делает ее еще смешнее и язвительней. Кстати, об «эзоповом языке» карикатуры. Если во Франции для обозначения коронованной особы в карикатуре применялась груша, то в России, несколько забегая вперед, для этой же цели пошла в ход… еловая шишка. Возникло это так: наследник царского престола Николай Александрович в сопровождении греческого королевича совершал туристическую поездку по Японии. И в городе Отсу, посещая местный храм, они повели себя, видимо, настолько бесцеремонно, что полицейский, бывший при храме, призвал их к порядку ножнами своей сабли, от чего у российского наследника вскочила на голове порядочная шишка. <...> ...последствием явилось то, что в недалеком будущем еловая шишка стала обозначать на эзоповом языке карикатуры «священную особу самодержца». Это произошло так: конечно, по цензурным условиям о карикатурах на царя и речи не могло быть, даже в дни революции 1905 года, пока художник Сергей Чехонин, сотрудник сатирического журнала «Зритель», не вспомнил о пресловутой шишке и не использовал ее в качестве аллегории. Шишка быстро замелькала в карикатурах и выполняла свои функции не менее удачно, чем груша Филипона. Подобно груше во Франции, шишка в России сидела на троне, принимала парады и т. д. Когда, скажем, тот же «Зритель» печатал на всю страницу рисунок с окруженной почтительной жандармской охраной еловой шишкой, то не было надобности в каком-либо пояснительном тексте.[11]

  Борис Ефимов, «Десять десятилетий», 2000
  •  

Дубинский не раз приходил ко мне и очень внимательно прислушивался к замечаниям и дружеским советам, которые я высказывал по поводу его первых опытов в карикатуре. Мне думалось тогда, что наша сатирическая графика приобретает талантливого и многообещающего рисовальщика. Однако Дубинский не стал карикатуристом, хотя присущее ему чувство юмора носило ярко выраженную сатирическую окраску. Другие струны ― романтическая и лирическая ― звучали в его душе сильнее, и именно они определили дальнейший путь молодого художника.[11]

  Борис Ефимов, «Десять десятилетий», 2000

Карикатура в мемуарах, письмах и дневниковой прозе[править]

  •  

Доселе никто ещё не писал у нас верно с натуры. Более карикатуры, для коих образчики были не наши. Трогая описанием прекрасного, противопоставляя высокие характеры из натуры взятые смешному или дурному, также из натуры взятому, Вы дадите умам надлежащее направление.

  Василий Жуковский, из письма М. Н. Загоскину, 14 июня 1831
  •  

В числе очень немногих счастливых супружеств, которые я встречала в жизни, были чета Фёдора Николаевича и Авдотьи Павловны Глинок. (Она рождённая Кутузова, дочь бывшего попечителя Московского округа). Она вышла замуж очень поздно и нежно любила своего супруга, несмотря на то, что личность его была уморительно оригинальна и смешна. Он был маленький черненький человечек с лицом помятым, как гнилое яблоко, носил на предлинных лентах ордена, которые болтались, когда он кланялся пренизко перед всеми и делал разные ужимки, что на него нельзя было смотреть без смеха. На него делали пресмешные карикатуры.[12]

  Елизавета Драшусова, Воспоминания, 1848
  •  

Нередко Дружинин и Лонгинов читали свои юмористические, превосходными стихами написанные, карикатурные поэмы. Забавнее всего, что в одной из таких поэм у Лонгинова в самом смешном и жалком виде человек, пробирающийся утром по петербургским улицам, был списан с Боткина. Всем хорошо был известен стих: «то Боткин был». ― А между тем сам Боткин пуще других хохотал над этим стихом, в котором при нём Лонгинов подставлял другое имя.[13]

  Афанасий Фет, «Мои воспоминания» (часть I), 1870-е
  •  

Вкусы кружка тяготели к Глинке, Шуману и последним квартетам Бетховена. <...> Лист был сравнительно мало известен и признавался изломанным и извращённым в музыкальном отношении, а подчас и карикатурным.

