Пижма бальзамическая
Пи́жма бальзами́ческая, канупе́р,[комм. 1] сараци́нская мя́та или бальзами́ческая ряби́нка [комм. 2] (лат. Tanacétum balsamíta)[комм. 3] — многолетние травянистые растения из рода пижма семейства астровых (или сложноцветных лат. Asteraceae).
Более трёх тысячелетий пижма бальзамическая (или канупер) известна в культуре, долгое время она была в Европе необычайно популярным огородным, лекарственным, пряно-ароматическим и попросту — декоративным садовым растением, у которого за века культивирования была выведена масса форм (для разных нужд и потребностей). Наряду с пижмой обыкновенной канупер является самым распространённым и популярным среди почти ста видов рода Пижма.
Канупер в научно-популярной литературе, мемуарах и публицистике[править]
Не отягощать желудка пищею, а употреблять пищу кисловатую. Предлежит всенепременно, сообразуясь припадкам первенствующим, употребить всему тут соответствующему таковые и аптечные лекарства… Когда же преследуют ещё вышесказанным припадкам и другие, то в обмороках нюхать уксус, либо хрен тёртый, либо руту с ржаным хлебом, в чистый платок завернутую в узелок и сверху уксусом или квасом, сыровцом смоченную. Нюхать также или мяту, или кануфер.[1] | |
| — Данило Самойлович, «Способ самый удобный повсемственного врачевания смертоносной язвы заразоносящейся чумы...», 1797 |
Встречаются на улице даже мало знакомые люди, поздороваются шапочно, а если захотят продолжать знакомство — табакерочку вынимают. | |
| — Владимир Гиляровский, «Москва и москвичи», 1926-1934 |
Они жили на берегу Сосны, в небольшой, крытой соломою, но беленькой хате, за которою, к самой реке, спускался огород с грядами капусты, гороха, свеклы, кукурузы и разного рода цветами. Тут красовались пышные гвоздики и огромные подсолнечники, пестрели разноцветные маки, благоухал канупер, ковром расстилались ноготки, колокольчики, зинзивер и ― украшение могил ― васильки.[3] | |
| — Александр Никитенко, «Моя повесть о самом себе», 1877 |
Канупер в беллетристике и художественной прозе[править]
Разговорились все (опять нужно вам заметить, что у нас никогда о пустяках не бывает разговора. Я всегда люблю приличные разговоры; чтобы, как говорят, вместе и услаждение и назидательность была), разговорились об том, как нужно солить яблоки. Старуха моя начала было говорить, что нужно наперёд хорошенько вымыть яблоки, потом намочить в квасу, а потом уже… «Ничего из этого не будет! — подхватил полтавец, заложивши руку в гороховый кафтан свой и прошедши важным шагом по комнате, — ничего не будет! Прежде всего нужно пересыпать канупером, а потом уже…» Ну, я на вас ссылаюсь, любезные читатели, скажите по совести, слыхали ли вы когда-нибудь, чтобы яблоки пересыпали канупером? Правда, кладут смородинный лист, нечуй-ветер, трилистник; но чтобы клали канупер… нет, я не слыхивал об этом. Уже, кажется, лучше моей старухи никто не знает про эти дела. Ну, говорите же вы! Нарочно, как доброго человека, отвёл я его потихоньку в сторону: «Слушай, Макар Назарович, эй, не смеши народ! Ты человек немаловажный: сам, как говоришь, обедал раз с губернатором за одним столом. Ну, скажешь что-нибудь подобное там, ведь тебя же осмеют все!» Что ж бы, вы думали, он сказал на это? Ничего! плюнул на пол, взял шапку и вышел. Хоть бы простился с кем, хоть бы кивнул кому головою; только слышали мы, как подъехала к воротам тележка с звонком; сел и уехал. И лучше! Не нужно нам таких гостей![4] | |
| — Николай Гоголь, «Вечера на хуторе близ Диканьки», 1831 |
— Ничего, одолжайтесь! я понюхаю своего! — При этом Иван Никифорович пощупал вокруг себя и достал рожок. — Вот глупая баба, так она и ружьё туда же повесила! Хороший табак жид делает в Сорочинцах. Я не знаю, что он кладёт туда, а такое душистое! На канупер немножко похоже. Вот возьмите, раздуйте немножко во рту. Не правда ли, похоже на канупер? Возьмите, одолжайтесь![5] | |
| — Николай Гоголь, «Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем», 1842 |
— Чу! собаки лают, — проговорила тревожно Анна Федоровна. | |
| — Юлия Жадовская, «Отсталая», 1861 |
