Дуновение смерти

«Дуновение смерти» (англ. A Whiff of Death) — детективный роман Айзека Азимова 1958 года. Впервые опубликован под названием «Дельцы смерти» (The Death Dealers).

Цитаты

В химических лабораториях расположилась смерть, но миллионы людей работают рядом с нею совершенно спокойно. О ней забывают. Однако Льюис Брейд, помощник профессора химии, никогда уже не сможет забыть о её присутствии. Он тяжело опустился на стул в ещё не прибранной учебной лаборатории, ясно сознавая, что смерть рядом. Это ощущение стало ещё настойчивей теперь, когда полицейские ушли и коридоры снова опустели, теперь, когда из лаборатории вынесли свидетельство человеческой бренности — тело Ральфа Нейфилда. Но смерть осталась здесь. Её не тронули. <…> Вон она устроилась там, на полках, где теснятся коричневые банки с реактивами. Каждый из сосудов со смертью снабжен разборчивой надписью, в каждом, где больше, где меньше, свой особый сорт мелких, чистых кристаллов. Почти все они с виду похожи на обычную соль. Разумеется, убить может и соль, стоит только взять её в достаточном количестве. Но хранящиеся в банках кристаллы справятся с делом куда проворнее. При соответствующей дозировке — в минуту или того скорей. Быстро или медленно, причинив боль или безболезненно, все они избавят от земных страданий и возвращения к жизни не допустят. Брейд вздохнул. Люди привычные и обращаются с ними небрежно, точно с солью. Их бросают в колбы, растворяют в воде и тут же просыпают или расплескивают на лабораторные столы, а затем небрежно смахивают или вытирают бумажной салфеткой. Крупицы и крошки, несущие смерть, сметают в сторону, чтобы освободить место, скажем, для сэндвича. А в стакан, где только что находилась Великая Уравнительница, могут тут же налить апельсиновый сок. — 1; начало романа

(Брейд машинально преодолевал уличный водоворот с легкостью человека, который верит, что его машина сама помнит дорогу домой и торопится, чуя гараж издалека.) Университет был участком жизни, наподобие омута, который составляет только часть реки. Миновав отдалённые ручейки и речушки детства, студенты попадали из них в главное русло потока и плыли мимо, пока течение не уносило их всё дальше и дальше, через страны, неизвестные Брейду. А он оставался позади, всё в том же академическом омуте. — 2

Над ушами у него торчали пучки седых волос, а между ними простиралась розовая пустыня. — 2

… нос и подбородок словно две одинаковые луковицы (как будто созидающий ангел, не желая терять времени, отлил их из одной формы)… — 3

Брейд давно уже решил, что у детей есть невидимые антенны, воспринимающие непонятные настроения взрослых, от которых зависит их детская жизнь. — 4

— Учёная степень стала просто утешительным призом за пару лет отсидки в лаборатории, а профессора проводят время у себя в кабинетах, сочиняя прошения о субсидиях. В моё время степень завоёвывали трудом. И денег за это аспирант не получал. Ничто так не оскверняет научную деятельность, как превращение её в средство заработка. Мои ученики изводились в лабораториях до полусмерти ради получения степени, рвались к ней, но получали её не все. Зато удостоенные степени знали: они получили то, что за деньги не купишь и никакими махинациями не раздобудешь, — за степень надо расплачиваться кровью. И работы их стоили этих жертв. — 6

— Научного руководителя легко возненавидеть. У вас есть учёное звание — у аспиранта нет. Вы выбираете тему — он её разрабатывает. Он провёл опыты — вы пожимаете плечами и предлагаете новые. У него есть свои концепции — вы их разбиваете. Научный руководитель, если он чего-нибудь стоит, — сущее проклятье для своих учеников. И аспирант, особенно если у него живой ум, ненавидит своего профессора и только со временем начинает понимать, сколько добра сделал ему этот мучитель. — 6

