У этого термина существуют и другие значения, см. Дождь (значения).
По́сле до́ждичка в четве́рг, реже по́сле до́ждика в четве́рг — устойчивое фразеологическое сочетание, широко распространённая поговорка в форме этического эвфемизма, означающего шутливо смягчённую форму категорического отказа: «крайне маловероятно, не скоро, никогда».
Особую стилистическую выпуклость выражению придаёт редко употребляющаяся уменьшительная форма «дождичек» (не дождь, и даже не дождик), усиливающая иронический оттенок поговорки и создающая ощущение неправдоподобности.
― Только если этих денег недостанет, так ты уж доплати.
― Непременно… после дождичка в четверг. Вот коли родишь мне сына, тогда и ещё тысячу рублей дам.[3]
«Всё будет хорошо, и будет шум и гам, и дождички пойдут по четвергам», часто любил напевать Ося, наш домашний ребе, вечный утешитель.[13]
— Капитолина Кожевникова, «Дождички по четвергам», 2003
Если бы, к примеру, библейские заповеди принимала российская Дума, то известное «Не убий», звучало бы в силу внесенных поправок «Не убий после дождичка в четверг»...[14]
― А пошто его любить-то! вишь, как он нюни распустил… козявка этакая!
― А если б тебя так прибили?
― Ну, это, видно, после дождичка в четверг будет! я сам сдачи не займую. А вот, ей-богу, я здесь останусь… хошь из-за угла эту плаксу шарахну.
Однако он не остался и, простояв еще несколько минут, с глубоким и сосредоточенным вздохом стал отходить от окна. Я тоже пошел с ним рядом.[15]
Минут с пять после этого мы молчали, а может быть, и совсем, с божьего помощью, лишились бы дара слова, если б Глумов не напомнил, что какова пора ни мера, а дар сей, пожалуй, еще службу сослужить может. Не скоро, конечно, а после дождичка в четверг…
― Нужно сказать правду, ― вывел он нас из оцепенения, ― что жизнь животных вообще… я говорю без применений, господа![16]
Николай начал новую картину: «Карантин в Таганроге», в таком виде, в каком он виден с mare prostibulum, причем у него утренняя заря выходит из-за кампанейской мельницы. Мама хочет забрать в Москву Англичан и думает совершить это после дождика в четверг. Напиши, пожалуйста, был ли ты на именинах у Людмилы Павловны? Я удивляюсь, как у отца быстро меняются мнения.[17]
У колокольни Ивана Великого садятся обедать. Я отказываюсь. С. Ф. Платонов благодарит меня за отказ и подвигает себе большую миску со столбцами XVII века: они как макароны в сухариках. «Покажите, ― говорю Левину, ― книжку мне с надписью». «Хорошо, после дождика», ― и смеется, лицо накрашенное. В Успенском соборе стоим: много народу. В Левине узнали, но не показывают виду, только смеются.[18]
Глупо продавать карточку ― сам же потом будешь 20 дней сидеть совсем без хлеба, но как прикажете делать, раз есть долги, это раз, а второе ― соблазны ташкентских базаров: булочки, бублики, конфеты, картошка и т. п.? А третье ― мое презрение к здравому смыслу и благоразумию, моя приверженность сегодняшнему, именно сегодняшнему, а не завтрашнему дню и мое желание «хорошо жить» именно сегодня, а не «после дождика в четверг», и предпочтение хорошо наесться один раз кропотливому разделению всех благ на длительный период. «Легкомыслие» мое ― вполне сознательное легкомыслие. И я плюю на здравый смысл, экономию и благоразумие.[19]
«Всему положен свой предел». И здоровье, и возраст не позволяют мне надеяться, что «после дождика в четверг» еще удастся завершить эти работы. Ведь я уже «достиг до этого возраста пятидесяти пяти лет, с каковыми, столь счастливо, я, благодаря милости Божьей, иду вперед»… Правда, европеец рассмеялся бы: какая же это старость ― пятьдесят пять лет! это только расцвет «возмужалости», которую физиологи (европейские!) заканчивают 67-ми лет![20]
Попросить, что ли, Нормана изменить чуть-чуть курс и пойти южнее? Он хихикает в ответ:
― Маньяна!
