Елена Андреевна Шварц

Елена Шварц

Елена Шварц (Ленинград, конец 1960-х)

Статья в Википедии

Медиафайлы на Викискладе

Еле́на Андре́евна Шварц (1948-2010) — русская поэтесса, прозаик и переводчик. Одна из видных фигур ленинградской неофициальной культуры 1970-х и 1980-х годов. Некоторые известные строчки написала ещё в подростковом возрасте: «Бурлюк», «О море милое, тебя пересолили!»

Официально нигде не работала, зарабатывала на жизнь переводами пьес для ленинградских театров. В ближний круг общения Елены Шварц входили Виктор Кривулин, Дмитрий Бобышев, Сергей Стратановский, Юрий Кублановский, Михаил Шварцман.

Цитаты из стихотворений разных лет

	Льется дождь золотой по крыше. Бог нас здесь не найдет, не услышит И побрезгует чёрт. Только желтая травка все выше Запинаясь растет. Скользят тени, тень за тенью Средь тумана, сора, лома ― Этим все ж благословенны ― И спасете нас от тленья. Научили вы смиренью ― О коробки Вифлеема!
	— «Новостройки», 1971

	Чтоб взгляд могил был опущен травой ресниц зеленоватых дождь горько рушится ― и он как Бога сын, как сын распятый. А тот, который вверх взовьется колосьями растет и вьется но хлебом общим испечен, А там где два дождя сольются и на мгновение прервутся, небесных струн я слышу звон.
	— «Вариация», 1978

	Аполлон натёрся маслом, Дионис натёрся соком, И схватили человека — тот за шею, тот за мозг, Оборвали третье ухо, вырезали третье око, Плавят, рвут его как воск, Но сияющий, нетленный, Равноденственный, блаженный — Где же Моцарт? — Силой чар В хрустале звезды Мицар.
	— «Кровью Моцарта атласной...» (стих 16 из цикла «Лестница с дырявыми площадками»), 1978

Ливень льет с утра ― Ледяными хлыстами Рим сечет как раба, Пойманного в воровстве. В клетке кричит попугай ― Разговорился проклятый! Край наш под мокрым застыл одеялом, Только там ― далеко, в Пиренеях ― На германца идут легионы. <...> Все верещит попугай Жалкого жалкий подарок, Задуши его быстро, рабыня. Тельце зеленое после в слезах поплывет, Буду тебя проклинать, но сейчас задуши поскорее. Ревут водостоки ― сегодня никто ― Ни вор, ни любовник из дому не выйдет Тщетно в трактире напротив Мутных не гасят огней.

— «К служанке», 1978

	Снег не может вдруг пойти в июне, Дождь не льется мутно в январе. Краснобай ты жалкий и нелепый. И от всех от этих разговоров почернела вся моя душа.
	— «Грек, ты помнишь ли — во сколько обошёлся?..» (из цикла «Кинфия», из книги «Оркестр»), 1978

	Мне нынче очень грустно, Мне грустно до зевоты ― До утопанья в сон. Плавны водовороты, О, не противься морю, Луне, воде и горю ― Кружась, я упадаю В заросший тиной склон, В замшелых колоколен Глухой немирный звон.
	— «Песня птицы на дне морском», 1994

	Как стыдно стариться ― Не знаю почему, Ведь я зарока не давала Не уходить в ночную тьму. Не ускользать во мрак подвала, Себе сединами светя, Я и себе не обещала, Что буду вечное дитя.
	— «Как стыдно стариться...», 1994

«Душа моя скорбит смертельно», ― Сказал Он в Гефсиманской мгле. Тоска вам сердце не сжимала? И безнадежность не ворчала, Как лев на раненом осле? И душу боль не замещала? Так вы не жили на земле. <...> А мытарь с каждого возьмет Обол невыносимой боли, Пожалте денежку за вход ― И вы увидете полёт Орла и моли. Моцарта кости в земле кочуют, Флейты звенят в тепличном стекле, Они погибели не чуют, Они не жили на земле.

