Тмутарака́нь или Тьмутарака́нь, иногда Тьмуторока́нь или Тьмуторака́нь — один из древнейших городов Таманского полуострова, был расположен на территории нынешней станицы ТаманьКраснодарского края. Название Тмутаракань город носил, когда входил в состав Киевской Руси. Начиная с времён греческой колонизации, город последовательно назывался: Гермона́сса, Тумантархан, Самкерц, Тмутаракань, Ма́траха, Матрега и наконец, начиная с XVI века — Тама́н.
В современном русском языке и в разговорной речи слово Тьмутаракань совершенно отделилось от исторического населённого пункта и выполняет функцию пренебрежительной замены слова «глушь», провинция, «забытое богом место», за семью морями или невесть где, ассоциируясь с чем-то запредельно далёким. В этом смыслеи Тмутаракань находится в гомологическом ряду подобных ей населённых пунктов, как реальных, так и выдуманных: Крыжополь, Урюпинск, Захолустье, Камчатка, Магадан, Конотоп, Сахалин и Мухосранск.
...писатели, не зная, где его сыскать, в неприличных местах сыскивали, а именно: в истории Новогородской и Степенной книге кладут Астрахань вместо Тмутаракань, которое нимало неприлично, ибо руские так далеко по Волге не владели и не знали...[2]
— Василий Татищев, из второго тома «Истории российской», 1750
— Василий Татищев, из второго тома «Истории российской», 1750
Стрыковский на некоих местах кладет Тмутаракань, а в других списках тоже Рязань...[2]
— Василий Татищев, из второго тома «Истории российской», 1750
...один знатной дворянин сказывал мне, что в верховье реки Прони есть запустелое городище и неколико здания каменнаго видно, имени же никто не знает; то мню, что сей Тмутаракань был...[2]
— Василий Татищев, из второго тома «Истории российской», 1750
В самое первое сражение воевал я весьма отчаянно, к счастию моих сограждан, а к моему неблагополучию, осадил я город Тмутаракань.[3]
— Михаил Чулков, «Пересмешник, или Славенские сказки», 1768
Россияне, довольные множеством пленных, добычею, славою <...>, возвратились в отечество, уже не думая о своих древних завоеваниях на берегах Азовского моря, где Половцы без сомнения тогда господствовали, овладев Воспорским царством, или Тмутороканским Княжением, коего имя с сего времени исчезло в наших летописях.[4]
— Николай Карамзин, «История государства Российского» (том второй), до 1818
Тмутаракань (древняя Таматарха), находилась на острове Тамани, который образуют рукава реки Кубани при впадении ее в Азовское море. В соседстве жили косоги, племя горских черкесов.[5]
При входе в гирло Таманское открылся им город Синда, а вскоре и Таматархан (настоящее название Тмутаракани), покоренный Мстиславом, которому за удальство отец не дал наследства на Руси и сказал: «Ты удатный, даю я тебе рать в наследство, иди в Тмутаракань, отними Русское Княжество у Ясов и княжи там!»[6]
После битвы при Листвене Мстислав, первый удельный князь тмутараканский, соединил в своих руках обе части; название Тмутаракани распространилось далеко на север; отсюда-то произошло у некоторых историков смешение этого имени с Рязанью...[7]
Сначала поднялись княжеские междоусобия. Начало им было положено тем, что сын умершего Ярославова сына, Владимира, Ростислав бежал в Тмутаракань, город, находившийся на Таманском полуострове и принадлежавший тогда черниговскому князю, поместившему там своего сына Глеба. Ростислав выгнал этого Глеба, но и сам не удержался после него.[8]
— Николай Костомаров, «Русская история в жизнеописаниях её главнейших деятелей» 1875
...князь Олег, прозванный Вещим <...> утвердил значение Киева как столицы всей Русской земли ― от <...> Полоцка на северо-востоке до Тмуторокани на Чёрном море...[12]
