Памяти Альфреда Бестера (Азимов, Бенфорд)

«Памяти Альфреда Бестера» (англ. In Memoriam: Alfred Bester (1913-1987) — эссе Айзека Азимова 1987 года, в 2000-м переизданное со вступлением Грегора Бенфорда.

Азимов

Он не удостоился некролога в «Нью-Йорк Таймс». Я знаю это совершенно точно, потому что достиг как раз того возраста, в котором положено добросовестно читать страницу некрологов. Я сам по себе квазизнаменитость, и поэтому накопил за годы некоторое количество друзей, которые достойны некролога и тоже уже достигли того возраста, когда для них такие печальные подведения итогов становятся всё более вероятными. Я читал эти страницы, морщась от страха, но не смея упустить ни малейшей заметки. <…> Он был упомянут только в «рекламном разделе» внизу страницы, в котором заметки оплачиваются заказчиками.

He did not receive an obituary in The New York Times. I know that because I have reached the age where I read the obituary page carefully. I am a quasi-celebrity myself and therefore have accumulated, with the years, a number of friends who are worthy of obituaries and who have also reached the age where such sad bottom lines become increasingly likely. I read the pages, wincing with apprehension, but I dare not miss the smallest notice. <…> He was mentioned only in the "ad department" at the bottom of the page for which people pay.

	«Человек без лица», <…> по-моему, лучший роман о телепатическом обществе из когда-либо написанных. Только ему я смог основательно поверить. Мне кажется, что если бы существовало телепатическое общество, оно было бы таким, как описал Альфи.
	The Demolished Man, <…> I imagine, the best novel about a telepathic society ever written. It is the only one I could thoroughly believe. It seemed to me that if a telepathic society existed it would have to be as Alfie described it.

Честно говоря, я был в ярости. Любой третьестепенный писатель из нефантастов удостоился бы отдельной публикации. Любой музыкант, играй он хоть классику, хоть поп, хоть джаз, был бы отмечен. Вице-президента обанкротившейся в хлам компании средней руки проводили бы полным церемониалом. Так какие же гнусности должен был совершить один из самых выдающихся фантастов, чтобы заслужить такое пренебрежение? — комментарий Сергея Бережного, имитация мнения Бестера («Бомба, которая взорвалась дважды. Альфред Бестер и жизнь без некролога», 2013): «Айзек, я тебя умоляю. Можно подумать, ты не знаешь, как это работает. Ты же говорил мне, что читал «Убийц Магомета». Небось, соврал?»

Frankly, I was furious. Any two-bit writer who did not write science fiction would have been memorialized. Any musician, serious, popular, or jazz, would have made it. Any vice-president of any obscure business firm would have been favored with a headline. Upon what meat does a great science fiction writer feed that he is grown so ignorable?

	... он стал первым Грандмастером, который оставил наши ряды и отправился готовить Великий Бесконечный Конвент на небесах.
	... he will have been the first Grand Master to break ranks and pass on to the Grand Perpetual Convention in the Sky.

Бенфорд

Перевод К. Сташевски.

	«Убийственный Фаренгейт» кажется бодреньким риффом из далёкого будущего на фолкнеровский «Засушливый сентябрь», но это не так. Это и межпланетный психологический триллер о путанице идентичностей, и отношения «хозяин-раб», и многое другое. Чем бы ни был этот рассказ, его элементы сплетаются как в калейдоскопе…
	"Fondly Fahrenheit" seems a pizzazzingly paced, far-future riff on Faulkner's "Dry September"—but it isn't. It's that, and an interplanetary psychological thriller about confused identities, the master-slave relationship, and lots more besides. Whatever the story is, its elements mesh in kaleidoscopic ways…

Моя первая встреча с Бестером пришлась на чтение романа «Моя цель — звёзды» <…>. Эта книга в каком-то смысле опередила своё время, послужив если не источником вдохновения, то явным прототипом психоделической сцены прохождения сквозь звёздные врата в фильме Кубрика и Кларка «Космическая одиссея 2001 года». С той поры не оставляет меня мечта научиться джантировать, и каждый раз, как меня посещала мысль о Бестере, я невольно поражался его интеллектуальной смелости, молниеносной яркости воображения, а главное — прирождённому чувству персонажей, которое только и способно алхимически сплавить первые два дара в творение могучего ума несомненного гения.

My first encounter with Bester's work came with a reading of The Stan My Destination, <…> a kind of prose forerunner—if not the actual inspiration—of the psychedelic "through-the-stargate" sequence in the Kubrick/Clarke film 2001: A Space Odyssey. I have wanted to jaunte ever since, and I can never think of Bester without thinking of imaginative flash, intellectual nimbleness, and an inborn feel for character that always alchemized these first two gifts from mere gimmicks into powerful reflections of distinctive genius.

	Писателям всегда охота думать, что самая свежая их книга — почти совершенство. Вполне вероятно и доказуемо, что при этом суждении о собственных работах они зачастую впадают в печальный самообман. Видимо, Бестер был неустанным собирателем впечатлений, который, как сорока-воровка, всё тащил в гнездо своего разума.
	Writers always want to think their latest novel is their most nearly perfect, and, both proverbially and provably, they are often self-deluding judges of their own output. So it apparently was with Bester, that outgoing gadfly with the omnivorous "magpie mind."

Без сомнений, он был первопроходцем, с наиболее живым, энергичным и будоражащим воображение стилем среди всей девятки лауреатов премии Грандмастера SFWA. Его инновации неизбежно найдут отклик в работах новых писателей. Как ни забавно, многие из них наверняка понятия не будут иметь, от кого этих идей через третьи руки нахватались.

Unquestionably, he was the most energetic, vivid, and imitation-inspiring stylistic and structural pathfinder among the nine fine writers upon whom SFWA has so far bestowed its Grand Master Award. His innovations will necessarily continue to crop up in the work of new writers. Ironically, however, some of these new writers may have only the dimmest notion from whom—at several diluted removes—they are cribbing.