— «Маленькая ода к безнадежности», 1997

	Зачем водою окропляет Залитые водой края? Зачем он воду добавляет Ко властной мокреди? Не зря ― Юрод, копеечкой дарящий, Во внутренних слезах царя. Произошел раскол жестокий, И Аш восстала против О? Или, напротив, ― все потоки Поют Потопа торжество?
	— «Фонтан под дождем», 1 октября 2008

	Не предаст меня тело коварное ― Это скопище скрупулов бранное, Это атомов стадо лукавое, Это правильных бредов собрание Поболит-поболит и опомнится, И по кругу пойдет опять, Не предаст меня вече багровое, Крови шумное, не предаст.
	— «Не предаст меня тело коварное...», 2008

	Солнышко вставало С песнею утешной, Ведь оно не знало О любви кромешной. Синева слетела На сугробы сада, И синица спела ― Больше жить не надо.
	— «Песенка» (из цикла «Вести из старости»), 25 февраля 2008

	Мне моя отдельность надоела. Раствориться б шипучей таблеткой в воде! Бросить нелепо — двуногое тело, Быть везде и нигде...
	— «Всем и никем», 2008

	Один лишь чертёж, Только замысел созвездия Ориона, ― Доказательство Божьего бытия. И другого не надо. Наглядно и строго. Если б волки завыли на всходящего Бога, Принялась с ними выть бы и я. Если б волки завыли, Если б птицы запели, Я б подпела им в тон, Глядя, как по невидимой цели, Сквозь серебристые ели Бьет трехглазой стрелой Орион.
	— «Морозная ночь», 2010

	Корабль Жизни уносился вдаль. Я с вашего упала корабля. Не различить, где небо, где земля, Где воздух, звезды, череп иль лицо. Зачем заветное глотаю я кольцо? <...> Ах, зубы скалить белые у скал, Сверкать, сиять в ночи привольно, И морю не бывает больно. Бывает болен Бог? Он ведь – боль. А ей не больно. И меня уволь.
	— «Корабль Жизни уносился вдаль...», 2010

Цитаты из прозы и эссеистики

Мне нравятся слова, прочитанные мной позавчера: ученье — свет, а неученье — тьма. Но я хочу исправить их: ученье — жизнь, а неученье — могила. <...> Я поняла, что на людей надо смотреть так, как они сами на себя сморят в зеркало. Иной раз чурбан или дурнушка, а взглянешь, как они в зеркало смотрят, уколет. Должно казаться умное лицо или пикантное, а вдруг и я также? На себя лучше смотреть, как на тебя другие смотрят, не из зеркала.

— из дневников, 1957 г.

Фрейд говорил, что все человеческие поступки — проявление инстинктов. Это так. Преодоление этого, стремление преодолеть это — тоже инстинкт, моральная необходимость. Инстинкт более сложный, высокий. И даже в чем-то не здоровый. Но у меня такая потребность есть, хотя те инстинкты привлекательнее. И все их все равно не изжить. В человеке слишком много животного физически и соответственно морального. Человек <этого> в себе не любит, презирает. Но от этого не отделаешься. <...> По-моему, самое важное чувство для художника — это не иметь чувства масштаба. Сбрасывание традиционных мер, пространство должно быть инстинктивным, в крови.

— из дневников, 1957 г.

3 января 1964 г. Сегодня приехала Наташа Горбаневская. Мы с ней очень поговорили, лучше, чем всегда. Она приехала в огромном сером платке, похожая на погорельца. Сегодня писала Ире письмо. В общем, это рассказ, как будто я уехала в Киев на один день, там дождь, нищие и монахи. Не знаю, отправлю или нет. Вряд ли. Наташа мне рассказала про Славинского. Он вообще невероятный бабник. Она ему сказала в тот первый раз ― чтоб ты эту девочку пальцем не тронул. Он страшно обиделся, но потом сказал, что Наташа была права и что он вообще хочет, чтоб мне было хорошо и ничего больше. И если он не звонит, то оттого, что боится влюбиться. Я просто дружила с ним. Когда ему негде было жить, я предложила ему переночевать у нас, а я бы перешла в Берточкину комнату. А он сказал, что я странная девушка. И я очень обозлилась, потому что хотела ему помочь.

— из дневников, 1964 г.

