Водяно́й пау́к — несмотря на то, что энтомологи так называют одного только паука-серебрянку, в нестрого научных текстах под этим определением могут иметься в виду несколько разных видов пауков,[1] а также других хищных насекомых (совсем не пауков), живущих в воде, на воде или около воды, чаще всего — водомерок.
В текстах художественных или публицистических, не изобилующих подробностями, иногда бывает непросто определить, какое именно насекомое автор имеет в виду под «водяным пауком».
Водяной паук, без сомнения, принадлежит к числу существ, более всего способных привлечь внимание любителя как по оригинальности своих нравов, так особенно искусством постройки своих воздушных жилищ.[2]
Особенно же поразительно бывает это зрелище, когда паук плывёт под водой. Тогда тонкий слой воздуха, окружающий его брюшко, блестит, как звёздочка...[2]
Пауки эти крайне жадны, так жадны, что если посадить их несколько штук вместе в один сосуд, то они при первом же голоде пожрут друг друга. <...> самка гораздо крупнее самца, гораздо прожорливее и большей частью всегда пожирает своего супруга.[2]
...паук этот, обладая замечательно быстрыми ногами, отлично догоняет всякую добычу на земле, и когда ему приходится гоняться за ней по воде, то, будучи плохим ходоком по жидкой стихии, он прибегает к такого рода хитрости: выйдя на середину воды, собирает сухие листья и другие плавающие по поверхности воды легкие предметы и, сбив их в кучу, связывает их крепко шелковистой паутиной, и вот получается нечто вроде плота.[2]
...эта ткань сделана водяным пауком. Из этой ткани водяные пауки строят свои подводные дома. Ткань совершенно водонепроницаема. Если её пропитать соком одного растения, она станет непроницаема и для воздуха. Недурная была бы оболочка для дирижаблей![5]
Надо покинуть тихий хрустальный прозрачный дом, пока не вернулся тот, кто его построил… Восемь глаз, горя фосфорическим блеском, глянули на меня из-за ствола соседнего подводного растения. Он! Хозяин и строитель дома под водой. Водяной паук! Серебрянка ― аргиронета! Этот подводный колокол ― его гнездо ― я принял за аэростат.[7]
...скоро пузырьки воздуха, принесённые пауком, начали раздувать не сеть, а серебряное полотно шатра, в котором будет жить водяной паук. Серебряный полотняный шар ― аэростат, распираемый воздухом, пытался взлететь, но канаты, прикреплявшие его к стволам подводных деревьев и к неподвижным предметам, не отпускали, крепко держали.[7]
Водяной паук, без сомнения, принадлежит к числу существ, более всего способных привлечь внимание любителя как по оригинальности своих нравов, так особенно искусством постройки своих воздушных жилищ. <...>
Паук этот по величине своей не принадлежит к числу крупных и не отличается яркостью красок (цвет его самый скромный — оливково-серенький), но тело его покрыто мягким бархатистым пушком, обладающим замечательной способностью задерживать собой воздух, так что когда паук этот погружается в воду, то тело его покрывается воздухом, как серебристой мантией, придающей ему вид блестящего ртутного шарика.
