Смолёвка (латин.Siléne), иногда смо́лка (устар.) — однолетние, двулетние или многолетние полевые травы, редко полукустарники с цветами узнаваемого облика, большой (более 400 видов) и широко известный род растений семейства Гвоздичные. На территории России и сопредельных стран встречается около 150 видов. Многие однолетники считаются сорняками, например, Смолёвка вильчатая засоряет посевы, растёт на пустырях и т. п. Многолетние виды обычно обитают на каменистых и песчаных местах, нередко образуя дерновины. Смолёвка обыкновенная, или хлопушка встречается по сухим лугам и склонам, в зарослях кустарников, на вырубках, иногда как сорняк. Смолёвка поникшая растёт в светлых лесах, рощах, по лесным склонам. Смолёвка бесстебельная арктоальпийское стелющееся растение. Смолёвка обыкновенная и Смолёвка поникшая (а также некоторые другие) выделяют много нектара (испускают аромат) вечером и ночью; опыляются ночными бабочками.
Название своё смолёвки или смолки получили за специфическую липкость травы некоторых видов. Многие виды содержат большое количество сапонинов (так называемые «мыльники»), которые могут использоваться в производстве гигиенических средств. В современной ботанической систематике в род Смолёвка включены также растения из старого рода «дрёма», только за одним видом сохранено в качестве третьего альтернативного старое название — Смолёвка (дрёма) белая. Тем не менее, в старой литературе смолёвки часто называают дрёмами. Также растения из рода смолёвка можно встретить в художественных и научных текстах под общими названиями смолка, липучка, горицвет или зорька.
— Константин Бальмонт, «Лежать в траве, когда цветет гвоздика...» (из цикла «Часы»), 29 декабря 1922
Особенно хороши куртинки смолёвки бесстебельной, в виде правильных полушарий, с изумрудной зеленью в центре и широким поясом бесчисленных розовых цветов.[4]
Редколесье, покрывающее склоны гор, состоит преимущественно из монгольского дуба, амурской липы и даурской березы. Главную массу кустарников составляют калина, таволга, леспедеца, шиповник и лещина. Здесь, на каменистых склонах, попутно я собрал не имеющий русского названия колокольчик (Platycodon grandiflorus. A. De.), одно из самых обычных и красивых растений формации орешников и лугов на местах выгоревшего леса. <...> Затем борец (Aconitium Fischeri. Rchnb.), пышное высокое растение с мелким пушком в верхней части стебля и с бархатистыми большими листьями. Засохшие цветы его, расположенные крупной кистью, вероятно, были темно-голубые. И наконец — мелколистную смолёвку (Silene filiosa. Мах.); цветы ее уже опали, остались только бокалообразные чашечки с выдающимися наружу длинными тычинками.[8]
Какие же общие характерные черты перечисленных горных растений? Первое, что бросается в глаза, это их низкий рост или стелющаяся форма стебля (смолевка бесстебельная, Diapensia lapponica L., дриада, альпийская толокнянка и др.). Этим достигается как более полное использование теплоты, доставляемой нагретыми солнцем скалами, так и защита от ветра, главного фактора, влияющего на жизнь растений крайнего севера. <...> Затем, среди безжизненной каменистой тундры начинают появляться яркие островки растений, стелющихся или дерневинных. Издали заметны плотные дерновинки смолевки бесстебельной (Silene acaulis L.) с бесчисленными розовыми цветами, едва возвышающимися над ярко-зелеными листьями. <...> Это ― широкая дорога, с обеих сторон ограниченная стенами леса; на ней по чистой голубой гальке разбросаны в беспорядке роскошные округлые клумбы цветов. Особенно хороши куртинки смолёвки бесстебельной, в виде правильных полушарий, с изумрудной зеленью в центре и широким поясом бесчисленных розовых цветов. <...> Здесь, гуляя по берегу, ― можно без труда восхождения найти многие виды флоры окрестных гор. Альпийский мак, камнеломка вечнозеленая, смолевка бесстебельная развиваются здесь прекрасно. <...> Так, среди горной флоры мы имеем дело почти только с одними многолетниками. Некоторые из них (дриада, водяника, альпийская толокнянка) достигают возраста в несколько сот лет. Следует отметить также преобладание среди этих многолетников растений вечнозеленых. Затем характерным является ксерофильный вид, свойственный большинству из них. <...> Со стороны берега надвигаются стелющиеся побеги альпийской толокнянки. Затем образуются отдельные островки водяники и голубики. Последние, разрастаясь, постепенно вытесняют мак и смолёвку, растущие в старых руслах лишь на голом субстрате и не переносящих задернения. Прекрасное развитие горной растительности на аллювиальных наносах реки показывает, что главным фактором развития данных видов служит лишенный почвы каменистый субстрат.[4]
