Ром (англ.rum, исп.ron, фр.rhum) — крепкий спиртной напиток, изготавливаемый путём сбраживания и перегонки побочных продуктов сахарно-тростникового производства, таких, как патока и тростниковый сироп. Прозрачная, похожая на водку жидкость, получающаяся после перегонки, обычно затем выдерживается в дубовых или других бочках. Несмотря на то, что производство рома имеется в Австралии, Индии, на Реюньоне и ещё во многих местах мира, большая часть рома в мире производится на Карибах и по течению реки Демерара в Южной Америке.
Существует много разновидностей рома. Светлый ром обычно используется в коктейлях, тогда как золотой и тёмный ром подходит и для кулинарии, и для коктейлей. Ром длительной выдержки (аньехо, añejo) употребляется в чистом виде или со льдом. Ром играет значительную роль в культуре большинства островов Вест-Индии и часто ассоциируется с британским королевским флотом и пиратством. Ром также был популярным средством обмена и способствовал распространению рабства.
Человек я простой. Ром, свиная грудинка и яичница – вот и всё, что мне нужно.
У нас есть два надежных союзника: ром и климат. <...>
Знаю я вашего брата. Налакаетесь рому – и на виселицу. <...>
Слово «ром» и слово «смерть» для вас означают одно и то же.
Рио-Жанейро имеет также некоторые произведения, которыми выгодно можно запастись как настоящею морскою провизией, каковы суть: сарачинское пшено и ром; первое очень хорошо и дёшево, а ром сначала дурён, но после улучшивается. Здесь ещё есть одно произведение, заменяющее саго, ― это крупа, делаемая из корня маниока и называемая manioka. Маниок ― растение очень известное, из коего корня делается мука, употребляемая в пищу негров, a manioka есть лучшая часть сего корня.[4]
— Василий Головнин, «Путешествие вокруг света, совершённое на военном шлюпе...», 1822
«Кола — городишко убогий, неказисто прилеплен на голых камнях между рек — Туломы и Колы. Жители, душ пятьсот, держатся в нем ловлей рыбы и торговлишкой с лопарями, беззащитным народцем. Торговля, как ты знаешь, основана на священном принципе „не обманешь — не продашь“. Пьют здесь так, что даже мне страшно стало, бросаю пить. Хотя норвежский ром — это вещь. Всё же прочее вместе с жителями — чепуха и никому не нужно».
Так писал в Крым, в 97 году, вологжанину доктору А. Н. Алексину какой-то его приятель.
Подполковник был в большом затруднении: вывозить было нечего, а приказ надо было как-то выполнять. Мы ему очень обрадовались, так как он приехал на «виллисе» и привез сухари и несколько бутылок трофейного эрзац-рома. Сухарей был большой запас, и мы питались ими по меньшей мере две недели. Вскоре лейтенант Грицаненко раздобыл еще порядочный запас эрзац-рома. С этим ромом была беда. Немцы уничтожали всё, но винные склады всюду намеренно оставляли. Это причиняло массу огорчений. В Лиинахамари (порту Петсамо) был большой винный склад, который с двух сторон освободили одновременно моряки и пехота. Дошло до перестрелки. Еле удалось их разнять и разделить между ними этот трофей. И под Киркенесом в шахте было спрятано много рома, о чем я дальше расскажу. На ночь Рослов устроился на диване, подполковник ― на сдвинутых креслах, Грицаненко спал на полу первого этажа под шинелькой, а я на каких-то широких грязных нарах, сохранившихся в угловой комнате второго этажа. <...>
Кроме этого «туннеля», ниже его в скале были выдолблены еще два. В одном находился склад эрзац-рома, в другом ― динамит, который должен был взорвать весь рудник.[1]
— Игорь Дьяконов, «Книга воспоминаний» Глава четвертая, 1945
Вот черточка ― не зоринского характера, а характера времени, о котором я пишу. Если прибавить к этому, что режиссура вдохновлялась еще и парами рома с красивым, по тогдашним временам, пиратски загадочным названием «Баккарди», ― в мои, кстати сказать, режиссерские обязанности входило бегать за этим самым ромом и потом составлять шефу компанию, что я делал, признаться, не без охоты, ― то, наверное, будет окончательно понятно, почему спектакль продержался недолго. В те годы Хемингуэй был самым любимым американским писателем нашей читающей публики.[5]
Но первым гитарным театром была Таганка, и в первом своем гитарном спектакле прокричала в усилители: Рок-н-ролл, об стену сандалии! Ром в рот. Лица как неон. Ревет музыка скандальная… Рок! Рок! Sos! Sos![3]
Человек я простой. Ром, свиная грудинка и яичница – вот и всё, что мне нужно. Да вон тот мыс, с которого видны корабли, проходящие по морю… <...>
И я жил только ромом, да! Ром был для меня и мясом, и водой, и женой, и другом.<...>
У нас есть два надежных союзника: ром и климат.
