Перейти к содержанию

Миасс

Проверена
Материал из Викицитатника
Миасс. Вид на плотину завода и городской пруд, XIX век

Миа́cc или Мия́с (до 1919 года — Миа́сский завод, Мия́сский завод) — город в Челябинской области (Россия), находящийся неподалёку от озера Тургояк. Административный центр Миасского городского округа.

Миасс в прозе

[править]
  •  

Миясский завод залёг по р. Миясу в широкой долине, и по своему наружному виду решительно ничего замечательного не представляет, кроме разве одной реки, этой глубокой и бойкой горной красавицы, полной ещё дикой свежести. Кругом оголенная холмистая равнина, горы, остаются на западе, составляя довольно картинный фон, повитый синевато-фиолетовой дымкой. Заводские постройки как везде по заводам: прямые, широкие улицы, кучка хороших домов в центре, церковь и т. д. Есть пруд и какое-то фабричное строение. Но интерес миясской жизни сосредотачивается около длинного каменного здания с вывеской: «Главная контора миясских золотых промыслов».[1]

  Мамин-Сибиряк, Дмитрий Наркисович, «По Зауралью» (путевые заметки), 1886
  •  

Близость золотых промыслов сказывается на всём наружном виде Миясского завода, — много хороших домов, есть торговля, и вообще чувствуется движение.[1]

  Мамин-Сибиряк, Дмитрий Наркисович, «По Зауралью» (путевые заметки), 1886
  •  

Весенний день кончался. Гаврила Семеныч зажег жестяную лампочку и молча слушал пьяную болтовню захмелевшего Огибенина.
— Эх, и нет же лучше места, как наш Миясский завод! — повторял старик, точно кто-нибудь с ним спорил. — Вот какое местечко господь уродил: направо — золото, налево — золото, кругом золото… На, получай, ежели у тебя есть умственность! Конечно, Златоуст — город, например, и Челяба — тоже, а какая им цена? Так, одно звание… По всему Уралу такого угодного места не сыщешь, как наш Миясский завод! Так я говорю, Гаврила Семеныч?
— Говорить все можно, — уклончиво ответил Гаврила Семеныч, поглаживая бороду. — Мало ли золота по Уралу, особливо на севере…[2]

  Мамин-Сибиряк, Дмитрий Наркисович, «В последний раз» (повесть), 1902
  •  

А весеннее утро было отличное. Стояли последние числа апреля, и снег везде стаял. Начали распускаться вербы и березы. По низинам около воды высыпала первая зелень. Улицы в Миясском заводе в буквальном смысле тонули в грязи, и возы с кладью приходилось иногда добывать из нее бастрыгами и прочим дрекольем.
Время-то какое… а? — повторял Катаев, любовно глядя на далекую линию гор. — Вода тронулась… Самое время теперь работать на промыслах. Огнем горит работа…
— Это уж что говорить, — соглашался Поршнев. — Вся сила в воде… Так, говоришь, обыскали башкиришки золото на Белой?
— Богатое золото, сказывают… В самой верхотине реки, где она выпадает под Чи-Ташем.[2]

  Мамин-Сибиряк, Дмитрий Наркисович, «В последний раз» (повесть), 1902
  •  

Суровый, прекрасный край моя Родина! Вот и Миасс. Перед глазами далекое озеро с гористыми далями, с голубоватыми сопками на горизонте. Я пишу подробный этюд озера, вошедшего позднее как фон в мою картину «На земле мир» (три старца на берегу озера). Тут, у станции Миасс, стоят пограничные столбы, разделяющие Европу и Азию. Вечером выезжаю тем же путем обратно.[3]