  Николай Римский-Корсаков, «Летопись моей музыкальной жизни», 1890-е
  •  

...даже такой излюбленный, популярный писатель, как Салтыков-Щедрин, на вопрос поклонников Мусоргского, интересовавшихся его мнением о Мусоргском и полагавших, что он почувствует близкое своей натуре в звуках создателя новой комической музыки, ― ответил едкой карикатурой своего сатирического пера. Весь Петербург читал этот пасквиль на молодой талант, закисая от смеха; смешно рассказывалось, как некий громкий эстет выставил на суд знатоков свой доморощенный талант и как сей едва-едва протрезвевший талант промычал свою новую арию на гражданскую тему: об извозчике, потерявшем кнут.[14]

  Илья Репин, «Далёкое близкое», 1912-1917
  •  

Посредине изображен был А. А. Потехин, который в красной рубахе и плисовых шароварах откалывает присядку. В карикатурах он не щадил самого себя. Граф Воронцов-Дашков ― министр двора ― как добрый гений несется по воздуху. У него из кармана бьет золото фонтаном; тщетно этот фонтан силится заткнуть контролер. За ногу уцепился Всеволожский и крепко его держит; за Всеволожского держится Погожев, управляющий конторой, и так далее. Вереница тянется до смрадного болота, где крутятся какие-то гады, ― и все это осыпается золотым дождем.[15]

  Пётр Гнедич, «Книга жизни», 1918
  •  

Да, Чехов ошибся. Без этой ошибки история с «Попрыгуньей» была бы решительным вздором, потому что серьезный и вдумчивый Левитан совершенно не походил на ничтожного Рябовского, а пустельга-«попрыгунья» ― на Кувшинникову, во всяком случае не бывшую пустельгой. Чехов любил Левитана и карикатурить его не стал бы.[16]

  Александр Лазарев-Грузинский, «А. П. Чехов», 1925
  •  

Почётный «кубок Большого орла» на бубне Шиловского подносился Шмаровиным каждому вновь принятому в члены «среды» и выпивался под пение гимна «Недурно пущено» и грохот бубна… Это был обряд «посвящения» в члены кружка. Так же подносился «Орел» почетным гостям или любому из участников «сред», отличившемуся красивой речью, удачным экспромтом, хорошо сделанным рисунком или карикатурой.[17]

  Владимир Гиляровский, «Москва и москвичи», 1926
  •  

Я не переношу атмосферы художников, этой «творческой» атмосферы, где говорят о «воздухе», «объеме», «воздушности» и прочей мерзости и где говорят с благоговением о «великих художниках», что меня тоже бесит. Может, у графиков другая терминология, менее раздражительная для меня. Вообще я очень люблю графику (перо, карандаш, тушь, гравюру и т. п. ) и не переношу живопись (масло, акварель), но если я буду учиться, то мне придется через это пройти. Мне главное, чтобы из меня вышел бы хороший график (иллюстратор, карикатурист).[5]

  Георгий Эфрон, Дневники, 1940
  •  

С виски покончено: сух, как пробка. Не хотел бы начинать с исповеди, но алкоголь унёс многих моих друзей и жён... От меня, то есть, унёс, не вообще. Пьянство — оно превращает человека в карикатуру. Становишься слишком похож сам на себя.

  Марк Эдвард Смит, 1980-е

Карикатура в беллетристике и художественной прозе[править]

  •  

Тут мы касаемся одного из обитателей этих окраин, принадлежащего к классу рептилий, присутствие которого на островах дало им другое испанское название – Галапагос. Так вот, что касается живущих там черепах, то на их счёт в кругу моряков долгое время сохранялось поверье, не столь ужасающее, сколь карикатурное: матросы были серьёзно убеждены, что все морские офицеры, особенно командоры и капитаны, обладавшие дурным нравом, после смерти (а иногда и до неё) превращались в черепах и становились единственными хозяевами этих раскалённых пустырей, напоминающих окрестности Мёртвого моря.