	И все же для меня предпочтительнее сложная и ломаная, перебивчатая музыка стихов <...> Западная поэзия не смогла найти такую и тупо и покорно, как овца, побрела на бойню верлибра (плохой прозы).
	— из книги «Видимая сторона жизни», 2003

	Русская поэзия — такой сложный миф — с ее чудищами и невиданными жертвами, ухающей совой и Дервишем. Видно, мифотворчество тоже один из наших инстинктов. Мы и свою жизнь, и чужую не может иначе осмыслить, чем как миф. И культура, и история — все это мифы. Это — единственная форма переработки реальности, делающая ее хоть сколько-нибудь удобоваримой, вроде как еды для детей.
	— из книги «Видимая сторона жизни», 2003

	…главная возможность жертвенного петуха: пока глотку не перережут, надо петь и петь. И всё, а там хоть трава не расти. Свою жизненную роль и задачу исполнить...
	— из книги «Видимая сторона жизни», 2003

	Геликон, родной Музам, превратился в улей, изо рта его вылетели пчелы. Проснувшись, он стал сочинять стихи. Когда я проснусь, стихи разлетятся, как пчелы, кто куда, гудя и играя, и вполне заменят меня...
	— из книги «Видимая сторона жизни», 2003

Цитаты о Елене Шварц

	«Беззащитная молодежь» ― из антимилицейского присловья, которое тогда звучало так: «Бляди-эсэсовцы, травят беззащитную молодежь!» Не знаю точно, что это слово означает. Это поэт Елена Шварц из Питера знает, потому что она очень любит загадывать друзьям и знакомым шарады, ребусы и загадки, отгадать которые никто не может, потому что Елена Шварц умнее всех своих друзей и знакомых.
	— Евгений Попов, Подлинная история «Зеленых музыкантов», 1997

Название новой книги задаёт сразу несколько тем: сольная партия(= неповторимость интонации и картины поэтического мира) и отсылка к известному стихотворению Маяковского. Но если тот задавал вопрос публике насчёт ноктюрна и водостоков, то Шварц даже не утверждает, а просто констатирует свою позицию. Разумеется, её мироощущение ― «сольное» и трагическое. Первое же стихотворение книги называется: «Маленькая ода к безнадёжности», подключая все мыслимые музыкальные и литературные коннотации ― от Моцарта («Маленькая ночная серенада») и Бетховена («Ода к Радости») до Седаковой («тот, безнадёжность, знает твой хорал») и даже Окуджавы (навязший в зубах «надежды маленький оркестрик»): Тоска вам сердце не сжимала? И безнадежность не ворчала, Как лев на раненом осле? И душу боль не замещала? Так вы не жили на земле.

— Олег Рогов, «Соло на раскалённой трубе: новые стихотворения», 1999

Империя Елены Шварц по величине подобна родинке, потому что творится ее воображением; каждый город Земли окрашивается любовью к людям, в нем жившим. <...> Среди тех, кого почитала Е. Шварц, чьи имена были отмечены на ее лирической географической карте, — имена Гёте и Шиллера, не случайно в одном из стихотворений она видит Веймар вдовой, тоскующей по Гёте и Шиллеру. Е. Шварц любила поэзию Рембо, Верлена, Джона Донна, Тютчева, позднюю Цветаеву, любила «Ласточку» Фета. Отмечала влияние на свое творчество Кузмина и Белого. Она считала себя сверхчувствительным «инструментом», эклектиком, впитавшим много влияний; признавалась, что не всегда замечает в своих стихах скрытые цитаты. Основой своей поэзии в цикле «8 этаж» называет Е. Шварц три источника: иудейское, славянское и небесное начала: молния, смешавшись с земными источниками, создает космический фундамент лирики: Из трупа иудейского народа Добыла порошок слепящий — желчь, С славянской мягкостью смешала, с небосвода Душа слетела — молнией чрез печь. На тряпье языков, на фундаменте грязном Вырастает двойник твой, не ты же сама. («8 этаж», № 9 )

— Елена Айзенштейн. «Из моей тридевятой страны», 2002

Е. Шварц считала неизбывным творческое начало, которое символизирует гений Моцарта, вечно живущий не в земном творении рук, а где-то в космосе. <...> Мицар — звезда в созвездии Большой Медведицы, вторая от конца ручки большого „ковша“. Её название происходит от арабского ми: зар, что означает пояс. Люди с хорошим зрением видят рядом с Мицар ещё одну звезду, называемую Алькор. Фамилия адресата стихотворения Магид похожа на название звезды (Мицар), и, возможно, это звуковое родство и вызвало стихотворение <Елены Шварц>.