У олонецких жителей лазýревый цвет — растение Lychnis flos cucuki L. В говорах России цветок известен как зорька, горицвет, кукушкин цвет, кукушник, дрёма, иногда смолёвка. Это — гвоздичноцветковое растение, с узкими ярко-розовыми лепестками. Схожие характеристики у — лихниса обыкновенного / халцедонского (Lichnis chalcedonika L.). Карминно-красные соцветья лихниса состоят из фрактально-соразмерных цветков-звездочек. Его народные фитонимы — лазóрики, горицвет, зорька. Хроматический признак красного / розового цвета в характеристиках лазоревых цветов подтверждают другие примеры: лазоревый, -ая, -ое как «розовый», «красный» отмечен в говорах Задонского уезда Воронежской губ. и Поимского р-на Пензенской обл.[9]
— Людмила Тульцева, «Антропология сакральной флористики Троицына дня», 2015
Смолёвка в мемуарах, беллетристике и художественной прозе[править]
― Сочинитель? Именно какими-то сочинениями пахнет! Покури, да не какой-нибудь смолкой, а по крайней мере лавандом… Да чаю, чаю скорей!.. Один из вас, порасторопнее, чтоб здесь дежурил, покуда мои люди приедут![10]
— Александр Вельтман, «Приключения, почерпнутые из моря житейского. Саломея», 1848
На столе в зале запыхтел самовар. Наумовна достала из кладовой и взбила на кровати покойной барыни пуховик и гору подушек, велела внести кровать в гостиную, накрыла постель белою простыней и тонким марселевым одеялом, освежила комнату и покурила в ней смолкой. Сюда она, с помощницами, перенесла и уложила Митю. Фельдшер обмыл его страшную, зияющую рану, сделал перевязку и надел на больного чистое, вынутое няней, и пахнувшее калуфером и мятой белье. Митя все время, пока готовили ему комнату и делали перевязку, был в лихорадочном полузабытьи и слегка бредил. Но когда он выпил стакан горячего, душистого чаю и жадно потребовал другой с «кисленьким» и когда раскрасневшаяся седая и полная Ефимовна принесла и подала ему к чаю его любимого барбарисового варенья, глаза Мити засветились улыбкой бесконечного блаженства. Он дал знак рукой, чтоб остальные, кроме няни, вышли.
— Голубушка моя, нянечка! — произнес он, хватая и целуя ее загорелую, черствую руку. — Смолка, калуфер… и барбарис!.. Я опять в родном гнезде… Боже! как я боялся и как счастлив… удостоился! Теперь буду жить, непременно буду… Где он? Где, скажи, Вася Перовский?[1]
Здесь, в саду, был дикий, нетронутый уголок. У воды цвела зеленовато-белая развесистая гречиха. Горицвет раскидывал белые полузонтики, и от них к вечеру запахло слабо и нежно.[11] В кустарниках таились ярко-лазоревые колокольчики, безуханные, безмолвные. Дурман высоко подымал крупные белые цветы, надменные, некрасивые и тяжёлые. Там, где было сырее, изгибался твёрдым стеблем паслён с ярко-красными продолговатыми ягодами. Но эти плоды, никому не нужные, и эти поздние цветы не радовали глаз. Усталая природа клонилась к увяданию. Саша чувствовал, что всё умрёт, что всё равно-ненужно, и что так это и должно быть. Покорная грусть овладела его мыслями.
Всего там нашлось понемногу: и полевая геранька, раньше прочих поникающий журавельник, и ― с розовыми вялыми лепестками ― дрёмка луговая, и простая кашка, обычно лишь в виде прессованного сена достигающая Москвы, и жесткий, скупой зверобой, и желтый, с почти созревшими семенами погремок ярутки, и цепкий, нитчатый подмаренник, и еще десятки таких же милых и неярких созданий русской природы, собранных по стебельку, по два с самых заветных, вместе исхоженных лугов. Это походило на кроткое благословение родины, залог ее верной, по гроб жизни, любви.