… выходило, что ненависть ученика к учителю — это некий неотъемлемый элемент посвящения в рыцари, знак признания превосходства учителя,.. — 6

Хватит с нас этих фальшивых правил — хвали-его-когда-умрет ни-на-секунду-раньше. — 6

Симпсон был серьёзным молодым человеком и все-таки не производил особого впечатления (Брейд вздохнул: впечатляющие молодые люди охотились за стипендиями). — 7

Брейд беспокойно задвигался. Если смерть Ральфа к чему-то и привела, то только к тому, что всколыхнула всю грязь со дна их тихого университетского ручейка, и теперь он мало отличался от других бурных притоков мрачной реки жизни. — 8

Если бы страсть вызывали только голливудские идеалы красоты, человечество вымерло бы очень скоро. — 8

Но как поведёт себя такая девушка, если её бросят ради другой, тоже некрасивой? Ведь известно, что все фурии ада страдали комплексом неполноценности! — 8

Дурные вести? А чего ещё сейчас ждать! Наверное, те самые новости, которые ему уже принёс Кэп Энсон, но только подтвержденные, отполированные до блеска и тщательно упакованные, готовые к доставке! — 11

Её серо-коричневым волосам, казалось, не хватило решимости поседеть как следует;.. — 11

Да, голосом Фостера Бог не обидел. Не увеличивая количество децибеллов, он умудрялся перекричать своих собеседников. Было что-то в его голосе, в высоте его тембра, что придавало ему особую звучность. — 11

Брейд поёжился. Что же, в конце концов университет только маленький уголок остального мира. Плющ ещё не отделяет его от джунглей, он служит лишь символической границей между одними джунглями и другими. И университетские джунгли, пожалуй, похуже прочих. Ведь учёные ищут здесь прибежища от жизненных зол, не имея сил сражаться с ними, зло настигает их и тут. — 11

Что можно сохранить на память о романе с аспирантом-химиком? Его старую пробирку с забытым в ней засохшим раствором? Несколько взвешенных им кристалликов, которые можно спрятать между страницами книги? Или хранить в коробке мензурку и вздыхать над ней? — 13

… окна университетских лабораторий далеко не всегда можно назвать прозрачными… — 13

В конце концов профессору можно каждый вечер напиваться до потери сознания, можно мыться раз в год, можно нести на лекциях тарабарщину, можно быть нестерпимо грубым, невыносимо скучным, внушать отвращение — если он имеет постоянную должность, все это ему простится. Только два порока ему не спустят, утвержден он в штатах или нет. Первый — нелояльность (сравнительно недавно возведенную в ранг преступлений), а второй столь же древний, как предание о П. Абеляре, — моральное разложение. — 13

… те, кто ненавидит всех вокруг. Не себя, заметьте, а всех прочих. Чтобы с ними ни случилось, они свалят вину на других. Такой выкинет какую-нибудь дурацкую глупость и уверен, что виноват в этом кто-то за тридевять земель. Он сам вас лягнёт под зад и сам же побежит жаловаться в полицию — мол, у вас в кармане брюк лежала книжка, так он ушиб палец на ноге. — 15

«Запомните, когда вы работаете под моим руководством, капитаном являюсь я. Можете иметь своё мнение до тех пор, пока я не скомандую, что вам надо думать. После этого вы думаете так, как я велел, потому что капитан здесь я, а вы — юнга.» — 16; научный руководитель — аспиранту

… студенты вели себя почти как обычно, <…> и те, кто питал врождённую склонность к максимально удаленным рядам, уже были на пути в своё убежище. — 16

Стрелки <часов> дробят весь день преподавателя на куски и пригвождают его к часам, словно распятого. — 17

«Он протягивает мне спасительную верёвку, отпускает дюйм за дюймом и ждёт, что я вот-вот сорвусь и закачаюсь с петлёй на шее». — 18

Перевод

И. Разумовская, И. Руч, 1971