Самый известный вид рода — антирринум большой (латин.Antirrhinum majus), описанный ещё Карлом Линнеем. За века культивирования львиного зева были выведены сотни садовых сортов и гибридов (включая межвидовые), отличающихся неизменной неприхотливостью, буйным разноцветием красок и самыми разными размерами стебля, от компактных и карликовых до — двухметровых гигантов.
Едва только я прибыл, как истинный джентльмен старина Дешоме сразу подвёл меня познакомиться с главным виновником торжества: великолепным садовым экземпляром Antirrhinum majus из семейства норичниковых. Буквально всё растение снизу доверху было осыпано крупными и чрезвычайно выразительными белоснежными цветами.
Я думаю, каждому из смертных отлично известно, что цветок antirrhinum в просторечии называется львиным зевом. Думаю, это можно было и не напоминать. Открывайте зев шире и слушайте.
Между тем, не говоря ни слова, Дешоме вынул из своего портфеля первую бутылку и с крайне деловитым видом принялся поливать свой прекрасный antirrhinum — о ужас! — чистейшим абсентом. Затем, почти без паузы в то же место последовал горький ликёр биттера, несколько порций разных вермутов и т.д. – Не могу сказать, что мне было очень приятно наблюдать, как всё это сказочное творение рук человеческих без малейшего следа исчезает в недрах моей родной земли.
Однако, не обращая ни малейшего внимания на моё всё более расстроенное лицо, Эдмон продолжил разбавлять чудесный абсент несколькими бутылками вина, а шампанское затем подливал целыми литрами — широкой струёй из садового ведра.[1]:247
— Альфонс Алле, Юрий Ханон, «Интереснейший природный феномен» (из книги «Дважды два — почти пять»), 1895-2009
Очень странным на первый взгляд и фантастическим представляется описание каких-то диковинных животных-растений в окрестностях Астрахани. Но легенда об этих «баранах» или «баранцах» (Boranetz) встречается не только у Маржерета; большинство иностранцев, посещавших Россию, (Герберштейн, Олеарий, Рейтенфельс, Стрейс и др.) говорят о них. Можно думать, что поводом к созданию этих фантастических животных-растений послужило паразитное растение «заразиха» (Orobanche), родственное львиному зеву и как раз распространённое в этих местах. Растение это на длинном, тянущемся от земли стебле в цветении своём напоминает курчавую шерсть. Путешественники, пользуясь материалом из десятых рук, и превратили это паразитное растение в небывалое явление природы.[2]
— Илья Бороздин, «Состояние Российской державы и Великого княжества Московского в 1606 году» (вступление), 1913
— Я очень верю в сказки, — говорила г-жа де Розэ́, улыбаясь, и, действительно, вне её благоразумия, её сердце в них верило.
— Почему невозможно, — продолжала она шутя, — чтобы карлики в длинных колпаках приходили по ночам пить росу из горькой чашечки львиного зева?..
И Сабина вспоминала, как и она когда-то любила нескончаемую повесть о семействе улиток, жившем в траве, под крышей из морских листьев.
Виноградная балка… Овраг? Яма? Нет: это отныне мой храм, кабинет и подвал запасов. Сюда прихожу я думать. Отсюда черпаю хлеб насущный. Здесь у меня цветы ― золотисто-малиновый куст львиного зева, в пчёлах. Только. Огромное окно ― море. И ― виноград зреет.[3]
О Геббельсе вы не беспокойтесь, мы знаем его. Это величайший лжец. Ему и цветок придуман (есть такая игра ― в цветы) «львиный зев», а Гитлеру ― «пальма победы», а Гиммлеру ― «незабудка», а народу ― «травка, которая вечно дрожит»… У нас в батальоне ребята со всего флота. Гитлер боится флота, помнит 1918-й.[7]
― Сэр. Я стреляю из ружья не хуже вас… Он взял ружьё, один патрон и ушёл не простившись. В этот вечер алый букет львиного зева не был поставлен в комнате Ридушки. Все понимали, куда ушёл Дик, и я заметил, что товарищи волнуются.[8]
На клумбах работали женщины. Бережно ступая по нежной, взрыхлённой граблями земле, они высаживали в неё цветочную рассаду. Пирамидкой стояли ящики от рассады. «Львиный зев, ― определяла Юлька. ― Анютины глазки». Вся середина площади будет в цветах.[9]
— Вера Панова, «Времена года. Из летописей города Энска», 1953
Мария Ильинична перечитала ещё раз дорогие строки и задумчиво смотрит на столик в камере — грубо сколоченные три доски, почерневшие от времени. И в её воображении на столе возникает большой жёлтый обливной кувшин, любимый кувшин мамы, и в нём цветы. Как красиво подобран букет... Так умеет только мама. Вот клейкая полевая гвоздика, которую в поле и не заметишь, сиреневые левкои, жёлтый львиный зев, и чудится: в раструбе цветка копошится пчела, вытягивая хоботком сладкий нектар, кукушкины слёзки дрожат на тоненьких волосках, даже красные метёлки щавеля украшают букет. И как много в нём васильков — любимых цветов Марии Ильиничны. И вот уже не букет перед нею, а освещённый солнцем луг с травой по колено, и в траве цветы, цветы, а над лугом опрокинут океан воздуха, и какой это воздух! Вкус и аромат особенно умеют ценить люди, посидевшие в тюрьме. Так пахнет свобода, так благоухает сама жизнь. <...>
― Назовите членов преступной социал-демократической организации, в которой вы состоите, ― начинает допрос следователь.