«… Расположившись под тенью гигантского баобаба, путешественники с удовольствием вдыхали вкусный аромат жарившейся над костром передней ноги слона. Негр Геркулес сорвал несколько плодов хлебного дерева и присоединил их к вкусному жаркому. Основательно позавтракав и запив жаркое несколькими глотками кристальной воды из ручья, разбавленной ромом, наши путешественники, и т. д.»
Я глотаю слюну и шепчу, обуреваемый завистью:
— Умеют же жить люди! Ну-с… позавтракаем и мы.[6]
Меня удивило, что они устроили свой лагерь так близко к океану. Но когда Рваное Ухо вынул из бочки затычку и наполнил свою фляжку, я понял, что их удержало здесь. Бочка с ромом! Она была слишком большой и тяжёлой для того, чтобы переправить её в глубь острова. Эта бочка притягивала их к себе, как магнит. <...>
— Райский запах от вашего костра бродит по всему острову и бьёт в нос, будто ваши кулаки. Ведь мы голодны, как бездомные собаки, сэр: пьём один ром! Мои парни боятся идти к вам, но я подумал, что у белого джентльмена доброе сердце и он не обидит несчастного Рыжего Пса…[7]
— Эй! Тащите сюда бочонок с ромом! Будем пировать здесь, на страх птенцам. Рано или поздно они выпадут из своего гнёздышка!
Осада была долгой и утомительной… Каким-то образом пиратам удалось доставить на поляну тяжёлую бочку с ромом. Вероятно, в ней сильно поубавилось содержимое. Они пили, пели и даже плясали. Только на вторые сутки четверо из них свалились и заснули. Но Рыжий Пёс всё ещё бодрствовал. Покачиваясь, он бродил по поляне и пьяно бормотал... <...>
― Не будем больше ссориться, сэр. Мы уже так привыкли к вам, и без вас нам сделалось очень грустно. Они окружили меня, и я почувствовал душный запах рома...[7]
Стояли мы западнее Воронежа, в направлении Курска, в деревне, представьте, почти целой. Воронеж разбит вдребезги, окрестные сёла и деревни пожжены, а эта каким-то чудом уцелела ― большая, избы целые, бани топятся, начпрод кое-что подбросил по случаю праздника, у нас трофейный ром и трофейный шоколад… Ну а главное, в этой же деревне связисты и среди них Галя, свободная от дежурства. И уже не сорок первый, а сорок третий, на Гале не стёганка с ватными брюками, а как раз гимнастерочка, юбка, сапожки и причёска… <...>
Опять засмеялась, потрепала меня по плечу:
― Мiлы ты хлапчук, Боря! И ушла. Я выпил ещё полстакана рома и лёг спать.[8]
― Они тихонько чокнулись, и Яков закусил конфетой.
― Богато живёте, ― сказал он.
― Ну а ты что думал! Москва! ― усмехнулся Роман. ― А во Франции и того чище, там перед гильотиной ромом угощают, мы ещё до этого не дошли.
― А может, Зиновьева и Каменева…
― Не знаю, не присутствовал, ― слегка поморщился Роман, ― я от этого отказался раз навсегда. <...>
― И все мои драмы мне подследственные пишут: сидят в одиночке и того… строчат, строчат! А я их за это «Мишками» потчую. А когда уж очень здорово потрафят, так, что до слёз продерёт, я им коньяк приношу. Не ром, нету у нас его не производят, а три звёздочки или старку. Опять не веришь? Зря![2]
— Юрий Домбровский, «Факультет ненужных вещей», часть чётвёртая, 1978
Смертных ты поишь, настоян горячей водой,
Тем, чтоб согренье желудка дать той ―
Прекрасный, как оных древних сказок нектар,
С ромом мешаясь, внутри ты производишь пожар,
Что крутит в голове, входя в ту чрез брюхо,
От чего красен нос и зело горит ухо ―
Палке подобно брошенной вверх, тогда воспарит
Сила та, что в пиите вирши творит.[11]
Туманы сгущаются. Дымы клубятся.
И вот на другой стороне континента,
Над пасмурной Темзой, на башне Аббатства
Вещают часы: «Погляди, джентльмен!
Всё в мире спокойно, не жди перемен».
Но, кутаясь, в кресле коричневом кожаном,
Один джентльмен поверяет второму:
«Поймите же, сэр, в этом мире встревоженном
Мне грог не по сердцу и тошно от рома»...[15]
Каждому дому
Каждой семье
Бутылку рому Салат оливье
И хотя Кривая роста населения
Вызывает Законное Сомнение
МОЗ МОЭМ
МЗИТ МЯ
Рабочий спокоен
Воин
Лежит на границе Плашмя.[16]
↑ 12Дьяконов И.М. Книга воспоминаний (1995 год). Фонд Европейский регионального развития. Европейский Университет Санкт-Петербурга. Дом в Санкт-Петербурге, 1995 г.
↑ 12Домбровский Ю.О. Собрание сочинений: В шести томах. Том пятый. — М.: «Терра», 1992 г.
.svg){kind=logo}
