Зубцов
Зубцо́в — город на юге Тверской области России, административный центр Зубцовского муниципального района. В настоящее время имеет официальный статус исторического города общегосударственного значения.
Город расположен на Среднерусской возвышенности в устье реки Вазузы, при впадении её в Волгу. В письменных источниках впервые Зубцов упоминается в 1216 году.
Зубцов в коротких цитатах
[править]— Александр Островский, Дневник, 1856 |
Проехали районный центр Погорелое Городище, прибыли в Зубцов ― прехорошенький городок, расположенный на холмах при впадении Вазузы в Волгу. И как раз мы туда попали через полчаса после первой бомбёжки.[2] | |
— Сергей Голицын, «Записки беспогонника», 1976 |
...над всеми нашими окрестностями господствует городок Зубцов. Вообще это районный центр, но для жителей здешних деревень он ― метрополия, Париж, первопричина и пуп земли.[3] | |
— Вячеслав Пьецух, «Письма из деревни» (Письмо восемнадцатое), 2001 |
Зубцов покажется беспричинной композицией из казённых зданий досоветского времени, избушек, водонапорных башен, пятиэтажек, огородов, массивных зданий последнего времени, заборов и церквей, потерявших своё обличье...[3] | |
— Вячеслав Пьецух, «Письма из деревни» (Письмо восемнадцатое), 2001 |
...есть большая библиотека, где сидят и читают люди, ― вот в Ницце такого нету, а в беспросветном Зубцове есть.[3] | |
— Вячеслав Пьецух, «Письма из деревни» (Письмо восемнадцатое), 2001 |
Хорошо Москве, или Петербургу, или Твери ― их из космоса видно, а Зубцов… Если подлетать к Москве с запада на самолёте, то минут за десять или пятнадцать до посадки в Шереметьево промелькнет огонёк…[4] | |
— Михаил Бару, «Таракан на канате», 2016 |
Пять лет назад приезжали в Зубцов те, кого не удалось похоронить под райкомом партии. По этому поводу местная газета «Зубцовская жизнь» вышла под заголовком «Немцы в городе».[4] | |
— Михаил Бару, «Таракан на канате», 2016 |
— Михаил Бару, «Таракан на канате», 2016 |
Зубцов в публицистике и документальной прозе
[править]Сидя на возвышенном месте, король пил за здравие послов: они пили за здравие царя Владислава. Написали грамоты к воеводам городов окрестных, славя великодушие Сигизмунда, убеждая их присягнуть королевичу, соединиться с братьями ляхами, и некоторых обольстили: Ржев и Зубцов поддалися царю новому, мнимому.[5] | |
— Николай Карамзин, «История государства Российского», 1826 |
1-го марта 1216 года ополчение двинулось в поход через Селигер... Проходя через торопецкую землю, Мстислав позволил своим воинам собирать корм для себя и лошадей, но строго запрещал трогать людей. Брат Ярослава Святослав прибыл было помогать брату, но Мстислав прогнал его от Ржева. Следуя далее, Мстислав взял Зубцов, на реке Вазузе соединился со смольнянами и, ставши на реке Холохольне, послал, от имени своего, союзных князей и Новгорода предлагать Ярославу мир и управу. Ярослав отвечал: «Не хочу мира; пошли, так идите ― сто наших будет на одного вашего!» «Ты, Ярослав, с силой, а мы с крестом!» ― сказали тогда между собою союзные князья.[6] | |
— Николай Костомаров, «Русская история в жизнеописаниях её главнейших деятелей» 1862 |
На обратном пути мы (а путешествовал я с Новгородским обществом любителей древности) заглянули в еще два верхневолжских городка — Зубцов и Ржев. В Зубцове есть потрясающее место, поднявшееся ввысь круче старицкого Городища. И надо же: именно там, как на ладони, — место встречи двух рек. Волга и Вазуза, словно испытывая друг друга, каких-нибудь двести-триста метров текут параллельно, потом Вазуза, признав поражение, отдает свои воды. И здесь же, подле места речной битвы — сильнейшее напоминание о том, как тяжело нам, людям, дались наши победы. Военный мемориал террасами взбирается на макушку холма. Могилы, могилы, могилы… Более 23 тысяч похороненных советских солдат и офицеров.[7] | |
— Василий Дубовский, «Старица не старится», 2012 |