  Михаил Нестеров, «О пережитом», 1928
  •  

Красные оказывались в белом тылу, белые прорывались на улицы, уже занятые противником. Два участка стали ареной жаркого боя: мост через Миасс, который атаковал Грызлов, и железнодорожная станция, на нее вел наступление Вострецов. Станцию защищали егерские части Каппеля, его бронепоезд «Георгий Победоносец» сорвал уже три атаки Волжского полка. Двигаясь от вокзала до реки и обратно, бронепоезд расстреливал картечью цепи красноармейцев. Бойцы залегли по кустарникам и не поднимались для новой атаки. Потери становились ужасающими, и Вострецов лихорадочно обдумывал, как обезвредить бронепоезд.
― Прижали нас беляки, ― прохрипел в ухо Вострецову связной Сеня. ― Значит, нам надо прижать беляков, ― отозвался Вострецов, приподнимая голову над кустами. Справа в реку впадал глубокий овраг, за ним возвышалась железнодорожная насыпь; визжа колесами, над оврагом носился «Георгий Победоносец».[4]

  Андрей Алдан-Семёнов, «Красные и белые», 1973
  •  

Однако дома меня ожидало страшное известие. На станции Миасс погибли под колёсами поезда мой брат Лёва и его жена Анна Моисеевна. Пока это дошло до нас, прошла неделя: Лёва был там человек новый, друзей ещё не завёл, нашего адреса никто не знал, обкомовскую квартиру в Чернигове они сдали ― Анну Моисеевну тоже перевели в Челябинск, а Олечку с няней пока отправили в деревню к родным Анны Егоровны. Из Миасса о происшествии сообщили в управление дороги, оттуда в наркомат, из наркомата в Чернигов по месту их прежней работы. <...> Лёву и Анну Моисеевну похоронили в Миассе, на похороны мы уже опоздали, и было решено, что я поеду туда позже, чтобы установить памятник, ограду и договориться на кладбище о сохранении могилы. А пока я написал в Миасс, начальнику отделения железной дороги и в партийную организацию, мне ответили, что Лёва и Анна Моисеевна погибли при переходе железнодорожных путей. Наш сосед Иван Карлович, инженер депо, сказал, что, как показывает статистика, на железных дорогах гибнут не столько пассажиры при катастрофах или случайные люди, переходящие пути, а главным образом железнодорожные рабочие и служащие. Железная дорога, как сказал Иван Карлович, официально именуется «зоной повышенной опасности». <...> Он был человек жёсткий, даже беспощадный, но брат есть брат, я его очень любил, он был личностью незаурядной, я им гордился, он многое мне дал в юности. Его нелепая гибель неотступно стояла перед моими глазами, и не знаю почему, но мне казалось, что неосторожность при переходе путей допустила Анна Моисеевна, важная, медлительная особа, она и по улице шла так, будто все обязаны уступать ей дорогу, так, видимо, шла и там, а сколько путей на такой большой станции, как Миасс, вы, конечно, представляете, пути перекрещиваются, и вот неожиданно ― поезд, Анна Моисеевна растерялась, остановилась, Лёва попытался её оттащить, и сам тоже попал под колёса. Может быть, всё было не так, но в моём воображении стояла именно такая картина их гибели.[5]

  Анатолий Рыбаков, «Тяжёлый песок», 1977

Миасс в поэзии

[править]
  •  

В лодке еловой плывет рыбак,
честное слово, плеснул чебак,
честное слово, слышит река
трудную речь старика:
Красноармейцы встали враз,
хватаясь за оружие:
лишь встретит станция Миасс
бессмертной славы души их.
А прииск к утру оголя,
глухая и бесплодная,
заря вздувает уголья
за домнами холодными.[6]

  Николай Ушаков, «Сим-река», 1928

Примечания

[править]
  1. 1 2 Мамин-Сибиряк Д. Н. «По Зауралью» (путевые заметки). (Глава VII). 1886 год.
  2. 1 2 Мамин-Сибиряк Д. Н. Собрание сочинений, том пятый. — М.: Правда, 1958 г.
  3. М. В. Нестеров. «О пережитом. 1862–1917 гг. Воспоминания» (составитель А.А.Русакова). — М.: Советский художник, 1989 г.
  4. А. И. Алдан-Семёнов, «Красные и белые». — М.: Советский писатель, 1979 г.
  5. Рыбаков А. «Тяжелый песок». — М.: Сов. писатель, 1982 г.
  6. Н. Ушаков. Стихотворения и поэмы. Библиотека поэта. Большая серия. Второе издание. — Л.: Советский писатель, 1980 г.

См. также

[править]