Особенно же поразительно бывает это зрелище, когда паук плывёт под водой. Тогда тонкий слой воздуха, окружающий его брюшко, блестит, как звёздочка, и обнаруживает присутствие даже таких мелких своих обладателей, которые бы иначе, по малости своей, были совсем незаметны (мантией этой обладают даже самые крошечные, только что народившиеся паучки). Понятное дело, что чем больше будет таких движущихся звездочек, тем картина будет красивее.[2]
Жить, однако, постоянно в воде воднянка не может, так как органы ее дыхания требуют обильного обновления кислорода; выставлять же брюшко на поверхность каждую минуту, как это делают плавунцы, поплавки и тому подобные водные обитатели, для неё слишком утомительно, а потому, пользуясь знанием некоторых физических законов, которых учительницей её является мать-природа, она устраивает себе под водой воздушный замок, в котором, подобно сказочным сиренам и нимфам, может жить и в удобстве, и в полной безопасности.[2]
Пауки эти крайне жадны, так жадны, что если посадить их несколько штук вместе в один сосуд, то они при первом же голоде пожрут друг друга. Вот почему, сознавая, по всей вероятности, этот свой гибельный инстинкт, они обыкновенно никогда не строят гнезда друг возле друга и только весной, в пору любви, когда непреодолимая страсть заставляет забыть всякую осторожность, самец храбро отваживается построить гнездо рядом с гнездом своей страшной самки. Я говорю страшной, потому что самка эта гораздо крупнее самца, гораздо прожорливее и большей частью всегда пожирает своего супруга.[2]
Что касается до жизни их зимой в прудах, то тут, вследствие холодов и замерзания воды, она является несколько иной. Здесь устроившиеся на зиму в раковинах пауки плавают на поверхности только до заморозков, а ко второй половине октября начинают уже затягивать отверстия их ряской и другими связанными ими паутиной водорослями и затем опускаются в замурованных таким образом жилищах на дно, где, погрузившись в спячку, проводят в ней всю зиму до самого вскрытия вод. А тогда, всплыв на поверхность, просыпаются, вылезают из служивших им логовищем раковин и начинают тотчас же строить свои воздушные подводные колокола.[2]
...отправившись на поверхность и захватив оттуда пузырек воздуха, паук кладет его под ближайший от поверхности листок растения и после нескольких таких путешествий собирает здесь наконец небольшой пузырек воздуха. Тогда отправляется он за висящим на паутинке мотылем, втаскивает его в воздушное пространство и, погрузив туда свою голову (иногда пузырь бывает так мал, что не покрывает всего тела), впивается в мотыля и высасывает из него сначала всё жидкое содержимое, а потом съедает и оставшуюся кожицу… Победа здесь одерживается пауком, конечно, легко, но, как говорят, он не прочь напасть и на более сильных, и, по словам Муллерта, он нередко нападает на мелких головастиков, которых поражает, впиваясь в глаза, и даже на рыбок, которых также опутывает и поедает, как сейчас описанного мной мотыля. Кроме того, он ест ещё с большой охотой и мелких пиявок. Для ловли же дафний устраивает под колоколом целые тенета.[2]
Паук-охотник принадлежит к семейству тарантуловых и если не живет в самой воде, то всегда вблизи ее и даже над самой ее поверхностью.
Цвет верхней стороны его тела оливково-бурый с широкой желтой или белой каймой по бокам. Посредине брюшка заметны четыре продольных ряда серебристо-белых точек, грудь жёлтая с бурым краем, брюхо серое. Самка достигает 1 дюйма, а самчик едва 5 линий.
Это тот самый паук, которого то и дело захватываешь вместе с болотными растениями. Паук этот не строит подводного колокола, но строит не менее интересный водяной плот. Дело в том, что паук этот, обладая замечательно быстрыми ногами, отлично догоняет всякую добычу на земле, и когда ему приходится гоняться за ней по воде, то, будучи плохим ходоком по жидкой стихии, он прибегает к такого рода хитрости: выйдя на середину воды, собирает сухие листья и другие плавающие по поверхности воды легкие предметы и, сбив их в кучу, связывает их крепко шелковистой паутиной, и вот получается нечто вроде плота. Теперь паук воды уже более не боится, не боится более ни волн, ни ветра и, усевшись на своем плавучем островке, переносится с одного края лужи на другой, зорко следя за добычей. А чуть заметит что-нибудь подходящее, с быстротой молнии бросается на жертву, вцепляется в неё и тащит на свой плот, где ее и пожирает.[2]
