Карлик

Карлик из венского цирка (1957)

Ка́рликовость (также дварфи́зм или нани́зм ) — аномально низкий рост взрослого человека: менее 147 см. Карликовость связана с недостатком гормона роста (соматотропина) или нарушением его конформации (строения), а также нарушениями формирования скелета (непропорциональный нанизм).

Карлики характеризуются изменёнными пропорциями тела, по сравнению с ребёнком похожего роста голова относительно больше, чем туловище, и руки довольно коротки. Кроме того, для них характерна преждевременная старость, морщинистость лица, ослабленный рост волос на лице, теле и вообще не слишком крепкое здоровье.

Карлики в коротких цитатах

	Кто видит дальше — карлик или великан? Конечно, великан, ведь его глаза расположены выше, чем у карлика.
	— Исайя бен Мали ди Трани, из трактата «Ответы», ответ 62, 1240-е годы

	Купались карлики. К ним великан пришёл...
	— Иван Хемницер, «Великан и карлики», 1782

	Карлик умнее, а девчушка изрядно с придурью, ― за пару триста рублей дала, ― вырастет мальчик, будет с кем играть.
	— Николай Лесков, «Старые годы в селе Плодомасове», 1862

	Карлица была лишена приятности брата: она была одутловата, у нее был глуповатый, чувственный рот и тупые глаза.
	— Николай Лесков, «Старые годы в селе Плодомасове», 1862

	14 ноября царь устроил еще новую затею ― свадьбу карлика Евфима Волкова, на которую, как на особое торжество, выписано было со всей России семьдесят две особы карликов обоего пола...
	— Николай Костомаров, «Русская история в жизнеописаниях её главнейших деятелей», 1875

	Карлик ударил чудовище, оно отразило его удар. Он отскочил назад, и чудовище тоже. Карлик остановился и стал думать, что же это такое?..
	— Оскар Уайльд, «День рождения Принцессы», 1891

	...государь посадил карлика около себя и, милостиво трепля его по плечу, спросил: ― Ну что, маленький человечек, доволен ты сегодняшним днем?
	— Мария Каменская, «Воспоминания», 1894

	...берёзка-лилипут, берёзка-карлица, стланец, предпочитающая стлаться по земле, поблескивая своими густозелеными, крепкими листиками в серебряный гривенник величиной.
	— Константин Случевский, «Поездки по Северу России в 1885-1886 годах», 1897

	...деревья здесь превращаются в жалких карликов, точно золотушные дети, а между тем таким карликам бывает иногда лет за сто.
	— Дмитрий Мамин-Сибиряк, «Болото», 1890-е

	Карлики вообще составляли одну из любимых забав Петра... После тостов палили из пушек, в громадных паштетах поданы были карлики, танцевавшие по столам...
	— Василий Авсеенко, «200 лет С.-Петербурга. Исторический очерк», 1903

	...карлик, в съехавшем на ухо колпачке, с красной мордой, кривлялся и совершал непристойные движения, складывал из пальчиков дули перед строгим лицом теории.
	— Василий Гроссман, «Жизнь и судьба», Часть 1, 1960

	Мы все перед ними карлики. Но каждый карлик, у своего маленького костра…
	— И. Грекова. «Без улыбок», 1975

	Ведь Гитлер-то карлик, и вокруг него карлики, а умирать он пошлёт настоящих людей...
	— Юрий Домбровский, «Факультет ненужных вещей», часть первая, 1978

	Разбежались, сбились кучками по нескольку сосёнок ― больных, несчастных. Выше метра ― верхней границы ерника ― нет ни одной. Чуть высовывается, тут же вершинка засыхает, гибнет. <...> Этакие уродливые карлики ― только по хвое и видно, что сосны.
	— Семён Устинов, «Один в поле воин...», 1998

	Мое воображение создало целую цивилизацию карликов с историей, мифологией, религией и мечтой о стране, где рост самого высокого мужчины не превышает 130 сантиметров, а женщины ― 120.
	— Юрий Буйда, «Щина», 2000

Карлики в научно-популярной литературе и публицистике

	Мы — карлики, взобравшиеся на плечи гигантов. Мы видим больше и дальше, чем они, не потому, что взгляд у нас острее и сами мы выше, но потому, что они подняли нас вверх и воздвигли на свою гигантскую высоту.
	— Бернар Шартрский, XII век

Кто видит дальше — карлик или великан? Конечно, великан, ведь его глаза расположены выше, чем у карлика. Но если карлик находится на плечах великана, кто видит дальше? <...> Так что мы – такие же карлики, усевшиеся на плечи великанов. Мы постигаем их мудрость и идём дальше. Мы становимся мудрыми благодаря их мудрости и можем сказать всё то, что мы говорим, но не потому, что мы более велики, чем они.