О княжении Тмутараканском, как в историях руских обстоятельно мест или урочищ не описано, а в давныя времена не знающие пользы исторической, имена народов и земель оставя, по новопостроенным городам пределы именовали, прежние в забвение предали, что и с сим учинилось; а потом писатели, не зная, где его сыскать, в неприличных местах сыскивали, а именно: в истории Новогородской и Степенной книге кладут Астрахань вместо Тмутаракань, которое нимало неприлично, ибо руские так далеко по Волге не владели и не знали; Астрахань же старее Киева, ибо Птоломей в тех местах кладет народ астурканы. Профессор Байер в Азовской истории Темрук, лежащей противо Керчи, Тмутаракань мнит, где тогда жили половцы; иные в Крыму Торокун град вменяют. Но все с обстоятельствами не согласуют. Преученый архиепископ Прокопович мнил быть в Литве Новгородок, но равно недоводно. По всем же обстоятельствам видимо, что сей град был в княжении Рязанском: 1) Стрыковский на некоих местах кладет Тмутаракань, а в других списках тоже Рязань; 2) Святославовым сынам, Ярославу и Святославу, досталось Тмутаракань, но они писаны князи рязанские; 3) один знатной дворянин сказывал мне, что в верховье реки Прони есть запустелое городище и неколико здания каменнаго видно, имени же никто не знает; то мню, что сей Тмутаракань был; ибо оное принадлежало ко княжению Черниговскому, к нему же и Муром, как ниже точно сказано...[2]
— Василий Татищев, из второго тома «Истории российской», 1750
Ростислав, сын Владимиров, внук Ярославль, которому по смерти отцовой дано было во владение Ростов и Суздаль, а по смерти Игоря переведен дядьями во Владимир на Волынь, и, не хотя тем доволен быть, пришед, взял Тмуторокань, а Глеба, сына Святославова, выгнал. С ним же были Порей и Вишата, дети Стромилы новогородского. Тогда Святослав, уведав, пошел к Тмутороканю на Ростислава. И как Святослав пришел, тогда Ростислав вышел из города и удалился, не хотя противу стрыя своего оружия поднять. Святослав же, пришед ко Тмутороканю, посадил паки сына своего Глеба и возвратися, но Ростислав, паки пришед, выгнал Глеба. Глеб же ушел ко отцу своему в Чернигов. В сие же время бысть знамение на западе, звезда превелика луч имущи, аки кровав, восходящи с вечера по заходе солнечном и пребысть чрез седмь дней.[2]
— Василий Татищев, из второго тома «Истории российской», 1750
Владимир Ярославич оставил сына, Ростислава, который, не имея никакого удела, жил праздно в Новегороде. Будучи отважен и славолюбив, он подговорил с собою некоторых молодых людей; вместе с Вышатою, сыном новогородского Изяславова посадника Остромира, ушел в Тмуторокань и выгнал юного князя, Глеба Святославича, который управлял сею Азовскою областию. Святослав спешил туда с войском: племянник его, уважая дядю, отдал ему город без сопротивления; но когда черниговский князь удалился, Ростислав снова овладел Тмутороканем. Скоро народы горские, касоги и другие, должны были признать себя данниками юного Героя, так, что его славолюбие и счастие устрашили греков, которые господствовали в Тавриде: они подослали к сему князю своего знатного чиновника, катапана, или префекта, умевшего вкрасться к нему в доверенность; и в то время, как Ростислав, угощая мнимого друга, пил с ним вино, катапан, имея под ногтем скрытый яд, впустил его в чашу, отравил князя, уехал в Херсон и торжественно объявил жителям, что завоеватель тмутороканский умрет в седьмой день. Предсказание исполнилось; но херсонцы, гнушаясь таким коварством, убили сего злодея камнями.[4]
— Николай Карамзин, «История государства Российского» (том второй), до 1818
Роман Святославич, князь тмутороканский, желая отмстить за Олега и Бориса, немедленно начал войну междоусобную, которая стоила ему жизни. Половцы, его наёмники, заключили мир со Всеволодом у Переяславля и на возвратном пути умертвили Романа; а брата его, Олега, неволею отправили в Константинополь. Пользуясь несчастием Святославичей, великий князь прислал в Тмуторокань наместника своего, Ратибора. Но сия область Воспорская, убежище князей обделенных, скоро была завоевана Давидом Игоревичем и Володарем Ростиславичем, внуком и правнуком Великого Ярослава, которые также недолго в ней господствовали. Изгнанник Олег, жив два года на острове Родосе, славном в истории своими древними мудрыми законами, науками, великолепием зданий и колоссом огромным, возвратился в Тмуторокань и, вероятно, с помощию греков овладел им; казнил многих виновных козаров, его личных неприятелей, давших совет половцам умертвить Романа; а Володаря и Давида отпустил в Россию.[4]
— Николай Карамзин, «История государства Российского» (том второй), до 1818
