«Двухсотлетний человек» и другие истории

«Двухсотлетний человек» и другие истории (англ. The Bicentennial Man and Other Stories) — авторский сборник малой прозы Айзека Азимова. Впервые опубликован в 1976 году.

Цитаты

	[Он] явно всячески подчёркивал свою молодость — рубашка с жабо расстёгнута, волосы на груди выкрашены в не очень броский, но несомненно лиловый цвет. — перевод: И. Г. Гурова, 1994
	[He] was clearly emphasizing his youth. His ruffied shirt was open and the hairs on his chest had been dyed a subdued but definite violet.
	— «Заминка на праздновании Трёхсотлетия» (The Tercentenary Incident), 1976

	— Чем запись мозговых волн <…> детальнее, тем лучше. Раньше нам удавалось записать лишь невнятные сигналы десяти миллиардов клеток головного мозга, и эти сигналы сливались в общий фон, заглушавший все оттенки, кроме самых выраженных тонов. — Как будто десять миллионов пианистов играли каждый свою мелодию где-то за сотню миль? — Вот именно. — И вы улавливали только шум? — Не совсем. Кое-какую информацию мы получали — об эпилепсии, например. Но с лазерной техникой мы начали различать тончайшие оттенки; мы слышим отдельные мелодии, которые играют те самые пианисты; мы можем даже определить, какой из роялей расстроен. — перевод: И. Васильева, 1997 («Когда святые маршируют») — с незначительными уточнениями; см. тж. «Думай!», 1977
	"Recording brain waves <…> do need all the detail we can get. Till now, all we've ever had out of brain waves are the tiny, overlapping effects of ten billion brain cells, a kind of rough average that wipes out everything but the most general effects." "You mean like listening to ten billion pianos all playing different tunes a hundred miles away?" "Exactly." "All you get is noise?" "Not quite. We do get some information-about epilepsy, for instance. With laser recording, however, we begin to get the fine detail; we begin to hear the individual tunes those separate pianos are playing; we begin to hear which particular pianos may be out of tune."
	— «Ступают» (Marching In), 1976

	Случилось так, что, когда Уэйл переместился во времени назад, извилины у него в мозгах размотались. К счастью, не совсем — иначе, если учесть, что за год до полуторавекового юбилея Америки Уэйл ещё не был зачат, мозг с менее чем нулевым развитием явился бы для него досадной помехой. — перевод: И. Васильева, 1997
	So what happened was that as Weill moved backward through time, his mind unreeled. Not all the way, fortunately, since Weill had not yet been conceived in the year before America's Sesquicentennial, and a brain with less than no development would have been a distinct handicap.
	— «Озарение» (Birth of a Notion), 1976

	… он экспериментировал в сомнительном симбиозе с <…> университетом…
	… he experimented in dubious symbiosis with <…> University…
	— там же

Предисловие

Вполне могу себе представить, что многим людям, пытавшимся проследить за мной от книги к книге и от жанра к жанру, кажется, будто я пишу гораздо дольше. Когда поток слов льется из года в год, не подавая признаков иссякания, это естественно приводит к самым забавным недоразумениям. Всего пару недель назад, например, когда я был на собрании библиотекарей и подписывал книги, мне довелось услышать любезные реплики типа: — Не могу поверить, что вы ещё живы! — Но как вам удается настолько молодо выглядеть? — Вы действительно один человек? Больше того: в рецензии на одну из моих книг в декабрьском номере «Сайентифик Америкэн» за 1975 год обо мне написали так: «Бывший бостонский биохимик, ныне ярлык и главный стержень нью-йоркской группы соавторов». Бог ты мой! Группы соавторов? Всего лишь стержень и ярлык? Это не так. Прошу прощения, если мое обильное творчество мешает вам в это поверить, но я жив, я молод и я действительно один человек. Практически всю свою работу я делаю сам. У меня нет никаких помощников: ни агента, ни менеджера, ни научных ассистентов, ни секретаря, ни стенографистки. Печатаю я сам, вычитываю тоже, сам составляю указатели, провожу исследования, сам пишу письма и отвечаю на телефонные звонки. Мне так нравится. Поскольку мне не приходится отвлекаться на общение с людьми, я могу как следует сосредоточиться на работе и сделать гораздо больше. — перевод: И. Васильева, 1997

It seems longer than that, I imagine, to most people who have tried to follow me from book to book and from field to field. As the flood of words continues year after year with no visible signs of letting up, the most peculiar misapprehensions naturally arise. Just a few weeks ago, for instance, I was at a librarian's convention signing books, and some of the kindly remarks I received were: "I can't believe you're still alive!" "But how can you possibly look so young?" "Are you really only one person?" It goes even beyond that. In a review of one of my books in the December 1975 Scientific American, I was described as: "Once a Boston biochemist, now label and linchpin of a New York corporate authorship—" Dear me! Corporate authorship? Merely the linchpin and label? It's not so. I'm sorry, if my copious output makes it seem impossible, but I'm alive, I'm young, and I'm only one person. In fact, I'm an absolutely one-man operation. I have no assistants of any kind. I have no agent, no business manager, no research aides, no secretary, no stenographer. I do all my own typing, all my own proofreading, all my own indexing, all my own research, all my own letter writing, all my own telephone answering. I like it that way. Since I don't have to deal with other people, I can concentrate more properly on my work, and get more done.

См. также

• «Жизнь и времена Мультивака» в статье «Мультивак»