— Исайя бен Мали ди Трани, из трактата «Ответы», ответ 62, 1240-е годы

В одно из таких пиршеств царь Петр устроил для гостей такой сюрприз: на стол подали два огромнейших пирога, высотою пять четвертей. Когда царь сам вскрыл эти пироги, из них выскочили две разряженные карлицы и на свадебном столе протанцевали менуэт. 14 ноября царь устроил еще новую затею ― свадьбу карлика Евфима Волкова, на которую, как на особое торжество, выписано было со всей России семьдесят две особы карликов обоего пола: в те времена таких уродов не трудно было достать, потому что при дворах особ царского рода и знатных господ было в обычае, вместе с шутами, держать карликов и карлиц. Венчание происходило в церкви Петропавловской крепости; оттуда со всеми церемониями, наблюдавшимися при свадьбах, новобрачных повезли на судне по реке в палаты Меншикова и там посадили за торжественный стол, за которым уже рассажены были гости ― все такие же карлики и карлицы. По окончании пира уроды увеселяли танцами сановную публику, а потом новобрачных с торжеством повели в опочивальню, куда последовал и сам царь.

— Николай Костомаров, «Русская история в жизнеописаниях её главнейших деятелей», 1875

Берег этот, иззубренный, продырявленный, выдвинутый со дна океана, с великой глубины, гол совершенно; граниты и гнейсы обнажены вполне, потому что при этих колоссальных размерах пейзажа ни во что нейдут, конечно, всякие мхи, обильно и цепко растущие повсюду, равно как чрезвычайно миловидная розовыми цветочками своими мелкая вороница и, наконец, берёзка-лилипут, берёзка-карлица, стланец, предпочитающая стлаться по земле, поблескивая своими густозелеными, крепкими листиками в серебряный гривенник величиной.

— Константин Случевский, «Поездки по Северу России в 1885-1886 годах», 1897

Карлики вообще составляли одну из любимых забав Петра, и в следующем месяце он доставил себе и приближенным новое развлечение ― потешную свадьбу карлика и карлицы, на которую собрано было отовсюду до 70 маленьких человечков обоего пола. Петербург, после счастливого оборота военных действий против шведов, понемногу начинал оживляться и кое-как застраиваться. <...> После венчания молодым был предложен парадный обед в «церемониальной зале», нарочно построенной в выходящей на Неву стороне Летнего сада, где теперь находится его решетка. Постройка эта состояла из громадной залы с параллельными рядами окон на Неву и в сад, и примыкавших к ней крытых галерей. Обед отличался пышностью. После тостов палили из пушек, в громадных паштетах поданы были карлики, танцевавшие по столам, и пр. Встав из-за стола, новобрачные и все общество прошли через сад на луг, где были выстроены оба гвардейских полка. Полки дали три ружейных залпа.

— Василий Авсеенко, «200 лет С.-Петербурга. Исторический очерк», 1903

Карлики в мемуарах, письмах и дневниковой прозе

	То, что сделал Декарт, было хорошим шагом. Вы добавили много <новых> решений, особенно там, где речь идет о философском рассмотрении цветов тонких пленок <интерференции света>. Если я видел дальше других, то потому, что стоял на плечах гигантов.
	If I have seen further it is by standing on the shoulders of Giants.
	— Исаак Ньютон, из письма Роберту Гуку, 5 февраля (15 н. ст.) 1676

В семье у моего одноклассника стряслась беда. Его старший брат, выродок, связался с уголовниками, заделался главарем бандитской шайки и как раз в тот год, когда мой товарищ оканчивал школу, был пойман, судим и расстрелян. Мы знали, что для нашего товарища это большое горе: что там ни говори, родной брат… Мы были с ним особенно ласковы, но о брате не заговаривали. И только один наш одноклассник, злобный карлик с изрядной величины носом, за что он и получил соответствующую кличку (издали увидев, что он идет в школу, младшеклассники выстраивались у школьного крыльца шпалерами, и он проходил мимо них, но только вместо «Здравия желаем, ваше высокоблагородие», ребята дружно приветствовали его: «Дубовый Нос – Осиновые Пятки!»), – этот злобный карлик, поссорившись с братом расстрелянного, посмеялся над его несчастьем.