24 марта Князья разбили варваров и праздновали Благовещение вместе с победою; но чрез два дня свирепые враги окружили их со всех сторон на берегах Сала. Битва, самая отчаянная и кровопролитная, доказала превосходство Россиян в искусстве воинском. Мономах сражался как истинный Герой и быстрым движением своих полков сломил неприятеля. Летописец говорит, что Ангел свыше карал Половцев и что головы их, невидимою рукою ссекаемые, летели на землю: Бог всегда невидимо помогает храбрым. — Россияне, довольные множеством пленных, добычею, славою (которая, по уверению современников, разнеслася от Греции, Польши, Богемии, Венгрии до самого Рима), возвратились в отечество, уже не думая о своих древних завоеваниях на берегах Азовского моря, где Половцы без сомнения тогда господствовали, овладев Воспорским царством, или Тмутороканским Княжением, коего имя с сего времени исчезло в наших летописях.[4]
— Николай Карамзин, «История государства Российского» (том второй), до 1818
Мстислав, сын Владимира Великого, был удельный князь Тмутараканский. Столица сего княжества, Тмутаракань (древняя Таматарха), находилась на острове Тамани, который образуют рукава реки Кубани при впадении ее в Азовское море. В соседстве жили косоги, племя горских черкесов. В 1022 году Мстислав объявил им войну. Князь Косожский, Редедя, крепкотелый великан, по обычаю богатырских времен предложил ему решить распрю единоборством. Мстислав согласился. Произошел бой: Тмутараканский князь поверг врага и умертвил его. Косоги признали себя данниками Мстислава.[5]
Замечательно при этом, что он никого не назначил в страну вятичей и радимичей. Такое обстоятельство объясняется отсутствием городов в то время на северо-востоке от Десны до самых низовьев Оки. Северная половина этого пространства, т. е. собственно Рязанская земля, была причислена к Муромскому княжеству; а южная, степная полоса связана была с Тмутараканским княжеством. После битвы при Листвене Мстислав, первый удельный князь тмутараканский, соединил в своих руках обе части; название Тмутаракани распространилось далеко на север; отсюда-то произошло у некоторых историков смешение этого имени с Рязанью, которая в то время еще не выступала на историческом поприще. Знаменитый Олег Гориславич, будучи князем тмутараканским и рязанским, еще более способствовал такому заблуждению. Но в настоящее время после доказательств гр. А. И. Мусина-Пушкина нет более сомнений в том, что Тмутаракань и греческая Таматарха, или древняя Фанагория, одно и то же.[7]
Город Тмутаракань лежал на берегу Керченского пролива, на острове Тамани. Восточными соседями Тмутараканского княжества были касоги (черкесы). Летопись рассказывает, что Мстислав однажды сошелся на битву с касожским князем и богатырем Редедею.
Княжение его ознаменовалось смутами и бедствиями, особенно сильны были междоусобия за Чернигов и за Волынь. Изяслав I и Всеволод лишили своих племянников Святославичей Черниговской волости, т. е. лучшей части их наследственного удела, предоставив им отдаленную Тмутаракань и бедные муромо-рязанские земли. <...>
«Слово о полку Игореве» характеризует его следующими словами: «Всеслав днем правил суд народу, назначал князьями города, а ночью рыскал волком; из Киева до петухов перескакивал в Тмутаракань; волком перебегал путь великому Хоросу (солнцу). Ему в Полоцке рано звонили заутреню у святой Софии в колокола, а он слышал звон в Киеве».[1]
Сначала поднялись княжеские междоусобия. Начало им было положено тем, что сын умершего Ярославова сына, Владимира, Ростислав бежал в Тмутаракань, город, находившийся на Таманском полуострове и принадлежавший тогда черниговскому князю, поместившему там своего сына Глеба. Ростислав выгнал этого Глеба, но и сам не удержался после него. Это событие, само по себе одно из множества подобных в последующие времена, кажется замечательным именно потому, что оно было тогда первым в этом роде.
Но Олегу досадно было, что земля, где княжил его отец и где протекло его детство, находится не у него во власти. В 1073 году он убежал из Чернигова в Тмутаракань, где после Ростислава жил уже подобный ему князь, беглец Борис, сын умершего Вячеслава Ярославича. Не должно думать, чтобы такого рода князья действительно имели какие-нибудь права на то, чего добивались. Тогда еще не было установлено и не вошло в обычай, чтобы все лица княжеского рода непременно имели удел, как равным образом не утвердилось правило, чтобы во всякой земле были князьями лица, принадлежавшие к одной княжеской ветви в силу своего происхождения.