― Не знаю, ― коротко отвечает Мария Ильинична. ― Не знаю, ― повторяет она, и в глазах играют отсветы солнца. Следователя от неё заслоняет мамин букет ― васильки, львиный зев, гвоздика. Полицейского и революционерку разделяет огромное поле, освещённое солнцем, и трава по колено, и океан воздуха. Ничего этого не видит следователь.[10]
В свою очередь растения стараются привлечь насекомых и создать для них все «удобства»: в цветках образуется нектар, пыльники и рыльца расположены так, чтобы насекомое легко испачкалось пыльцой и легко отдало её на рыльца пестика. Часто растение создает удобную «посадочную площадку», хорошо заметную издалека. Крупному цветку легче всего принять какое-нибудь насекомое. Присмотритесь к львиньему зеву (Antirrhinum majus). Тычинки и пестики запрятаны в глубине «зева», закрыты лепестками. Нижние лепестки создают посадочную площадку и заодно своеобразные весы. Если насекомое очень маленькое, то оно не достанет до расположенных высоко тычинок и рылец. Такому насекомому нечего делать внутри цветка, его незачем поить нектаром. Нижние лепестки «взвешивают» насекомое, и если оно недостаточного веса, то «зев» не открывается. Но вот прилетела «подходящая кандидатура» (какое-нибудь крупное тяжёлое насекомое). Оно достаточно большого диаметра, чтобы достать до высоко подвешенных внутри венчика пыльников и рылец. Под тяжестью насекомого «посадочная площадка» отгибается вниз, и насекомое получает доступ к нектару (по ходу дела происходит перекрестное опыление). «Посадочные площадки», сделанные из лепестков ― не редкость.[11]
— Владимир Чуб, «Что изучает наука ботаника?», 1998
Эту часть стены плотно облепил плющ или какое-то другое вьющееся растение; среди плотных зелёных листьев негусто светились красные и голубые цветы. Зелёная стена с конём была похожа на луг, поставленный набок, на всеобщее обозрение. Иуде стало досадно, что он не знает названия стенного вьюнка. Вглядываясь в крупные красивые цветы, среди которых свисал мёртвый конь, Иуда Гросман вспомнил Бунина, корившего русских писателей за то, что они не в состоянии отличить львиный зев от полевого василька. Он-то, мол, Бунин, в состоянии, да ещё как, а все остальные не знают ни бельмеса.[12]
— Давид Маркиш, «Стать Лютовым. Вольные фантазии из жизни писателя Исаака Бабеля», 2001
Закрой свой львиный зев, прожорливое Время, — [комм. 2]
И пусть сама земля пожрёт своих детей!
Лиши тигрицу гор стальных её когтей
И Феникса сожги в крови его, как бремя!
— Николай Клюев, «Я человек, рожденный не в боях...», 1933
Как спесиво напыщены эти львиные зевы!
Как прохладна розово-белая пена картофеля!
Эй вы, там, под землей, добродушные, толстые клубни!
Я проникаюсь к вам какой-то новой любовью![15]
↑Ввиду некоторой сомнительности положения рода в систематике, прежде антирринум попеременно относили то к семейству нори́чниковых (что будет видно ниже, например, в цитате из рассказа Альфонса Алле «Интереснейший природный феномен»), то к семейству верони́ковых.
↑«Закрой свой львиный зев, прожорливое Время» — в данном случае переводчик (Николай Гербель) употребил устойчивое словосочетание «львиный зев», вовсе не имея в виду цветка (хотя именно это устаревшее выражение высокого штиля и стало названием растения). В других вариантах перевода 19 сонета Шекспира сочетание слов «львиный зев» отсутствует.
↑«И львиный зев Дантона» — навряд ли в своём взбудораженном стихотворении, написанном 21 ноября 1917 года Максимилиан Волошин имел в виду нежный цветок, «львиный зев» Дантона. И тем не менее, игра слов и смыслов налицо.