— Николай Любимов, «Неувядаемый цвет», 1969

Разбежались, сбились кучками по нескольку сосёнок ― больных, несчастных. Выше метра ― верхней границы ерника ― нет ни одной. Чуть высовывается, тут же вершинка засыхает, гибнет. Неистово ветвятся, множатся вершинки, изгибаются ― нет пути наверх. Сжигающие хиузы сверху, ноги на вечной мерзлоте, которая не пропускает тающую у корней воду. А сосна ― дерево сухолюбивое. Только и спасение в гуще царствующих здесь карликовых березок. Вершинки многих, не найдя пути наверх, ветвятся тоже вершинками, а потом они стелются над землей, растут вдоль земли. Некоторые самые старшие дети страдают так много лет: в поперечнике у самой земли достигают 8 сантиметров. Этакие уродливые карлики ― только по хвое и видно, что сосны. И возникает тот же вопрос: как случилось, что произошло много-много лет назад, когда выстояла и преодолела гибельный рубеж сосна, обреченная на одиночество? Не видим ли мы здесь уловку эволюции, неистребимую силу жизни, когда в немыслимо гибельных условиях кто-то все же сохраняется?

— Семён Устинов, «Один в поле воин...», 1998

Карлики в художественной литературе

«По отпуске к тебе последнего письма моего, ― писала Марфа Андревна, ― много все еще я заботилась и хлопотала, но живу, благодаря создателя, весьма довольна и в спокойствии. Живая моя живуличка все так и просится на живое стуличко и с моих колен, когда не спит, мало и сходит. Божьим дитем сим, не знаю тебе как и сказать, сколь я довольна и, чтобы веселей его тешить, купила у одной соседней госпожи двух маленьких карлов настоящей русской природы из крепостных: оба очень не велики и забавны; мужчинка называется Николай, а карлица Марья. Карлик умнее, а девчушка изрядно с придурью, ― за пару триста рублей дала, ― вырастет мальчик, будет с кем играть. Я, друг мой, полагаю так, что теперь нам с тобой опять бы время повидаться, но только лучше, думаю, мне к тебе съездить, чтобы от службы тебя не отрывать, да и от веселостей, о коих при дворе императрицы описываешь; а потому жди меня к себе в Питер по первопутку, ибо в Москве буду малое время, а хочу видеть, что там у вас будет происходить перед рождеством, пробуду святки, ― кстати привезу тебе показать и новокупленных карликов». Как только выпал снег и установился зимний первопуток, Марфа Андревна действительно припожаловала в Петербург, и припожаловала с немалою свитою. Кроме лакеев, истопников и сенных девушек и самоварниц, за Марфою Андревной в петербургскую квартиру молодого Плодомасова вбирались два крошечных человечка: оба в кашемировых бухарских бешметах, ― не разобрать, не то мужчины это, не то женщины. Это были карлики Николай Афанасьич и Марья Афанасьевна, приобретенные Марфой Андревной для забавы новорожденного внука, которого сзади всего несла большая толстая мама. ― Это что же такое, матушка? ― неосторожно осведомился Плодомасов, не замечая закрытого маминой шубой ребенка. ― А это, друг мой, здесь дворянин Пармен Семеныч Туганов.

