Разрешимое противоречие
«Разрешимое противоречие» (англ. The Evitable Conflict) — фантастический рассказ Айзека Азимова рассказ 1950 года из цикла «Рассказы о роботах». Вошёл в первый в авторский сборник «Я, робот». В рассказе впервые появилась идея Мультивака.
Цитаты
[править]— Каждая эпоха в развитии человечества <…> характеризовалась собственным определённым видом конфликтов — набором проблем, которые, как казалось, могли быть разрешены только путем применения силы. И всякий раз, увы, оказывалось, что применение силы вовсе не приносит решения проблемы. Наоборот, противоречие вызывало ещё многочисленные конфликты, а потом разрешалось само собой — как говорится, тихой сапой, — по мере того, как изменялись экономические и социальные условия. Потом назревали новые проблемы, и начиналась новая полоса войн — казалось бы, этот цикл бесконечен. <…> Казалось, человечество не выживет, будет катиться всё ниже и ниже под уклон неизбежности. И тогда были созданы позитронные роботы. Они появились как раз вовремя, и примерно тогда же были начаты межпланетные перелёты… И сразу стало совершенно безразлично, кто умнее — Адам Смит или Карл Маркс. | |
“Every period of human development <…> has had its own particular type of human conflict — its own variety of problem that, apparently, could be settled only by force. And each time, frustratingly enough, force never really settled the problem. Instead, it persisted through a series of conflicts, then vanished of itself, — what’s the expression, — ah, yes ‘not with a bang, but a whimper,’ as the economic and social environment changed. And then, new problems, and a new series of wars, — apparently endlessly cyclic. |
— ... Машины представляют собой колоссальную экстраполяцию. То есть: бригада математиков несколько лет упорно трудится над созданием позитронного мозга, способного производить определённые расчёты. С помощью результатов этих расчётов они потом создают ещё более сложный мозг, который предназначен для произведения ещё более сложных расчётов и создания ещё более сложного мозга, и так далее. | |
“... the Machines are a gigantic extrapolation. Thus, a team of mathematicians work several years calculating a positronic brain equipped to do certain similar acts of calculation. Using this brain they make further calculations to create a still more complicated brain, which they use again to make one still more complicated and so on.” |
— Машина — это всего лишь инструмент, способный ускорить прогресс человечества за счёт того, что она берёт на себя сложнейшие расчёты и их интерпретацию. А задачи, решаемые человеческим мозгом, остаются все теми же: искать новые данные, которые потом можно подвергнуть машинному анализу, и создавать новые теории на их основе. Очень прискорбно, что это не понимают скандалисты из «Общества защиты прав человека». | |
“The Machine is only a tool after all, which can help humanity progress faster by taking some of the burdens of calculations and interpretations off its back. The task of the human brain remains what it has always been, that of discovering new data to be analyzed, and of devising new concepts to be tested. A pity the Society for Humanity won’t understand that.” |
— Машина призвана заботиться не об отдельном человеке, а обо всём человечестве. Следовательно, для них Первый Закон должен звучать так: «Ни одна Машина не может причинить вред человечеству или своим бездействием допустить, чтобы человечеству был причинён вред». — в его романе «Роботы и Империя» (1985) это впервые названо Нулевым Законом роботехники, который, однако, как показано, например, в произведениях Станислава Лема, применим лишь на коротком промежутке времени; а сама идея подобного сверхкомпьютера как верховного регулятора общества абсурдна (см. «Summa Technologiae», гл. IV: Опасности электрократии) | |
"The Machines work not for any single human being, but for all humanity, so that the First Law becomes: 'No Machine may harm humanity; or, through inaction, allow humanity to come to harm.' " |
Перевод
[править]Н. Сосновская, 1994
О рассказе
[править]Цифровые машины, оптимизирующие решения и занятые динамичным социотехническим управлением, обязаны действовать скорее так, как Азимов показал в [этой] новелле <…>. Признаем лояльно, антиверистическая история о Мультиваке, который хотел бы совершить самоубийство, гораздо интереснее, нежели новелла о лишенных личности корреляторах; но только до момента финала, потому что первое произведение раскрывает иллюзорность загадки, а второе — именно сущность. Что, впрочем, склоняет к мысли, что не каждый замысел, футурологически и эмпирически ценный, может тем самым быть «фотогеничным» повествовательно. Порой эти возможности оказываются принципиально несводимыми, то есть несовыполнимыми. | |
Maszyny cyfrowe, optymalizujące decyzje i zajęte dynamicznym sterowaniem, działać winny tak raczej, jak to Asimov pokazuje w [tej] noweli <…>. Przyznajmy lojalnie, że antywerystyczna historia o Multivacu, co samobójstwo chciał popełnić, jest bardziej interesująca od nowelki o pozbawionych osobowości korelatorach; ale tylko — do momentu rozwiązania, bo pierwszy utwór wyjawia pozorność zagadki, a drugi — sensowność właśnie. Co zresztą skłania do refleksji, że nie każdy pomysł, który może być cenny futurologicznie i empirycznie, musi tym samym być „fotogeniczny” narracyjnie. Nieraz panuje między tymi ewentualnościami nieprzywiedlność, tj. niewspółwykonalność. | |
— Станислав Лем, «Фантастика и футурология», книга 2, «II. Роботы и люди», 1970 |