  Герман Мелвилл, «Моби Дик, или Белый кит», 1851
  •  

Хорошо, подробно знает десятилетний мальчик свои коленки, ― расчёсанный до крови волдырь, белые следы ногтей на загорелой коже и все те царапины, которыми расписываются песчинки, камушки, острые прутики. Комар улетал, избежав хлопка, француженка просила не егозить; с остервенением, скаля неровные зубы, ― которые столичный дантист обхватил платиновой проволокой, ― нагнув голову с завитком на макушке, он чесал, скрёб всей пятернёй укушенное место, ― и медленно, с возрастающим ужасом, француженка тянулась к открытой рисовальной тетради, к невероятной карикатуре.[18]

  Владимир Набоков, «Защита Лужина», 1930
  •  

Никодимов услышал от своего мастера портретных тортов ― болезненного до карикатуры бабника, тающего от непомерного влечения, как огарок, но при этом кудесника глазури и кремовых красок, подвизавшегося в девяностых с новоакадемистами, ― странные слова, что, мол, Услистый не просто коллекционер и меценат ― он ищет Мешок света. Никодимов толком о Мешке света ничего не знал. Так ― сказки города Питера, легенды темных времен, что-то вроде Грааля в фольклоре здешнего живописного цеха.[19]

  Павел Крусанов, «Мешок света», 2013

Карикатура в поэзии[править]

Почтенный орангутан (1871)
  •  

Слуга покорный тем и этим в тот же час;
Закутан весь, как водолаз;
На лыжах ― как остяк; как сатана ― с рогами.
Амур ли то? Скажите сами![20]

  Иван Дмитриев, «Амур в карикатуре» (басня), 1807
  •  

Но чем же странен великан,
С развалин пламенных ужасными очами
Сверкающий на бледный свет? ―
Тут, право, милый друг, карикатуры нет!
Вот ты б, малютка, был карикатура,
Когда бы мелкая твоя фигура
Задумала с развалин встать
И на вселенну посверкать.[21]

  Василий Жуковский, «Ареопагу», 1815 г.
  •  

Не знаю, строгая цензура
Меня осудит или нет;
Но всё равно ― я не поэт,
А лишь его карикатура.[22]

  Александр Полежаев, «Эрпели», 1830
  •  

Фортуны олухи и плуты,
Карикатур различных смесь:
Здесь ― важности пузырь надутый,
Там накрахмаленная спесь.[23]

  Пётр Вяземский, «Баден-Баден», 1855
  •  

Немой зияет мрак в пустых её глазах,
И череп, убранный изысканно цветами,
Тихонько зыблется на хрупких позвонках…
― Краса небытия пред смертными очами!
Банальные умы, что, плоть одну любя,
Не в силах оценить изящество скелета,
Карикатурою смешной зовут тебя;
Но воплощаешь ты заветный вкус поэта![24]

  Пётр Якубович, «Пляска смерти», 1890
  •  

Я не люблю тебя одетой, ―
Лицо прикрывши вуалетой,
Затмишь ты небеса очей.
Как ненавистны мне турнюры,
Пародии, карикатуры
Столь пышной красоты твоей![25]

  Фёдор Сологуб, «Я не люблю тебя одетой...», 14 марта 1922
  •  

На нашу Родину свои науськав орды
Предательски, бесстыдно, как бандит,
Фашистский пёс о нашем варварстве твердит,
Кровавую облизывая морду.
Он, видите ль, спаситель всей культуры
От дикарей-большевиков…
Похабней не было карикатуры
На протяжении веков!