— Николай Лесков, «Старые годы в селе Плодомасове», 1862

Но вот этот трехглавый змей сполз, показались хребты коней, махнул в воздухе хвост пристяжной из-под ветра; тройка выравнялась и понеслась по мосту, мерно и в такт ударяя подковами о звонкие доски. Показались золоченая дуга с травленою распиской и большие, бронзой кованные троечные дрожки гитарой. На дрожках рядком, как сидят на козетках, сидели два маленькие существа: одно мужское и одно женское; мужчина был в темно-зеленой камлотовой шинели и в большом картузе из шляпного волокнистого плюша, а женщина ― в масаковом гроденаплевом салопе с большим бархатным воротником лилового цвета и в чепчике с коричневыми лентами. ― Боже, да это плодомасовские карлики! ― Не может быть! ― Смотрите сами! ― Точно, точно они! ― Да как же: вон Николай-то Афанасьич, глядите, увидал нас и кланяется; а вон и Марья Афанасьевна кивает. Такие возгласы раздались со всех сторон при виде карликов, и все, словно невесть чему, обрадовались их приезду. Хозяева захлопотали, возобновляя для новых гостей завтрак, а прежние гости внимательно смотрели на двери, в которые должны были показаться маленькие люди. И они, наконец, показались. Впереди шел старичок ростом с небольшого, осьмилетнего мальчика, за ним старушка, немного побольше. Старичок был весь чистота и благообразие: на лице его не было ни желтых пятен, ни морщин, обыкновенно портящих лица карликов; у него была очень пропорциональная фигурка, круглая как шар головка, покрытая совершенно белыми, коротко остриженными волосами, и небольшие коричневые медвежьи глазки. Карлица была лишена приятности брата: она была одутловата, у нее был глуповатый, чувственный рот и тупые глаза. На карлике Николае Афанасьевиче, несмотря на жаркое, летнее время, были надеты теплые плисовые сапожки, черные панталоны из лохматой байки, желтоватый фланелевый жилет и коричневый фрак с металлическими пуговицами. Белье его было безукоризненной чистоты, и белые, бескровные щечки его туго поддерживал высокий атласный галстук. Карлица была в шелковом зеленом капоте и большом кружевном воротнике городками. Николай Афанасьевич, войдя в комнату, вытянул свои ручки по швам, потом приподнес правую руку с картузом к сердцу, шаркнул ножкой об ножку и, направляясь вразвалец прямо к имениннице, проговорил тихим и ровным старческим голоском: ― Господин наш Алексей Никитич Плодомасов и господин Пармен Семеныч Туганов от себя и от супруги своей изволили приказать нам, их слугам, принести вам, сударыня Ольга Арсентьевна, их поздравление.

— Николай Лесков, «Старые годы в селе Плодомасове», 1862

Карлик ударил чудовище, оно отразило его удар. Он отскочил назад, и чудовище тоже. Карлик остановился и стал думать, что же это такое?.. Он посмотрел на предметы комнаты. Они повторялись в этой прозрачной стене. Всё повторялось: статуи, картины, диваны и многое другое. Карлик вздрогнул. Он стал догадываться, что это отражение действительных предметов, подобное тени от деревьев, домов и от прочих предметов. Он взял свою белую розу, немного повернулся и стал её целовать. У чудовища появилась точь в точь такая же роза и оно также осыпало её поцелуями. Карлик дико вскрикнул и с рыданиями упал на пол. Так вот оно что!.. Этот урод и ужасный горбун — он сам! Это он — такое безобразное чудовище… Вот почему над ним и хохотали Принцесса и дети. Их забавляло его безобразие, они тешились его кривыми ногами. А он, несчастный, верил в дружбу и любовь Принцессы. О, зачем не оставили его в лесу; там не было зеркала, чтобы открыть ему его безобразие! Лучше бы ему не родиться! Лучше бы отец убил его! Зачем он отдал его на позор? Горячие горькие слёзы градом лились по щекам Карлика. Он схватил белую розу и разорвал её в клочки. Взглянув мельком в зеркало, он заметил, что и чудовище сделало то же самое. Карлик с ужасом отполз в сторону и закрыл руками глаза. Он вздрагивал и коробился…

— Оскар Уайльд, «День рождения Принцессы», 1891

Про Софрона Осиповича еще рассказывали анекдот, как он имел счастье войти в большую милость к государю Николаю Павловичу. Пятидесятилетний малютка, кроме своего ума, острот и находчивости, был еще страстный охотник, ловкий и меткий стрелок. Вот князю Иллариону Васильевичу Васильчикову раз и пришла в голову мысль взять с собою на царскую охоту своего Софрошу и потешить им государя. Выдумка князя имела успех: Софроша на охоте не дал почти ни одного промаха и ловкими своими словцами смешил Николая Павловича. За завтраком, говорят, государь посадил карлика около себя и, милостиво трепля его по плечу, спросил: ― Ну что, маленький человечек, доволен ты сегодняшним днем? ― Безмерно счастлив, ваше величество, и не забуду этого дня до последнего моего вздоха… ― Ну, так научи меня, Софрон Осипович, как бы мне ознаменовать этот день, когда мы охотились вместе тобою, так, чтобы ты никогда не забыл его. ― Примите меня на службу в вашу охоту, ваше величество, и дозвольте мне носить ее мундир. Тогда, если б я и мог забыть сегодняшний день, то это будет мне невозможно… Государь расхохотался и тотчас приказал князю Васильчикову зачислить забавного карлика в свою охоту и велел нарядить его в мундир. Анна Николаевна несколько раз рассказывала при мне, что у ее друга княгини Васильчиковой в деревне происходила какая-то особенность: очень часто родились карлицы и карлики, что раз княгине захотелось поженить такую парочку уродцев между собою и что на это желание деревенский священник долго не соглашался и говорил ей: ― Помилуйте, ваше сиятельство, что вы хотите делать? Ведь это будет вам большой грех, если вы будете распложать на свете уродов… ― Ах, батюшка, не говорите мне этого! ― отвечала огорченная противоречием священника княгиня. ― Ведь если мы их соединим, то дети их родятся законными, и в этом никакого греха не будет. Гораздо же грешнее будет, если у этих несчастных родятся дети без брака… И переспорила княгиня своего деревенского пастыря: он сделал удовольствие своей барыне и обвенчал такую парочку… А она стала играть, как в игрушки, со своими молодыми. Выстроила им у себя в саду особый крошечный домик, приставила карликам в прислугу подростков мальчиков и девочек, велела для них сделать маленькую телегу, купила пони, завела полное хозяйство в миниатюрном виде и водила всех гостей своих смотреть на свои чудеса.