Клещики эти кладут свои яйца на стеблях водяных растений, которые для этой цели пробуравливаются ими же на нижней стороне листьев. Здесь располагают они яйца, одно возле другого, и соединяют клейким веществом, вроде студня. Там, где одна самка окончила свое дело, нередко продолжает его другая и третья. Так масса яиц нередко покрывает листья на большом протяжении. Через несколько недель вылупляются молодые, сначала только шестиногие и с развитым, сравнительно чрезвычайно сильным сосательным хоботком, который служит им для того, чтобы присасываться к их водяным сожителям, жукам и клопам, и жить на них паразитами. По прошествии известного времени они покидают обитаемое ими животное, линяют, причем их ноги делаются короче, уходят на дно своей водяной норы и покоятся там в виде куколок. Наконец, кожа их лопается, и первоначально шестиногий, снабженный спереди присоском, водопаук оказывается уже восьминогим, имеющим рот обыкновенного размера.[2]
Диких зверей в Армении очень много. <...> из земноводных: бобр, черепаха, водяные пауки величиною в рака, жабы и лягушки; из пресмыкающихся: всевозможные ящерицы, всевозможные змеи от ужа до ехидны, укушение которой смертельно.[10]
Поверхность воды на ржавых лужах подернута тонкою пленою, которая отражается на солнце железно-синеватым блеском. Водяные пауки любят бегать по ней взад и вперёд на своих длинных, дугообразных ногах.[12]
— Сергей Аксаков, «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии», 1852
Пойманный мной на речке Уче такой паук<-охотник> жил у меня в небольшой банке все лето, питаясь мухами, которых я ему бросал, предварительно повредив немного крылья, чтобы они не могли улетать. Из разбросанных мной на воде листьев он устроил себе род плота, связав их очень ловко паутиной, и сидел на них, постоянно зорко следя за тем, что делается на поверхности воды и вокруг него. Для того же, чтобы ловить добычу, он опутал паутиной не только возвышавшееся над водой болотное растение, к которому, надо сказать, он прикрепил свой плот, но провел искусно несколько нитей и близ самой поверхности воды, что производил, довольно ловко держась на воде. Аппетит его был довольно большой, и если он не получал в день двух мух, то сначала проявлял удивительную деятельность в ухищрениях для ловли добычи, а затем впадал в какую-то сонливость, даже как-будто менял свою довольно яркую окраску на более бледную, линючую.[2]
Молодой весной, когда ещё цвели подснежники, а по канавам курчавились сморчки, на поверхности пруда всплывала лягушечья икра. Коленька любил наблюдать, как набухали в ней черные ядрышки, превращаясь постепенно в вертлявых головастиков, как залеживались они неподвижно черными стайками на дне пруда, как разбегались веером, когда что-нибудь вспугивало их, как забавно шагал по воде водяной паук и не тонул, как играли пятнистые тритоны.[13]
— Юрий Анненков(Б. Темирязев), «Повесть о пустяках», 1934
Днём мы ходили гулять вдоль ручья, который шумел и прыгал по камням, и Д. С. говорил, глядя, как водяные пауки стараются удержаться изо всех сил, чтобы не быть унесёнными, работая ножками:
― Зина! Они против течения! Они совсем, как мы с тобой! Ручей поворачивал, успокаивался, тихонько журчал, убегая...[14]
Дед не гнётся в спине, лицо с полузакрытыми глазами ловит теплый ветер ― с достоинством занят уходом в мир иной. Не допускает к своей персоне никакого соучастия. В щели мостка, у ног его, видна игра чистых лучей ручья; водяные пауки не поддаются течению воды ― как будто и нет ее: снуют себе геометрическими линиями туда-сюда, туда-сюда. Дед ― достопримечательность деревни. Сидит, сидит ― не умирается ему никак.[9]
Трудно было найти лучший уголок для отдохновения. Весна, долго задерживаемая холодами, вдруг началась во всей красе своей, и жизнь заиграла повсюду. Уже голубели пролески, и по свежему изумруду первой зелени желтел одуванчик, лилово-розовый анемон наклонял нежную головку. Рои мошек и кучи насекомых показались на болотах: за ними вдогон бегал уж водяной паук; а за ним и всякая птица в сухие тростники собралась отовсюду.
Кукушка поклонилась птицам. На широком листке камыша застрекотала стрекоза:
— Любовь — это «ах!»