― Оклады на иконах как жар бы горели, ― не останавливаясь, продолжала Манефа. ― Берёзок нарубить побольше, да чтоб по-летошнему у тебя осины с рябиной в часовню не было натащено… Горькие древеса, не благословлены. В дом господень вносить их не подобает… берёзки по стенам и перед солеёй расставить, пол свежей травой устлать, да чтоб в траве ради благоухания и заря была, и мята, и кануфер…[комм. 4] | |
| — Павел Мельников-Печерский, «В лесах»,[7] 1874 |
На столе в зале запыхтел самовар. Наумовна достала из кладовой и взбила на кровати покойной барыни пуховик и гору подушек, велела внести кровать в гостиную, накрыла постель белою простыней и тонким марселевым одеялом, освежила комнату и покурила в ней смолкой. Сюда она, с помощницами, перенесла и уложила Митю. Фельдшер обмыл его страшную, зияющую рану, сделал перевязку и надел на больного чистое, вынутое няней, и пахнувшее калуфером и мятой белье. Митя все время, пока готовили ему комнату и делали перевязку, был в лихорадочном полузабытьи и слегка бредил. Но когда он выпил стакан горячего, душистого чаю и жадно потребовал другой с «кисленьким» и когда раскрасневшаяся седая и полная Ефимовна принесла и подала ему к чаю его любимого барбарисового варенья, глаза Мити засветились улыбкой бесконечного блаженства. Он дал знак рукой, чтоб остальные, кроме няни, вышли. | |
| — Григорий Данилевский, «Сожжённая Москва», 1885 |
А как затащит тебя, бывало, на сельскую ярмарку — потолкаться меж народом, так только гляди да слушай. Для всякого-то мужичонка, для всякой бабёнки найдется у него привет и шутка. Тут отведает гречаников, гороховняков, буханцев, там велит спечь себе блин на горячей сковородке, да так, чтобы масло с пальцев текло. Мимоходом возьмёт у инвалида-солдата щепотку тёртого тютюна с канупером... | |
| — Василий Авенариус, «Гоголь-студент», 1898 |
| — Василий Авенариус, «Гоголь-студент», 1898 |
Но царскому огороду было все-таки далеко до Версальских садов. Бледное петербургское солнце выгоняло тощие тюльпаны из жирных роттердамских луковиц. Только скромные северные цветы ― любимый Петром пахучий калуфер, махровые пионы и уныло-яркие георгины ― росли здесь привольнее. Молодые деревца, привозимые с неимоверными трудами на кораблях, на подводах из-за тысяч верст ― из Польши, Пруссии, Померании, Дании, Голландии ― тоже хирели. Скудно питала их слабые корни чужая земля.[9] | |
| — Дмитрий Мережковский, «Петр и Алексей», 1905 |
Проснувшись в четвёртом часу утра, когда дрянненький питербурхский рассвет, которому, казалось, никогда и не родить дня, обмазал молочным киселём окна, Пётр опухшими и со сна простодушно-добрыми глазами с минуту смотрел на узорчатые городки муравлёной, с утра жарко натопленной печи. В нос шибало гуляфною водкой, какую подливали в печь для духу, на языке налип колтун после вчерашнего канупера и «большого орла», хваченного на ассамблее у Алексашки, а тесноватый, в затейливо голубую кромку ночкой колпак слез на бровь и натёр лоб до боли. Отхаркнув в угол утреннюю дрянь, Пётр кивком головы обронил колпак и приподнялся на локтях: по утреннему этому его знаку дежурный денщик мчался с рюмкой анисовой, и ― царь начинал утро.[10] | |
| — Глеб Алексеев, «Мария Гамильтон», 1933 |
Пётр принял заскорузлыми пальцами стакан, медленно выпил водку, вытер губы ладонью и стал грызть огурец. Это был его завтрак. Морщины на лбу разошлись, и рот, красивый, но обезображенный постоянным усилием сдержать гримасу, усмехнулся. Петр сильно втянул воздух через ноздри и стал набивать канупер в почерневшую трубочку. Денщик подал фитиль.[11] | |
| — Алексей Толстой, «День Петра», 1918 |
Канупер в поэзии[править]
| — Николай Некрасов, «Газетная», 1865 |
| — Михаил Савояров, «Бальзам на душу» (из сборника «Сатиры и сатирки»), 1920 |
Комментарии[править]
- ↑ Пи́жма бальзами́ческая — это очень известное (особенно, во времена средневековья, и почти религиозное католическое растение. Именно поэтому оно имеет массу устоявшихся региональных и языковых имён. Так, одно только название канупе́р имеет множество вариантов произношения и ударения на разных слогах: кону́фер, кануфе́р, колуфе́р, калу́фер и так далее.