— Мария Каменская, «Воспоминания», 1894

Растительность на таких мертвых озерах совершенно особенная, тоже какая-то мертвая: жесткая осока, ситник, белоус, мхи и разнообразный кустарник, начиная со смородины по краям и кончая вербой. Особенно замечательны болотные сосны и березы, по которым сразу узнаешь настоящее болото: деревья здесь превращаются в жалких карликов, точно золотушные дети, а между тем таким карликам бывает иногда лет за сто.

— Дмитрий Мамин-Сибиряк, «Болото», 1890-е

Частенько под вечер Скворцалупов, посадив на широкое плечо свое безобразного карлу, как малого ребенка, прохаживался с ним по задам, подпираясь палицей из сушеного исполинского лопуха; вел он с Сычиком долгие беседы. Также доподлинно знали все, какое кушанье любит Скворцалупов: ловит ему карла в Китовом овраге на болоте желтобрюхих ужей. Пойманного гада Скворцалупов сам отпаивал молоком и, сварив его потом в муравленом горшке, съедал без остатка.

— Борис Садовской, «Лебединые клики», 1911

― А ну, пошли знакомиться с карликами, покуда они целы, ― сказал Епифанов и первым вразвалочку спустился с пригорка. Все двинулись за ним. Под ногами мягко подавался рыжий мох, склонялась молодая травка. Им попался куст багульника, усыпанный не лиловыми, а белыми цветами. Они удивились, каждый сорвал себе по ветке. Катя приколола цветок к волосам. ― Кармен! ― бросил Валька Бессонов и засунул цветок за ухо.

— Вера Кетлинская, «Мужество», 1938

И по-прежнему Штрум гордился тем, что Соколов работает вместе с ним. Ни точность в соблюдении условий опытов, ни контрольные определения, ни повторная калибровка счётчиков не приносили ясности в работу. Хаос вторгся в исследование подвергшейся воздействию сверхжесткого излучения органической соли тяжёлого металла. Эта пылинка соли представлялась иногда Штруму каким-то потерявшим приличия и разум карликом, ― карлик, в съехавшем на ухо колпачке, с красной мордой, кривлялся и совершал непристойные движения, складывал из пальчиков дули перед строгим лицом теории. В создании теории участвовали физики с мировыми именами, математический аппарат её был безупречным, опытный материал, накопленный десятилетиями в прославленных лабораториях Германии и Англии, свободно укладывался в неё.

— Василий Гроссман, «Жизнь и судьба», Часть 1, 1960

― Галилей, Джордано Бруно, ― с иронией сказал Чёрный. ― Ну уж… ― Замолчите! ― крикнула я. ― Вы не дурак, чтобы думать, что я себя с ними равняю. Мы все перед ними карлики. Но каждый карлик, у своего маленького костра… ― Как всё-таки много в вас романтизма, ― перебил меня Чёрный. ― Прямо Алый Парус какой-то. Я, простите, моложе вас, но часто чувствую себя старше, а вас ― этаким ребёнком… И улыбнулся своей детской улыбкой.