Она прищурила глазки, посмотрела на водяного паука, бежавшего по воде на длинных ногах, как на ходулях, и подумала: «чисто драгун!»[16]
Был великолепный вечер. Солнце уже спряталось за лесом, вода стала румяниться и золотиться; тишина была удивительная: словно в зачарованном сне застыл и прибрежный лес, и камыши, и вода, и водоросли. Только огромные стрекозы дрожали прозрачными крылышками над водорослями, да водяные пауки бегали по воде, как по суше.[4]
Опять тихо.
Лишь журчит вода между камнями, поросшими зелёным речнымъ шёлком, да нет-нет всплеснётся шалая рыба.
Чмокнет около берега в зелёной мокрой осоке лягва… Водяные пауки бегают по поверхности воды, оставляя тающие круги...[17]
В этот день Фессор был общителен, как никогда. После чая с мёдом он пригласил гостей к себе на дерево. Пройдя в свою лабораторию, он вынул из небольшого ящика образчики тканей, кусками в двадцать на тридцать сантиметров каждый.
— Эти кусочки материй, — сказал он, — сотканы из волокон растений или животных. Попробуйте. Никакая шерсть не сравнится по легкости, мягкости, прочности и теплоте с этой тканью. Но у меня есть кое-что поинтересней.
И Фессор протянул Сабатье кусок серой ткани. Когда Сабатье положил ткань на руку, он был поражен. Ткань была так легка и тонка, что казалась сотканной из паутины.
— Попробуйте-ка разорвать ее! — улыбаясь сказал Фессор.
Сабатье сначала осторожно потянул ткань, опасаясь, что она расползется при первом натяжении. Но ткань не разорвалась. Тогда он потянул сильнее, наконец рванул изо всех сил. С таким же успехом он мог попытаться разорвать железный лист. Джон также захотел испытать свою силу, но ткань решительно не поддавалась. И вместе с тем она была легка и воздушна.
— Сам чёрт не разорвёт этой ткани! — сказал Джон, протягивая кусок Фессору. Глаза и губы Фессора улыбались. В своем длинном балахоне он казался алхимиком, Фаустом двадцатого века. Помахав, как флагом, тканью, Фессор сказал:
— Я удивлю вас еще больше, если скажу, что эта ткань сделана водяным пауком. Из этой ткани водяные пауки строят свои подводные дома. Ткань совершенно водонепроницаема. Если её пропитать соком одного растения, она станет непроницаема и для воздуха. Недурная была бы оболочка для дирижаблей! А как она держит тепло! Из этой ткани вы можете сделать трико. Вы будете казаться голым и вместе с тем смело можете отправиться в этом трико на Северный полюс, не рискуя замёрзнуть.[5]
Справа и слева лежали теплые бездонные болота, из ржавой пахучей воды торчали сгнившие чёрные ветки, округлыми блестящими куполами поднимались липкие шляпки гигантских болотных поганок, иногда возле самой дороги попадались покинутые раздавленные дома водяных пауков.[6]
Течение чуть-чуть покачивало подводный аэростат, в котором я сидел. Его прозрачная сферическая оболочка, прочно и ловко натянутая на густую верёвочную сетку (надежный каркас!), была прикреплена к стволам подводных деревьев. Не этот ли аэростат я увидел в тот миг, когда плот перевернулся? Возможно, что где-то здесь, под деревом, к которому привязан этот аэростат, лежит мой дневник… Совсем близко! Сидя на одной из веревок сети, упираясь ногой в другую, я отдыхал. Легкие тени появлялись, скользили, исчезали в глубине вод. Слышались неясные звуки. Возникали и таяли. Полусумрак. Там, над рекой, высоко ― солнце. И его теплые лучи, преломляясь в воде, тянулись в этот призрачный мир.
Пора! Скорее на берег! Раздобыть новый полый стебель и сразу вернуться и нырнуть под этот аэростат. Надо покинуть тихий хрустальный прозрачный дом, пока не вернулся тот, кто его построил… Восемь глаз, горя фосфорическим блеском, глянули на меня из-за ствола соседнего подводного растения. Он! Хозяин и строитель дома под водой. Водяной паук! Серебрянка ― аргиронета! Этот подводный колокол ― его гнездо ― я принял за аэростат.