Когда пишешь о наших провинциальных городках… Когда начинаешь рассказывать о каком-нибудь маленьком городке, у которого все было… Когда приезжаешь в город, у которого ничего не было… или было… или будет… Короче говоря, когда не знаешь, с чего начать ― хорошо найти какой-нибудь эпиграф, встать на него, как встает ребенок на табуретку, когда ему родители велят рассказать гостям стихотворение, набрать в грудь побольше воздуха, и… Поискал я, поискал и нашел о Зубцове эпиграф из драматурга Островского, который проезжал через город в середине позапрошлого века: «Походил по этому печальному городу. Пыльно и грязь. Волга здесь под прямым углом поворачивает налево, на Вазузе запущенные пристани»… Нет, так ещё хуже. Это получается не табуретка, а яма.[4] | |
— Михаил Бару, «Таракан на канате», 2016 |
Как ни крути, а в Зубцов лучше въезжать на машине по Новорижскому шоссе или даже, чтобы соответствовать масштабу города с населением шесть с половиной тысяч жителей, входить пешком, как это делали в те времена, когда маленький городок в месте слияния Волги и Вазузы был столицей. Тогда городов было мало, и почти каждый был чьей-нибудь столицей. Вот и Зубцову пришлось быть столицей маленького, но гордого удельного княжества.[4] | |
— Михаил Бару, «Таракан на канате», 2016 |
Кто основал Зубцов, до сих пор точно не установлено. Одни утверждают, что это сделал Всеволод Большое Гнездо, а другие говорят, что Гнездо было не таким уж и большим. Третьи же считают, что поселились в этих местах три брата-новгородца ― Зубец, Обряк и Ветран. Так вот Якун-Зубец и основал город. Есть еще и четвертые. У них совсем простая версия ― треугольный мыс при слиянии Волги и Вазузы напоминает зубец. Скорее всего, так оно и было, но кому такая скучная правда нужна…[4] | |
— Михаил Бару, «Таракан на канате», 2016 |
Пока Зубцов был молодым и нестоличным городом с тыном из заостренных брёвен, он входил в состав Тверского княжества и его поочередно воевали то новгородцы, то Литва, то татары, то снова новгородцы, то опять Литва, то молодая, с длинными и загребущими руками Москва. Собственно говоря, и в летописях Зубцов появился, как появлялось большинство русских городов, ― по случаю разорения его дружиной торопецкого и новгородского князя Мстислава Удалого в 1216 году. У новгородцев имелся большой зуб на Владимиро-Суздальского князя Ярослава Всеволодовича, который хотел поприжать новгородцев, которые, видя такое хотение Ярослава, пригласили княжить к себе Мстислава Удалого, который взял, да и разорил Зубцов, чтобы Ярослав понял, что с новгородцами лучше не связываться. Потом город по мирному соглашению вернули Ярославу.[4] | |
— Михаил Бару, «Таракан на канате», 2016 |
...в 1237 году пришли татары, и все, включая и новгородцев, и Владимиро-Суздальского князя Ярослава, и других князей, не говоря о несчастных жителях Зубцова, дома которых снова разграбили и сожгли, поняли, что с татарами лучше не связываться. Через восемь лет после татар пришли литовцы. Их дружину разбил Тверской князь Ярослав, но уже после того, как они взяли и разграбили многострадальный Зубцов, который к тому времени был уже довольно сильно укреплен. Был насыпан земляной вал, который обнесли деревянным срубом со сторожевыми башнями и бойницами. Эту крепость никто взять не успел ― её смыло волжским паводком.[4] | |
— Михаил Бару, «Таракан на канате», 2016 |
В 1370 году москвичи под водительством князя Дмитрия Донского осадили Зубцов. Шесть дней зубчане лили кипящую смолу и воду на головы москвичей. Шесть дней кричали им со стен «Чемодан, вокзал, Москва!», но город был взят штурмом и сожжен дотла. Те, кто остались в живых, попросту разбежались... Потом война кончилась, и Дмитрий Иванович вернул то, что осталось от Зубцова, после того как он на него сел, Твери. Тут и зубчане вернулись и стали строить новый теремок. Все это время Зубцов был городом, как мы бы теперь сказали, федерального подчинения, если понимать под федеральным центром Тверь.[4] | |