«Маньяна» с легкой руки Сантьяго было любимое наше слово. «Маньяна» по-испански ― «завтра», но с оттенком нашего «после дождичка в четверг». Сантьяго советовал: «Попадешь в Мексику ― говори всюду «маньяна», и тебе будет хорошо».
― Юрий, как насчет того, чтобы повозиться с брезентом?
― Маньяна…
Маньяна не маньяна, а идти нужно. Карло и Жорж, бодрые после сна, потащили на корму бывший запасной парус.[10]
И вот в 1963 году в журнале «Юность» был опубликован мой роман «Солёный арбуз» (роман экранизировали, спектакли по нему шли в театрах Москвы, Минска, Красноярска), а в 1968 году – роман «После дождика в четверг». Сочетать ремесло и прыть газетчика с несуетным искусством прозаика было невозможно, и я в 1969 году из «Комсомолки» ушел. На вольные хлеба (с 1965 года был членом СП СССР). Хлеба эти оказались тощими и трудно обретаемыми. Да и в моих издательских делах пошли дожди. Лет семь меня почти не публиковали. Набирали мои тексты и разбирали.[21]
― Тут есть Кульмяцкая башкирская волость, земли видимо-невидимо ― понял? У них такое правило: башкиру-вотчиннику полагается тридцать десятин на душу, а башкиру-припущеннику всего пятнадцать…
Голова старика Антона закачалась от удивления: всего пятнадцать десятин?..
― А дело не в этом, дедко, ― объяснял дальше Спирька. ― Башкирскую-то землю пьяныйчёрт мерял после дождичка в четверг… Сколько этой земли ― никто не знает. И еще есть причина: мрут эти башкиры, как мухи, а земля-то остается тоже.[2]
― Только если этих денег недостанет, так ты уж доплати.
― Непременно… после дождичка в четверг. Вот коли родишь мне сына, тогда и еще тысячу рублей дам.
― Опять ты за свои глупости принялся!
― Ей-богу, дам. А дочь родишь ― беленькую дам. Такой уж уговор. Так ты, говоришь, в Москву поедешь?
― Разумеется.[3]
― Весёлый! ― повторил Петр Алексеевич и вдруг прибавил с неприятной улыбкой:
― Кстати о труде! Шкап-то скоро будет готов?
― В четверг принесу.
― После дождичка?
― А разве в четверг будет дождь?
― Да вот Брюс пишет ― будет.
― Я в Брюса, к сожалению, не верю. До свидания!
― Жаль![22]
Все трое вернулись в столовую. Там князь Трубецкой, лейб-гвардии полковник, рябой, рыжеватый, длинноносый, несколько похожий на еврея, с благородным и милым лицом, читал свой проект конституции: «Предложение для начертания устава положительного образования, когда его императорскому величеству благоугодно будет…»
― После дождичка в четверг! ― крикнул кто-то.
― Слушайте! Слушайте![23]
— Алеша, ты дежурный сегодня?
— Ну, я! — Семушкин загородил тропинку и посмотрел на Саньку так, словно видел его впервые.
— Чего уставился? — удивился Санька. — Не узнаёшь?
― Узнаю́. Ты же у нас знаменитый.
― Вот и пропусти, коль знаменитый.
― После дождичка в четверг, на ту осень, годов через восемь… ― затараторил Семушкин, и острый кончик носа его смешно зашевелился. ― Подумаешь, объект военного значения! ― Санька заложил руки за спину и двинулся на узкоплечего Алешу.[6]
Произнеся это, Городулин дернул ствол фикуса из горшка: в земле, между корнями, лежали две маленькие металлические коробочки из-под мятных лепешек.
― Смотри пожалуйста! Раньше из ковша хлебали, а нынче завела посуду… ― Он ткнул Полю в бок и подмигнул: ― Ну, когда пойдешь ко мне работать?
