Конец Вечности

«Конец Вечности» (англ. The End of Eternity) — фантастический роман Айзека Азимова 1955 года. Был экранизирован в 1987 году.

Цитаты

За пятнадцать лет он сумел собрать неплохую личную библиотеку, которая почти целиком состояла из бумажных изданий. <…> Самым ценным было полное собрание переплетённых томов Первобытного еженедельника, которое занимало невероятно много места, но он из сентиментальности никак не решался заменить его микроплёнками. Временами он позволял себе погружаться в этот странный мир, где жизнь была жизнью, а смерть — смертью, где человек принимал решения безвозвратно, где зло нельзя было предотвратить, а добру помочь, и где однажды проигранная битва при Ватерлоо оставалась проигранной раз и навсегда. Он даже отыскал образец старинной поэзии, в котором утверждалось, что палец, написавший что-либо, уже никогда не соблазнишь переписать это. — 2

For over fifteen years he had managed to collect a remarkable library of his own, almost all in print-on-paper. <…> Best of all there was a complete set of bound volumes of a Primitive news weekly that took up inordinate space but that he could not, out of sentiment, bear to reduce to micro-film. Occasionally he would lose himself in a world where life was life and death, death; where a man made his decisions irrevocably; where evil could not be prevented, nor good promoted, and the Battle of Waterloo, having been lost, was really lost for good and all. There was even a scrap of poetry he treasured which stated that a moving finger having once written could never be lured back to unwrite.

	Компьютоплекс — 1; гибридное слово — «компьютер» и «комплекс»
	Computaplex

— Разве Солнце стало Новой? — Разумеется. Иначе не было бы Вечности. Солнце, превратившись в Новую, стало нашим источником энергии. Ты себе даже не представляешь, сколько энергии требуется для создания Темпорального поля. Поле, созданное Маллансоном, имело протяженность всего две секунды от одного конца до другого и было так мало, что едва вмещало спичечную головку, но для него потребовалась вся энергия атомной электростанции за целый день. Почти сто лет ушло на то, чтобы протянуть тоненькое, как волосок, Поле достаточно далеко в будущее и начать черпать лучистую энергию Новой. Лишь после этого удалось создать Поле достаточных размеров, что в нём смог поместиться человек. — 3

"The sun does become a nova, then?" "It certainly does. Eternity couldn't exist if that weren't so. Nova Sol is our power supply. Listen, do you know how much power is required to set up a Temporal Field? Mallansohn's first Field was two seconds from extreme downwhen to extreme upwhen and big enough to hold not more than a match head and that took a nuclear power plant's complete output for one day. It took nearly a hundred years to set up a hair-thin Temporal Field far enough upwhen to be able to tap the radiant power of the nova so that a Field could be built big enough to hold a man."

— Как вам известно, — начал Финжи, — многие Столетия знают о существовании Вечности. Они полагают, что мы занимаемся межвременной торговлей и видят в этом нашу главную цель, что нам только на руку. Кроме того, ходят слухи, что мы должны предотвратить грозящую человечеству катастрофу. Разумеется, это не больше как суеверие, но поскольку оно более или менее соответствует истине, то неплохо, что оно существует. Многие поколения людей черпают в нём спокойствие и уверенность в своём будущем. <…> Существуют, однако, вещи, о которых Времянам ни в коем случае не следует знать. И в первую очередь — о том, как мы в случае необходимости изменяем Реальность. Потеря уверенности в завтрашнем дне привела бы к самым ужасным последствиям. Мы всегда стремились вычеркнуть из Реальности любую мелочь, которая могла бы заронить у Времян хотя бы смутное подозрение относительно нашей истинной деятельности. — 4

"As you know, the various Centuries are aware of the existence of Eternity. They know that we supervise intertemporal trade. They consider that to be our chief function, which is good. They have a dim knowledge that we are also here to prevent catastrophe from striking mankind. That is more a superstition than anything else, but it is more or less correct, and good, too. We supply the generations with a mass father image and a certain feeling of security. <…> There are some things, however, they must not know. Prime among them, of course, is the manner in which we alter Reality when necessary. The insecurity such knowledge would arouse would be most harmful. It is always necessary to breed out of Reality any factors that might lead to such knowledge and we have never been troubled with it."