- ↑ Название «бальзами́ческая ряби́нка» является прямой калькой с ботанического имени «Пи́жма бальзами́ческая», поскольку «дикая рябинка» — это одно из народных названий пижмы вообще. Кроме того, это растение называют: пахучая пижма, девятисильник благовонный, рябинник и шпанская (испанская) ромашка. И это далеко не полный список названий пижмы бальзамической.
- ↑ Научное название рода пижмы бальзамической (лат. Tanacétum) происходит от греческих слов «tanaos» — долго, продолжительно и «aceomai» — жить, существовать. Соединённое в целое слово, это скорее всего обозначает известное свойство этого растения долго оставаться в живом состоянии. В определённом смысле, название «танацетум» можно считать почти полным синонимом латинского названия Sempervivum («вечно живой», или молодило), относящимся к совершенно другому растению. По другой версии, название рода Tanacetum есть видоизменённое народным произношением слово «Athanasia» (афана́сия) — от греческих «а» — не, и «thanáos» — смерть (можно сравнить с именем бога смерти Танатоса. В целом название по второй версии может переводиться как «бессмертник», однако, не следует путать танацетум и с этим растением тоже из семейства Астровые.
- ↑ Сам автор, Павел Мельников-Печерский снабжает эту фразу следующим комментарием: «Калуфер, или кануфер, ― balsamita vulgaris».
- ↑ Довольно оригинальное (переносное) употребление слова «кану́пер», в качестве сорного растения, метафоры вредных или пустых мыслей. В самом деле, пижма бальзамическая очень неприхотливое и выносливое растение (как и большинство пижм), — со временем, оставшись без присмотра хозяев, оно вполне может дичать и превращаться в огородный сорняк.
Источники[править]
- ↑ Д.С.Самойлович, «Способ самый удобный повсемственного врачевания смертоносной язвы заразоносящейся чумы ко благу всеобщественному предлагает Данило Самойлович» в книге: Данило Самойлович, Избранные произведения. — М.: Изд-во АМН СССР, 1949 г.
- ↑ Гиляровский В.А., Собрание сочинений в четырёх томах, Том 4. — Москва, «Правда», 1989 г.
- ↑ Никитенко А.В., Записки и дневник: В 3 т. Том 1. — М.: Захаров, 2005 г. (Серия «Биографии и мемуары»)
- ↑ Н.В.Гоголь, Полное собрание сочинений и писем в двадцати трёх томах. — М.: Институт мировой литературы им. А. М. Горького РАН, «Наследие», 2001 г. — Том 1. — Стр. 145.
- ↑ Николай Гоголь, «Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем », Глава вторая.
- ↑ Ю. В. Жадовская. «Отсталая». — М.: «Планета», 1993 г.
- ↑ П. И. Мельников-Печерский. Собрание сочинений. — М.: «Правда», 1976 г.
- ↑ Данилевский Г. П. Мирович. Сожжённая Москва. — М.: «Правда», 1981 г.
- ↑ Д. С. Мережковский. Собрание сочинений в 4 томах. Том 2. — М.: «Правда», 1990 г.
- ↑ Алексеев Г.В., «Мария Гамильтон». — М.: Журнально-газетное объединение, 1933 г.
- ↑ А.Н. Толстой. «День Петра». — М.: «Советская Россия», 1980 г.
- ↑ Н.А.Некрасов. Полное собрание стихотворений в 3 томах: «Библиотека поэта». Большая серия. Ленинград: Советский писатель, 1967 год
- ↑ Михаил Савояров. «Слова», стихи из сборника «Сатиры и сатирки»: «Бальзам на душу»
См. также[править]
 Поделитесь цитатами в социальных сетях: |
.svg){kind=logo}