― После дождичка, ― сказала Поля.
― Зловредная баба! Замуж бы тебя спихнуть… Я в одной медицинской книжке читал: у старых дев происходит порча желчного пузыря. И от этого дела они становятся языкатые. Верно?[24]
Никонович открывает и закрывает рот, и я вникаю: нас выселяют, теперь точно, раз есть решение горисполкома, теперь ― в любой момент, но скорее всё-таки после Олимпиады. «После Олимпиады» ― это уже формула. Как «после войны». В шесть часов вечера, скорее всего. После дождичка, если то будет четверг. Радиоактивненького. Так и слышу его умиротворённый пепельный шепоток. Аквариум, две большие старые рыбы, теперь ещё и дождик сверху. У меня стремительно падает давление, втягиваются внутрь барабанные перепонки и височные кости, будто я сам себя высосал изнутри.[8]
― Вы развращаете народ, господа пропагаторы, да, развращаете! ― покраснев, закричал вдруг Федор. ― Правительство развращает сверху, а вы снизу, обещая журавля в небе после дождичка в четверг. Вы гасите стихийные порывы толпы, льете масло на бушующее море, мужик уповает уже не на топор, а на вашу социальную сказку о земном рае. Удивляюсь, за что вас преследуют: на месте правительства я бы ордена вам жаловал.[25]
Я машинально взял газету в руки. Мне бы, скорее всего, не пришло в голову проверить, от какого она числа. Но тут на глаза мне попался метеопрогноз под названием «После дождичка в четверг…», и я совершенно случайно прочёл первую строчку. Строчка была такая: «После дождей, шедших почти без перерыва всю прошлую неделю…» Но на прошлой неделе не было никаких дождей. Было тепло и солнечно, несмотря на то, что осень явно перешла в наступление. Воздух стал какой-то особенный, не летний, и свет тоже…[11]
— Вера Белоусова, «Второй выстрел», 2000
― Какую газету имела в виду Ольга?
Я сказал название.
― А число? Числа вы, конечно, не помните?
― Числа не помню, но там на первой странице ― статья про асфомантов, а на последней ― прогноз погоды. Называется: «После дождичка в четверг». Ладно, сейчас пойду в библиотеку…
― Не стоит, ― сказал он. ― Сегодня, к концу дня, забегу и брошу вам в почтовый ящик. <...>
Эта газета… Мне вдруг стало очень страшно от того, что сейчас я её увижу. Я не хотел её видеть. Я её боялся… Деваться, однако, было некуда. Мышкин выложил её на стол прямо перед моим носом. Мелькнула знакомая статья про асфомантов. Я перевернул страницу. Потом другую. Вот он ― прогноз погоды «После дождичка в четверг»… А вот ― хроника происшествий. Не мог я на это смотреть.[11]
— Вера Белоусова, «Второй выстрел», 2000
У меня вот какая есть догадка, не знаю, согласитесь ли. Ведь ваши активисты, союзнички Михаила Архангела, и наши активисты-жаботинцы, что все хотят после дождичка в Иерусалим, ― каждый уверен, что была у Господа некая цель: одни думают ― чтобы вы победили, другие ― чтобы мы… Но тут я думаю: а вдруг у него цель была другая? Чтобы мы друг друга ― тюк да тюк, а победили бы тем временем никем не замеченные третьи, а то и вовсе никто?[12]
― Как же вы без меня останетесь? Ладно, ладно, это я так, не по себе мне нынче. Все будет хорошо…
И будет шум и гам, ― мысленно продолжаю я, ― и дождички пойдут по четвергам…
Шли в Москвеиюньские дожди. Я перебирала старые бумаги, листала страницы нашей жизни. И в Балтиморе все лето грохотали грозы, проливались потоки воды. Да, с дождями у нас все в порядке. Если бы все предсказания так же сбывались.[26]
— Капитолина Кожевникова, «Дождички по четвергам», 2003
― Черный кардинал неожиданно засмеялся, чем несказанно удивил маячившего у дверей ресторанчика Джеймса.