«Бежать!» ― мелькнуло у меня в голове. И тут же другая мысль: «Я не на земле! Надо вынырнуть. Уплыть!»[7]
И в эти секунды я увидел, как от серебрянки потянулся канат. Но не к моему пристанищу, а куда-то в сторону. Неожиданно канат обвился вокруг какого-то растения. Потом водяной паук потянул его снова вперёд и снова назад. Я смотрел, наблюдал. И совсем забыл, что сижу в доме другого такого же паука, забыл, что и мой водяной хозяин ― паук ― может вдруг вернуться домой и застать меня ― непрошеного гостя. Не отрываясь, следил я, как серебрянка прикрепляла канат то к стволам у самого дна, то к камням. Канат двигался в разные стороны и казался совсем живым. И все время горели в воде фосфорическим огнем восемь глаз, глядевших в разные стороны. Ни на один миг ни в одном месте канат не запутался, не оборвался. Он лег на дно реки, образовав ломаный многоугольник. Я заметил, что в тех местах, где серебрянка прикрепляла его к стволам растений или к другим неподвижным предметам, там канат был толще. С каждой минутой увеличивалось число линий в многоугольнике, и постепенно линии образовали частую сеть.[7]
Снова и снова серебрянка уплывала, приносила с поверхности воды пузырьки воздуха, оставляла их под сетью. Затем она снова принялась прясть свою пряжу. Переплет сети становился все более частым, густым. И скоро пузырьки воздуха, принесенные пауком, начали раздувать не сеть, а серебряное полотно шатра, в котором будет жить водяной паук. Серебряный полотняный шар ― аэростат, распираемый воздухом, пытался взлететь, но канаты, прикреплявшие его к стволам подводных деревьев и к неподвижным предметам, не отпускали, крепко держали. Мой плот опрокинулся возле аэростата. Но под водой я увидел, как серебрянка сооружает новый аэростат. Постепенно я привык к легкому подводному полусумраку и начал различать: поодаль и надо мной висели другие аэростаты. Серебристые, легкие, все они были похожи один на другой. Их много.[7]
Самый удивительный дом у водяного паука-серебрянки. Этот паук растянул паутину под водой между водорослями, а под паутинку на мохнатом брюшке натаскал пузырьки воздуха. Так и живёт паук в домике из воздуха.[18]
Я стал читать дальше. Думчев пишет: «Водяной паук ― аргиронета подсказывает принцип устройства водолазного колокола. Но есть и другие подсказчики. Отыщите личинку мухи-ильницы. Она сама в воде, а хвост ее торчит из воды».[7]
За погребом был гладкий, как стекло,
И сонный пруд; на нем плескались утки; Плакучей ивы старое дупло,
Где свесились корнями незабудки,
Потопленное, мохом обросло;
Играют в тине желтые малютки —
Семья утят, и чертит лёгкий круг
По влаге быстрый водяной паук.[3]
↑ 123456789101112Н. Ф. Золотницкий. Аквариум любителя. Памяти моих добрых друзей и истинных любителей аквариума А. С. Мещерского и В. С. Мельникова. — Москва, Терра, 1993 г.
↑ 12Д. С. Мережковский. Стихотворения и поэмы. Новая библиотека поэта. Большая серия. — СПб.: Академический проект, 2000 г.
↑ 12Е. Н. Чириков. Зверь из бездны. (роман, повести, рассказы, легенды, сказки). — СПб.: Фолио-плюс, 2000 г. — 846 с.
↑ 12А. Беляев. Мёртвая голова. — М.: журнал «Вокруг света», № 17, 1928 г.
↑ 12Стругацкие А. и Б. Улитка на склоне. Опыт академического издания. — М.: Новое литературное обозрение, 2006 г.
↑ 123456В. Г. Брагин. «В стране дремучих трав». — М.: Детская литература, 2004 г.
↑ 12Чиннов И.В. Собрание сочинений в двух томах, Том 1. Москва, «Согласие», 2002 г.