— Михаил Бару, «Таракан на канате», 2016 |
Прогресс подкрался к Зубцову незаметно. Вернее, он просто обошел его стороной. Железная дорога прошла мимо города. Все то, что раньше грузили на барки и тащили водным путем в столицу, теперь ехало мимо Зубцова в вагонах и не останавливалось. Пристани, через которые раньше… Нечего и говорить о пристанях. В этот самый момент, когда все было плохо и мало-помалу, становилось еще хуже, в город приехал Александр Николаевич Островский и записал в своем дневнике то, что и повторять не хочется. Сколько-нибудь серьезной промышленности в Зубцове так и не образовалось. Работали в городе и уезде разные мелко-кустарные маслобойки, шерстечесалки, крупорушки, винокурни, бондарни, кузницы и мельницы. Была, правда, у помещика Головина крупная суконная фабрика по выработке шинельного солдатского сукна… Короче говоря, если сукно, которое производили на фабрике за год, сложить с шерстью из шерстечесалок, маслом из маслобоек, крупой из крупорушек и прибавить к этой куче гвозди и подковы из кузниц, муку из мельниц, то продать все это богатство можно было никак не дороже полутора сотен тысяч рублей...[4] | |
— Михаил Бару, «Таракан на канате», 2016 |
Война пришла в Зубцов быстро. В сентябре начались первые бомбежки, а в начале октября немцы уже вошли в город и оставались там почти год, до августа сорок второго. Трупы погибших солдат стали убирать весной сорок третьего, когда взяли Ржев. Запах трупного разложения был такой, что в проезжающих поездах закрывали наглухо все окна. | |
— Михаил Бару, «Таракан на канате», 2016 |
Зубцов в мемуарах, письмах и дневниковой прозе
[править]Я упомянул про Ржев и Зубцов. «Да, в Зубцове было капитала три, была и значительная стройка судов, а теперь по случаю <Крымской> войны всё упало, по всей губернии промышленность упала от войны».[1] | |
— Александр Островский, Дневник, 1856 |
— Александр Островский, Дневник, 1856 |
Прочел очередную сводку Информбюро, но там о наступлении немцев не было ни слова. На полуторке мы помчались на запад, с тем, чтобы в Зубцове свернуть на юг, на Карманово и далее на Плеханово. Погода была пасмурная, накрапывал дождь. Навстречу нам изредка попадались автомашины, подводы, гнали скот. Проехали районный центр Погорелое Городище, прибыли в Зубцов ― прехорошенький городок, расположенный на холмах при впадении Вазузы в Волгу. И как раз мы туда попали через полчаса после первой бомбежки. Люди с узлами бежали по полю и по шоссе. Снарядом угодило в деревянный мост через Вазузу. На том берегу успело накопиться много машин, несколько солдат спешно ремонтировали мост, им помогали пассажиры застрявших машин, таскали и тесали бревна, устанавливали «самолет» для забивки свай.[2] | |
— Сергей Голицын, «Записки беспогонника», 1976 |
Когда Андрюше исполнилось два года, мы решили крестить его в церкви города Зубцова, который находится в двадцати километрах от нашей деревни. Мне очень хотелось стать его крестным отцом, чтобы хоть как-то закрепить наше родство. Дело осложнялось тем, что, рано потеряв родителей, я не знал, крестили меня или нет. Я спросил настоятеля зубцовской церкви отца Вениамина, грех ли будет, если по незнанию я крещусь второй раз.[8] | |
— Герард Васильев, «Роли, которые нас выбирают», 2002 |
Зубцов в художественной прозе
[править]― Самъ когда-то я отъ ногтей юности своея умудрялся въ иконописаніи, но не привелъ Богъ, и перешолъ въ торговую науку… Затѣмъ, претерпѣлъ отъ многой несправедливости, и теперь странствую. Зубцовъ городъ знаете? Такъ вотъ я оттуда. Тамъ доброхотными дателями… Хорошій городъ, купеческій… И многіе есть благодѣтели, которые душу свою соблюдаютъ.[9] | |
— Николай Лейкин, «Кладбищенские», 1903 |
— Вячеслав Пьецух, «Письма из деревни» (Письмо двенадцатое), 2001 |