― Если бы, к примеру, библейские заповеди принимала российская Дума, то известное «Не убий», звучало бы в силу внесенных поправок «Не убий после дождичка в четверг», а упоминавшихся мною «малых сих» наверняка под влиянием лоббистов заменили бы на «детей» и тем полностью исказили суть данного Господом закона. И что приятно, в случае нападок всегда можно оправдаться благими намерениями. Человеческий ум, Шепетуха, настолько изощрен поисками собственной выгоды, что подсунуть ему под видом мудрости ложь не составляет труда.[14]
Поскупясь, судьба талана
Не дала мне на зубок;
Всюду поздно или рано,
Все некстати, все не в прок
Прихожу и затеваю.
Ничего не начинаю После дождичка в четверг,
А как раз сажусь в дорогу Перед дождичком в четверг;
Я занес в Женеву ногу
И судьбы не опроверг:
С неба тучами, как ризой,
Облаченного кругом.[27]
Мужичок, оставьте водку. Водка портит божий лик, И уродует походку, И коверкает язык.
Мужичок, оставьте водку, Хлеба Боженька подаст
После дождичка в субботку…
Или «ближний» вам продаст.[4]
— Илья Сельвинский, «На Сельвинского» (из цикла «Записки поэта»), 1924
Один ― указательный в ноздри зарыв,
сидит, горделивостью задран.
Вопросом не оторвешь от ноздри.
«Я занят… Зайдите завтра».
Дверь другая. Пудрящийся нос секретарша высунет из дверок:
«Сегодня не приемный у нас.
Заходите после дождичка в четверг».[28]
Вот и всё. На том поставим точку. Сами стройте церковь на крови. Хватит скопа. Дайте в одиночку Наглотаться воли и любви!
И не ожидайте, не поможем!
Разве ― после дождичка в четверг…
Мы не больно на отцов похожи,
Мы похожи на двадцатый век![29]
— Владимир Корнилов, «Отцы и дети» (С. Рассадину), 26 декабря 1960 г.
Передовые критики
Поругивали Чехова:
Он холоден к политике
И пишет вяло, нехотя,
Он отстает от века
И говорит, как маловер, Зауважают человека,
Но после дождика в четверг;
Он в «Чайке» вычурен, нелеп,
Вздыхает над убитой птичкою,
Крестьян, которым нужен хлеб, Лекарствами он пичкает.[30]
— Семён Кирсанов, «Возьми свой одр!» (из цикла «На былинных холмах»), 1969
Но эта мелодия взошла радугой на сером небосводе,
стебельком, ломающим асфальт, дождичком в беспамятный четверг,
и скатилась пуля из ствола
крупною слезою о свободе,
и душа из ребер понеслась, пятаком подпрыгивая, вверх.[32]
если очки не нащупывают но прячут
за зелёные стекла в бесцветную муть
под распухший пузырь водяной
тех кого не вернуть возвращение их после дождичка в чистый четверг обещали ― пока же со дна подымается дымная глубь тяготимая вверх
как воронка захватывая имена
и крутя их, заверчивая спиралью
в горловину свою забирая...[33]
— Виктор Кривулин, «что мне слёзы Верлена если небо не плачет...» (из цикла «Requiem»), 1998
Непонятно, что бывает После дождичка в четверг: Может, рыба проплывает, Разодета в рыбий мех? Или тёплым летним утром Вдруг пойдёт из тучки снег? Или жемчуг перламутром Вдруг посыплется на всех? После дождичка,
После дождичка,
После дождичка в четверг!
После дождичка в четверг
Мы начинаем жить по-новому.
После дождичка в четверг
Бросаем прошлое налегке.
После дождичка в четверг
Мы поменять Судьбу готовы.
Ведь после дождичка в четверг
Она как надписи на песке.
— группа Марлины, «После дождичка в четверг» (из альбома «Истоки»), 2013
.svg){kind=logo}