  Василий Лебедев-Кумач, «Покончим с фашизмом!», 1941
  •  

Пусть не отец был, дядя арестован,
пускай не я убит, ведь пуля дура,
но если страх, в обличье хоть крестовом,
гуляет в мире, ― мир карикатура.[6]

  Глеб Семёнов, «Что было дальше? — Было всё как было...», 1964
  •  

какое-то птичье
течет безразличье ―
толпа человечья
тебя окружают
толкаясь жуют
дынные головы
хищные клювы
карикатуры
фигуры
клошары
кошмары Гюго и Сысоева
сошел с иллюстрации
и смотрит в прострации
куклы говорящие
где же настоящие?[8]

  Генрих Сапгир, «Блошиный рынок», июль 1995

Источники[править]

  1. 1 2 Артур Шопенгауэр. Собрание сочинений в пяти томах. Том первый. Перевод Ю.И. Айхенвальда под редакцией Ю.Н. Попова. — М., "Московский клуб", 1992 г.
  2. 1 2 И.С. Тургенев Полное собрание сочинений и писем в тридцати томах. — М.: Наука, 1982. — Т. 10. Стр. 264.
  3. Оскар Уайльд. Афоризмы / составитель К. В. Душенко — М.: Эксмо-Пресс, 2000.
  4. Саша Чёрный, «Глупость»
  5. 1 2 Г. С. Эфрон, Дневники в 2 томах. Том 1. ― М.: Вагриус, 2004 г.
  6. 1 2 Г. Семёнов. Стихотворения и поэмы. Новая библиотека поэта (малая серия). — СПб.: Академический проект, 2004 г.
  7. Большая книга афоризмов (изд. 9-е, исправленное) / составитель К. В. Душенко — М.: изд-во «Эксмо», 2008.
  8. 1 2 Сапгир Г. Стихотворения и поэмы. Сост. и вступ. статья М. Д. Шраера и Д. П. Шраера-Петрова. — СПб., 2004 г. — 604 с. — (Новая библиотека поэта: Малая серия).
  9. Лев Троцкий. Сочинения. — М.; Л., 1926. — Т. 20. Проблемы культуры. Культура старого мира. — С. 428
  10. Е. Кузнецова. Новые русские диссиденты? // Новая газета. — 2009. — № 112 (2 ноября).
  11. 1 2 Борис Ефимов. «Десять десятилетий». О том, что видел, пережил, запомнил. — М.: Вагриус, 2000 г. — 636 c.
  12. «Российский Архив»: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII-XX вв. Альманах: Вып. XIII. – М.: Редакция альманаха «Российский Архив». 2004
  13. Фет А. Воспоминания (сост. и прим. А. Тархова). — М.: Правда, 1983 г.
  14. Илья Репин. «Далёкое близкое». Воспоминания. М.: Захаров, 2002 г.
  15. Гнедич П. П. Книга жизни. Воспоминания. 1855-1918. ― М.: «Аграф», 2000 г.
  16. А. С. Лазарев-Грузинский в книге: «А.П. Чехов в воспоминаниях современников». — М.: «Художественная литература», 1986 г.
  17. Гиляровский В. А. Москва и москвичи. — М.: Правда, 1979 г.
  18. Набоков В. В. Собрание сочинений в 4 томах — М.: Правда, 1990 г. Том второй
  19. Павел Крусанов, Мешок света. — М.: «Октябрь», № 2, 2013 г.
  20. И. И. Дмитриев. Полное собрание стихотворений. Библиотека поэта. Большая серия. — Л.: Советский писатель, 1967 г.
  21. Жуковский В. А. Полное собрание сочинений и писем. — М.: Языки славянской культуры, 2000 г.
  22. А. Полежаев. Стихотворения и поэмы. Библиотека поэта. Большая серия. — Л.: Советский писатель, 1957 г.
  23. Вяземский П. А. Стихотворения. Библиотека поэта. Большая серия. — Ленинград, Советский писатель, 1986 г.
  24. Якубович П. Ф., Стихотворения. Ленинград, Советский писатель, 1960 г.
  25. Ф. Сологуб. Собрание стихотворений в 8 томах. — М.: Навьи Чары, 2002 г.

См. также[править]