— И. Грекова. «Без улыбок», 1975

	― Ах, ― ответил Зыбин горестно. ― Не в то время пришёл ваш <Угрюм>-Бурчеев, в истории бывают такие эпохи, когда достаточно щёлкнуть пальцем, и всё закачается и заходит ходуном. А и щелкал-то всего-то карлик, какой-нибудь Тьер. Ведь Гитлер-то карлик, и вокруг него карлики, а умирать он пошлёт настоящих людей, молодёжь! Цвет нации! Прекрасных парней! И это будет смертельная схватка!
	— Юрий Домбровский, «Факультет ненужных вещей», часть первая, 1978

На следующий день я спросил соседа, кто такие лилипуты и чувствуют ли они то же, что мы, или их чувства так же малы, как их рост? «Чувства? ― сосед задумался. ― Чувствуют они так же, разве что срут меньше». Какое-то время я был убежден, что чувствовать они должны слабее, сообразно росту. Но если сосед прав и лилипуты чувствуют так же, значит, злость двухметрового соседа в метровом карлике должна быть просто чудовищной по силе. Вскоре я прочел Гофмана, Свифта и другие книжки о карликах, в которых говорилось о нанизме ― карликовом росте человека вследствие поражения желез внутренней секреции. Нанизм ― болезнь. Разгадку своего отношения к карликам я искал не в древних, как мир, легендах об эльфах и гномах. Я много думал о мальчиках и девочках, рождавшихся карликами и вынужденных приспосабливаться к миру больших людей. Цирк был не худший способ адаптации. Но как они находили друг дружку? Жили, любили, защищались от внешнего мира, воспитывали детей?.. Мое воображение создало целую цивилизацию карликов с историей, мифологией, религией и мечтой о стране, где рост самого высокого мужчины не превышает 130 сантиметров, а женщины ― 120. Свифт лишь уменьшил обычных людей, поселив их в обычной стране, чтобы доказать (это основа основ его книги), что человек вовсе не animal rationale (разумное животное), но лишь существо rationis capax (способное размышлять). С возрастом карлики, лилипуты просто перестали меня занимать, хотя, как доказал Пер Лагерквист, карлик может стать интересным литературным образом. Как марсианин или Василий Васильевич Розанов.

— Юрий Буйда, «Щина», 2000

Карлик в поэзии

	Купались карлики. К ним великан пришёл, Который тож хотел Купаться. Да видит, для него река В том месте, где они купаются, мелка...
	— Иван Хемницер, «Великан и карлики», 1782

	Стой, путник!.. здесь гигант ужаснейший лежит; Пред ним вселенна трепетала! ― Возможно ль! великан в сей ямочке зарыт? Стыдись, вселенная! потряс тобою... карла!
	— Аким Нахимов, «Завоевателю» (эпитафия), 1814

	Нет, карлик мой! трус беспримерный! Ты, как ни жмися, как ни трусь, Своей душою маловерной Не соблазнишь Святую Русь…
	— Фёдор Тютчев, «Нет, карлик мой! трус беспримерный!», 1850

	И карлики с птицами спорят за гнезда, И нежен у девушек профиль лица… Как будто не все пересчитаны звезды, Как будто наш мир не открыт до конца!
	— Николай Гумилёв, «Вы все, паладины Зеленого Храма...», 1910

	Как нарядно и пестро на клумбах! Дождь цветов ― а садик метра в два. Карлики стоят на выкрашенных тумбах… Спит старик… Все ниже голова.
	— Саша Чёрный, «Узкий палисадник...», 1911

	Эльфы с влюбленными Божьими коровками Прячутся, целуясь, от лунных узоров. Пляшут, кивая умильными головками, Карлики седые вокруг мухоморов.
	— Владимир Набоков, «Летняя ночь», 1916

	Пьер, заметил костры? Там, наверное, люди… Неужели же мы наконец спасены?! Это карлики… сколько их, сколько собралось… Пьер, стреляй! На костре человечья нога!
	— Николай Гумилёв, «Экваториальный лес», 1921

Прошла секунда. Шелохнулись тени, И темная шкатулка заиграла Серебряную Шуберта «Форель». То карлики всем легким горным скопом, Вытягиваясь в колпачках пунцовых, Слезами обливаясь, запевали Святую песню о веселой рыбке, Летающей, ныряющей, звенящей Под молоточком на прозрачных струнах, В дубах и соснах, в мхах неторопливых И ясенях и буках черноствольных, В зеленых струях белогривых речек, По камешкам, по камешкам шуршащим, По маленьким стальным ребячьим арфам.

— Владимир Луговско́й, «Сказка о сне», 1956

См. также

• Рост
• Здоровье
• Великан
• Карлики на плечах гигантов
• Карлик Нос
• Карлик (роман)