— Елена Айзенштейн. «Из моей тридевятой страны», 2002

В последней книге «Перелетная птица» образ Поэта живописуется в стихотворении «Пугало и соловей» через Дух пения, который вселяется в пугало, чтобы найти себе гнездо — «тень страдающего брата». Пугало — тело, в котором поселяется Душа, Соловей, которому нужен «фиал страдания пустой», чтобы «взамен души» в пугале пел Голос. Четырехкратно, лейтмотивно повторяется рефрен «взамен души». Пугало дарит себя соловью, и соловей очарован существом «из грязи, скорби и тряпья». Очевидно, Елена Шварц видит Поэта только орудием чьих-то рук, голосом чьей-то души. Огородное чудище, словно Христос, распятое, в сереньком жалком пиджаке, но с гулкой, как колокол, головой, бестелесно. Внешним воплощением (пиджак) и душевными приметами (распятость, чувство боли) оно напоминает людей. Объясняя движение во времени, пугало утверждает, что летит «наискосок», «мира поперек», у пугала своя траектория, которую можно сравнить с траекторией движения Земли. Название «Пугало и соловей» заставляет подумать об антиномичном союзе, о диалоге антиподов, почему-то нужных друг другу. Огородное пугало ставится для отпугивания птиц. Пугало от слова «пугать». Назначение пугала, как и назначение поэта, — быть возмездием «всем грубо воплощенным». Но соловей не боится пугала, да и пугало не хочет пугать соловья и мешать его вещему полёту, собирается стать для него подобием дома, призраком тела: подлинного дома соловью на земле не обрести.

— Елена Айзенштейн. «Из моей тридевятой страны», 2002

Давно я ждал случая, навостренную шуточку за пазухой приберегал. Елена Шварц проговорилась какой-то газете, что никогда не работает над стихами: просто наполняет ванну горячей водой и ложится в нее, ― а пока лежит, Святой Дух ей диктует. Я тогда подумал смешливо (уже воображал себя критиком): такие признания ставят нашего брата в трудное положение ― не особенно-то разбежишься; как раз пришьют хулу на Духа Святого ― смертный то есть грех. То-то и не пишут про нее ничего внятного. Но заманчиво было бы вывести на бумаге что-нибудь вроде: во второй строфе Св. Дух оплошал маленько… А он возьми да и не оплошай практически нигде. Очевидно, впрочем, что со стопкой диктантов автор и редактор повозились: отобрали для издания далеко не всё, а что взяли ― расположили хитро ― как бы лестничными маршами различной высоты, под разными углами друг к другу и в разных плоскостях, но только вверх. Без перил. Об отдыхе не может быть и речи. На такие два томика (формат «маленького» академического Пушкина) у поэта уходит максимум жизнь, у читателя ― как минимум ночь напролет ― и какая ночь! Сейчас уже утро, ― и если чего-нибудь хочется меньше всего на свете, так это рассказывать кому бы то ни было про стихи Елены Шварц. Наоборот ― помолчать бы про них, спрятать в голове, никого не брать в долю. Закрыться с ними, как Скупой рыцарь, в тайном подвале, средь верных сундуков…

— Сергей Гедройц, «Фигль-Мигль. Характеры», 2003

Чуть не каждое стихотворение Елены Шварц возникает из новой догадки о взаимосвязи вещей ― проходит эту догадку, как сюжет, на скорости метафоры. Чуть не каждое, как взмах иглы или молнии, сшивает друг с другом разные небеса. Каждое ― фрагмент бесконечно просторного ― даже надежду вмещающего ― мифа. Плавать в нем ― как на воздушном океане, на воздушном корабле. Но иглу повсюду встречает боль. И по всему выходит, что боль же ― единственный точный инструмент познания. И единственно верный итог. Растворена в каждой твари, в каждой частице творения, в том-то и состоит счастье их родства, причиняющее любовь. А болевой центр бытия ― сами знаете Кто. Ему Елена Шварц и пишет. Отраженные Его молчанием свои мысли слышит как ответные. Словно свет идет по лучу вспять.