― Их бы в воду теперь, хотя я их всю дорогу в чайнике и держала. Истомились от жары, бедные! Просто не знала, Варька, что тебе привезти…
Погрузив лицо в цветы, Варя улыбалась ей своими монгольскими, в ту минуту по-женски привлекательными глазами. Жизнь еще теплилась в этих обвядших травинках, а в золотых кувшинчиках зябры еще не высохла и капелька мёда, а смолка еще липла к пальцам, а пушица не утратила своего шелковистого тепла.
― Eriophorum vaginatum! ― почтительно произнесла Варя, и, верно, никогда так проникновенно не звучала Линнеева латынь; вдруг вспомнилось, что только на другом берегу, на заболоченной пойме, росла у них пушица.[6]
На повороте, с крутика, где липовая роща, воздух струится напоенный липовым цветом. Густой, теплый. На прямике, где речка струной прохлестнула заливной луг, стекает аромат полевых цветов: сладкая радость клевера-кашки, резкий запах поповника, заморская пряность душистого колоска, горьковатый дух смолки. Так и текут, не торопятся две реки: прохладная, водяная и над ней невидимая, теплая, что собрала ароматы цветущей земли.[7]
В углу запущенного сада
Цветет особенный мирок,
Живая вьется там ограда
И часто пчёл гудит роек.
Там бледно-розовая смолка,
И мак из пурпурного шёлка,
И голубые васильки,
И кашка с запахом медовым,
И с легким отблеском лиловым
Изящной мальвы лепестки.[2]
Смолянка-сон дремучая, Болотная дрема́. Мечта в уме тягучая, В руках, в ногах, тома́. Дрема кошачья сонная, Курение болот,
Вся цепкая, вся звонная, Вся в душу зелье льёт.[12]
Лежать в траве, когда цветёт гвоздика
И липкая качается дрема́.
Смотреть, как в небе сумрачно и дико
Растут из шаткой дымки терема.[3]
— Константин Бальмонт, «Лежать в траве, когда цветет гвоздика...» (из цикла «Часы»), 29 декабря 1922
От ранней весны До позднего лета Все рощи полны Цветов горицвета. <...>
Пускай горицвет
Собой подрумянит
Наш пёстрый букет;
Лишь жаль: скоро вянет...[13]
↑ 12К. Бальмонт. Избранное. — М.: Художественная литература, 1983 г.
↑ 12Боч Г.Н., «Экскурсия на Север». — М.: Государственное издательство, 1926 г.
↑ 12Г. Оболдуев. Стихотворения. Поэмы. — М.: Виртуальная галерея, 2005 г.
↑ 12Леонов Л.М., «Русский лес». — М.: Советский писатель, 1970 г.
↑ 12А. А. Ливеровский. «Журавлиная родина». Рассказы охотника. — Л.: Лениздат, 1966 г.
↑В.К. Арсеньев. «По Уссурийскому краю». «Дерсу Узала». — М.: Правда, 1983 г.
↑Л. А. Тульцева. Антропология сакральной флористики Троицына дня. — Православие в современной России. УДК 394.21, 392.82, 2010 г. — стр.35-36
↑А.Ф.Вельтман. «Приключения, почерпнутые из моря житейского». — М.: Художественная литература, 1957 г.
↑«Горицвет раскидывал белые полузонтики» — довольно странно для «горицвета», что он имеет не оранжевые или красные, а белые цветы. Скорее всего, Фёдор Сологуб имеет в виду один из распространённых видов смолёвки (лат.Silene), который и называет горицветом — как знаток полевых растений.
↑К. Д. Бальмонт. «Белый зодчий». — СПб: Издательство «Сирин», 1914 г.
↑Комментарий к видовому составу упомянутых в стихотворении растений. Адонисы не цветут «от ранней весны до позднего лета». Как явствует из латинского подзаголовка стихотворения, Холодковский имеет в виду другой «горицвет», Lychnis silvestris — из рода зорька семейства гвоздичных. В настоящее время растения из этого рода часто включают в более крупный род смолёвка (лат.Silene).
.svg){kind=logo}