Как уже сообщалось, над всеми нашими окрестностями господствует городок Зубцов. Вообще это районный центр, но для жителей здешних деревень он ― метрополия, Париж, первопричина и пуп земли. Прошлое его незамечательно, хотя впервые городок упоминается в летописи под 1216 годом, но, видимо, такова его историческая судьба. Он встречал хлебом-солью Дмитрия Самозванца, был на всю Россию известен своими пастухами, Михаил Афанасьевич Булгаков приезжал сюда погостить к приятельнице, однако высидел только четыре дня. Но местоположение города, что называется, живописное: он компактно стоит на холмах при слиянии Вазузы с Волгой, и если посмотреть на него с Московской горки, то он откроется почти весь. При этом Зубцов покажется беспричинной композицией из казенных зданий досоветского времени, избушек, водонапорных башен, пятиэтажек, огородов, массивных зданий последнего времени, заборов и церквей, потерявших свое обличье, поскольку они приспособлены под склады и гаражи. Этот вид вообще производит такое же замешательство, как если бы перед вами поставили тарелку, в которой сосуществуют щи, каша, машинное масло и таракан. С другой стороны, этому городу свойственно одно «странное сближение», которое невозможно ни в какой иной стороне и которое повсеместно встречается лишь у нас. Именно: бедность, неухоженность, просто грязь здесь замысловато сочетаются с какой-то приютностью, оно же домашнее самочувствие, точно вместо неба над городом выстлали потолок.[3] | |
— Вячеслав Пьецух, «Письма из деревни» (Письмо восемнадцатое), 2001 |
Действительно: мостовые тут все в гиблых рытвинах, как будто после боев, дома облупились и смотрят кисло, заборы, к которым у нас на Руси питают загадочное пристрастие, покосились и смотрят вниз. Вместе с тем в городе больница отличная, можно неожиданно встретить домик интеллигентной архитектуры, своя газета выходит, вроде семейной, есть большая библиотека, где сидят и читают люди, ― вот в Ницце такого нету, а в беспросветном Зубцове есть. Плюс одна волнующая иллюзия: словно за каждым углом тебя ожидает что-то приятное ― то ли домик интеллигентной архитектуры, то ли встреча с первейшей красавицей, то ли объявление, в котором сквозит Кантов императив.[3] | |
— Вячеслав Пьецух, «Письма из деревни» (Письмо восемнадцатое), 2001 |
И жанровые сценки тут случаются занятные… Например, стоит на главной городской площади одинокий Ленин, куда-то указывающий рукой, вроде бы в сторону Погорелого Городища, но спроси первого попавшегося мальчика, который в свободное от учебы время просит милостыню у прохожих, кто это стоит, мальчик ответит: ― Гоголь.[3] | |
— Вячеслав Пьецух, «Письма из деревни» (Письмо восемнадцатое), 2001 |
В частности, в Зубцове, точно, живут не туареги, а, например, Юра Осокин, который свободно может построить самолёт из подручного материала, одна уборщица, мать пятерых детей, которая регулярно публикует свои стихи, австралийский капиталист-интернационалист, который добывает цветные металлы из ничего.[3] | |
— Вячеслав Пьецух, «Письма из деревни» (Письмо восемнадцатое), 2001 |
Источники
[править]- ↑ 1 2 3 А.Н.Островский. Дневник. В сборнике: Вся жизнь театру. Сост., примеч. и имен. указ. Н. С. Гродской, Вступ. стат. С. Е. Шаталова.— М., 1989 г.
- ↑ 1 2 Сергей Голицын. Записки беспогонника. — М.: Русскій Міръ, 2010 г. — 608 с.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 В. А. Пьецух, «Письма из деревни». — М: «Октябрь», №11, 2001 г.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 Михаил Бару. «Таракан на канате». — Саратов: «Волга», № 1-2, 2016 г.
- ↑ Карамзин Н.М. История государства Российского: Том 12 (1824-1826)
- ↑ Николай Костомаров, «Русская история в жизнеописаниях её главнейших деятелей». Выпуск первый: X-XIV столетия
- ↑ Василий Дубовский. Старица не старится. — Новгород: «Новгородские ведомости», 01 декабря 2012 г.
- ↑ Герард Васильев. Роли, которые нас выбирают. — М.: Вагриус, 2004 г.
- ↑ Лейкин Н. Голь перекатная. Разсказы. С.-Петербургъ. Товарищество Печатня С. П. Яковлева. 2-я Рождественская ул., No 7. 1903 г.