Такой князь легче всего мог найти себе помощь у воинственных иноплеменников. И вот бежавшие в Тмутаракань Олег и Борис обратились к половцам. Не они первые вмешали этих врагов Руси в ее внутренние междоусобия. Сколько нам известно, первый, показавший им дорогу к такому вмешательству, был Владимир Мономах, так как по собственному его известию, помещенному в его поучении, он еще прежде них, при жизни своего дяди Святослава Ярославича, водил половцев на полоцкую землю.[8]
— Николай Костомаров, «Русская история в жизнеописаниях её главнейших деятелей» 1875
Когда князь Олег, прозванный Вещим, сел в Киеве на княжение, он сказал, как пишет летописец: «Се буди мати градом русьским». Этим он утвердил значение Киева как столицы всей Русской земли ― от Ладоги и Новгорода на севере и Полоцка на северо-востоке до Тмуторокани на Чёрном море, от Карпат на западе до Волги на востоке. <...>
Уже в XI в. в киевские летописные своды входили записи о событиях в Тмуторокани на Чёрном море, несомненно сделанные именно там ― с точным указанием дат событий.[12]
Государь, не видя способа воздержать меня, дал мне соизволение, и я немедленно отправился туда. В самое первое сражение воевал я весьма отчаянно, к счастию моих сограждан, а к моему неблагополучию, осадил я город Тмутаракань. Военачальник тот, который был прежде меня в воинстве, почувствовал за сие ко мне великую злобу. Он был согласен с тмутараканским государем и хотел изменить своему отечеству; отписал он в Тмутаракань письмо, чтоб тот государь отписал ко мне так, как к изменнику, и, это письмо получив, военачальник положил ко мне осторожно в карман. Я же, не зная совсем такого подлога, скинул то платье и надел поутру другое. Письмо это найдено воинами и отослано к государю, и после того ещё два.[3]
— Михаил Чулков, «Пересмешник, или Славенские сказки», 1768
От сего города пустились они восточным берегом озера Азака, или Меотического, который усеян был Торговыми Вежами Греков. При входе в гирло Таманское открылся им город Синда, а вскоре и Таматархан (настоящее название Тмутаракани), покоренный Мстиславом, которому за удальство отец не дал наследства на Руси и сказал: «Ты удатный, даю я тебе рать в наследство, иди в Тмутаракань, отними Русское Княжество у Ясов и княжи там!»[6]
Как тучи, с гор текли косоги;
Навстречу им Мстислав летел.
Стенал поморья брег пологий,
И в поле гул глухой гремел.
Уж звук трубы на поле брани
Сзывал храбрейших из полков;
Уж храбрый князь Тмутаракани
Кипел ударить на врагов.[14].
Были веки темного Трояна,
Ярослава годы миновали;
Были брани храброго Олега…
Тот Олег мечом ковал крамолу,
Сеял стрелы по земле по Русской…
Затрубил он сбор в Тмуторокани:
Слышал трубы Всеволод Великий,
И с утра в Чернигове Владимир
Сам в стенах закладывал ворота…[15]
Ум твой, княже, полонило горе!
С злат-стола два сокола слетели,
Захотев испить шеломом Дону,
Поискать себе Тмуторокани.
И подсекли половцы им крылья,
А самих опутали в железа!
В третий день внезапу тьма настала!
Оба солнца красные померкли,
Два столба багряные погасли,
С ними оба тьмой поволоклися...[15]
Днем Всеслав суды судил народу
И ряды рядил между князьями,
В ночь же волком побежит, бывало,
К петухам в Тмуторакань поспеет,
Хорсу путь его перебегая![15]
Взгляни с горы ― в туманах вечность стелется,
И этот женственный пролив
Спит, как усталая рабовладелица,
Рабов и косы распустив. Здесь, под стеклом, лежит двойная плеть ее, Здесь волосами искони Сплелись в два черные тысячелетия Её просоленные дни.
Они лежат, печальные и строгие,
Тмутараканских славя див,
И две косы простерла геология
Навстречу им через пролив.[9]
Растрепали перья птицы, клык оскалил зверь, Див вопит с макушки тиса: ― Россиянам смерть! ―
Быть обиде! Россиянам
в ранах истекать.
Неспроста в Тмуторокани
плачет Истукан![10]
— Виктор Соснора, «Растрепали перья птицы...» (из поэмы «Слово о полку Игореве»), 1959
То было в те бои и рати, когда разладица росла, когда в черниговской палате скончался мудрый Ярослав,
когда Олег, призвав Бориса
в болотистый Тмуторокань,
по всей Руси с Борисом рыскал,
да так, что уши затыкал...[10]
— Виктор Соснора, «То было в те бои и рати...» (из поэмы «Слово о полку Игореве»), 1959
И тогда сказал Святослав: ― О мои сыны, Игорь и Всеволод!
В Тмуторокани сладкие сады,
лоснится масло на окороках,
но только не ко времени зудить
мечом жиреющий Тмуторокань.
Ко времени разладицу кончать,
совместно браться за топор и плеть.[10]
— Виктор Соснора, «В Киеве на горах...» (из поэмы «Слово о полку Игореве»), 1959
Так раскольникам в тмутаракани
был подсказан огонь, внушена
кровь ― чтоб знать, превращаясь в дыханье:
Солнце Правды проносит Жена.[16]
Семёнов шёл, дыша всей грудью
и зло бросая взгляд косой,
как родственник, на чемодане
приехавший за колбасой
в столицу из тмутаракани
на выходной, ― кося окрест,
он шел, глотая воздух ранний,
на вызов ― и вошёл в подъезд
с решимостью, презренью равной.[11]
Города России