— Сергей Гедройц, «Фигль-Мигль. Характеры», 2003

А строчкой, самой расчудесной, ― разве кого удивишь, увлечешь? Да и кто же не знает, как пишет Елена Шварц. Некая подземная известность была, говорят, у нее уже к середине шестидесятых годов. Абсолютно-бесспорно-очевидно-прекрасные стихи датированы началом семидесятых… «Бестелесное сладострастие» ― кто читал, вряд ли забыл: Головы моей нету, правда, Всего лишнего я лишена, Слезли платья, рубашка и грудь, Но когда я пылинкою стану ― Вот тогда моя явится суть. <...> Кстати: вы, разумеется, заметили, что Иосиф Бродский и Елена Шварц ― антимиры? То есть вполне подобны, только атомы вращаются в разные стороны. Еще кстати: такое уже случалось в здешней словесности. Только убрали одного с глаз долой ― сразу же другой просиял. Одно затруднение: томики-то дорогие.

— Сергей Гедройц, «Фигль-Мигль. Характеры», 2003

Цитаты о Елене Шварц в стихах

Ах, что осталось бабочкѐ-гордячке, Черепогрудой дочке эфемера? Паслёна да дурман, дурь да останки Военных пиршеств ― черепа и кости. Залетная, таинственная бэби, Она фотографирует на теле Оскалившийся череп, лик метели, Себя, Господаря в распятом небе; Насмешница бескрылым и крылатым В чужой стране, где всякий смертью сыт, Она то стонет раненым солдатом, То матерью безумной прокричит. Вся в течке и, себя разогревая, Как дева в ожидании трамвая, И нитью запаха влечет к себе самца…

— Александр Миронов, «Концерт для психеи-sphinx» (Е. Шварц), 1978

	Поэт есть тот, кто хочет то, что все хотят хотеть: допустим, на шоссе винтообразный вихрь и черный щит ― и все распалось, как метеорит. Есть времени цветок, он так цветет, что мозг, как хризопраз, передает в одну ладонь, в один глубокий крах. И это правда. Остальное ― прах.
	— Ольга Седакова, «Стансы первые» (Елене Шварц), 1980

	Есть нечто внутри, как летающий прах, как дух, переживший заклятье. Ваш голос ― идущий, он дальше, в горах, он, видно, ягненка несет на руках, и хмурится светлое платье. Как будто сказали мне: ― Стой и смотри, не часто такое встречали: Ваш образ ― как уголь горящий внутри, где все сожжено, как в начале.
	— Ольга Седакова, «Есть нечто внутри, как летающий прах...» (Елене Шварц), 1982

	Так что остались одни мы во мраке ― Пусть никакое, а все торжество… Крестное имячко чёрно у Пряхи: Что же, теперь мы сознали его. Сколько сглотнул я оскользкого мяса, Сколько струящейся соли вдохнул Прежде, чем олово смертного часа В якорь бессмертного часа вогнул.
	— Олег Юрьев, «Пряха, или Стихи на второе имя» (Е. А. Шварц), 1990

	Господи… Вырван с корнем Твой цветок, Господи… И летит он по ветру, летит Сам не зная, куда и зачем...
	— Сергей Стратановский, «Господи... Вырван с корнем...» (Елене Шварц), 1996

	В похоронном движении тела — Сознания ― тела. ― Ужас, годы спустя, Обнимет себя пустотело, Обманет какими-то «па», Завершив «арабеском»: И жить-то осталось ― шутя… Удавиться? ― а не с кем.
	— Александр Миронов, «Удав» (посвящается Елене Шварц ― после одного разговора о змеях), 31 октября 2001 года

	Ручного сокола пустили, А оказалось, он больной. Его вороны исклевали ― Вороны, умницы, ловцы.
	— Александр Миронов, «Соколиная охота» (Е. Шварц), 31 октября 2001 года

	Обращаясь к Вам, Когда Вы в соборе святого Петра Ставите свечу, Подобную мечу язычника Савла, Такую горячую И почти что незрячую, Глазастую как рукотворный огонь, ― Я думаю, бред ли я или конь, Навек потерявший Вас...
	— Александр Миронов, «Обращаясь к Вам...» (Е. Шварц), 30 ноября 2001 года

Ссылки

• Елена Шварц на сайте «Вавилон»
• Елена Шварц в «Журнальном зале»
• Шубинский В. И. Вне главного. Из литературных воспоминаний: Елена Шварц.