— Вечность — не забава и не развлечение для скучающих особ <…>. Мы работаем дни и ночи. Мы осуществляем величайшую миссию. Мы изучаем до мельчайших подробностей все Времена с основания Вечности и до последних дней рода человеческого и рассчитываем неосуществленные возможности, а число их бесконечно, но среди них нам надо отыскать самые лучшие, а затем мы ищем момент Времени, когда ничтожное действие превратит эту возможность в действительность, но и лучшая действительность не предел, и мы снова ищем новые возможности, и так без конца… <…> по кругу… вечно… снова и снова… — 5

There's no fun in Eternity <…>. We work! We work to plot out all the details of everywhen from the beginning of Eternity to where Earth is empty, and we try to plot out all the infinite possibilities of all the might-have-beens and pick out a might-have-been that is better than what is and decide where in Time we can make a tiny little change to twist the is to the might-be and we have a new is and look for a new might-be, <…> forever and forever and forever and ...

Маленький ящичек лежал теперь на новом месте. Ничто не выдавало его роли в судьбах мира. Несколько часов спустя капитан космолёта протянет за ним руку и не найдет его. Полчаса уйдут на розыски, а тем временем выключится силовое поле двигателя, и капитан потеряет самообладание. В порыве гнева он решится на поступок, от которого воздержался в предшествующей Реальности. В результате важная встреча не состоится; человек, который должен был умереть, проживет годом дольше; другой же, наоборот, умрёт несколько раньше. Эти Возмущения, словно круги на воде, будут распространяться все шире и шире, пока не достигнут максимума в 2481-м столетии, через двадцать пять веков после Акта Техника. Затем интенсивность Изменения пойдет на убыль. Теоретически оно никогда не станет равным нулю, даже через миллионы лет, но уже через пятьдесят Столетий его нельзя будет обнаружить никакими Наблюдениями. С практической точки зрения этот срок можно считать верхней границей. Разумеется, Времяне даже не подозревали о случившемся. Изменения затрагивали не только материальные объекты, но и мозг человека, его память, и только Вечные взирали со стороны на происходящие перемены. Социолог Вой, не отрываясь, глядел на голубой экран, где ещё недавно была видна кипучая, суетливая жизнь космического порта. Даже не повернув к Харлану головы, он пробормотал несколько слов, которые при большом желании можно было принять за приветствие. На экране произошли разительные перемены. Исчезли блеск и величие; жалкие развалины ничем не напоминали прежних грандиозных сооружений. От космолётов остались только ржавые обломки. Людей нигде не было видно. Харлан позволил себе на мгновенье улыбнуться одними уголками губ. Да, это действительно была МОР — Максимальная ожидаемая реакция. Все совершилось сразу. Вообще говоря, Изменение не обязательно происходило немедленно вслед за Актом Воздействия. Если соответствующие расчеты проводились небрежно или слишком приближенно, приходилось ждать (по биологическому времени) часы, дни, иногда недели. Только после того как были исчерпаны все степени свободы, возникала новая Реальность; пока оставалась хотя бы ничтожная вероятность взаимоисключающих действий, Изменения не было. Собственное мастерство служило для Харлана неиссякаемым источником гордости и тщеславия: если он сам выбирал МНВ и своей рукой совершал Акт Воздействия, то степени свободы исчерпывались сразу, и Изменение наступало незамедлительно. — Как они были прекрасны! — грустно произнес Вой. Эта фраза больно кольнула Харлана; ему показалось, что она умаляет красоту и совершенство его работы. — А по мне, хоть бы их и вовсе не было! — Да? — А что в них толку? Увлечение космосом никогда не длится больше тысячи, ну, двух тысяч лет. Затем оно приедается. Люди возвращаются на Землю; колонии на других планетах чахнут и вымирают. Проходит четыре-пять тысячелетий, и все начинается сначала, чтобы вновь прийти к бесславному концу. Бесполезная, никому не нужная трата средств и сил. — А вы, оказывается, философ, — сухо сказал Вой. — 6

The small container stayed where he put it. It played no immediate role in world history. A man's hand, hours later, reached for it but did not find it. A search revealed it half an hour later still, but in the interim a force-field had blanked out and a man's temper had been lost. A decision which would have remained unmade in the previous Reality was now made in anger. A meeting did not take place; a man who would have died lived a year longer, under other circumstances; another who would have lived died somewhat sooner. The ripples spread wider, reaching their maxium in the 2481st, which was twenty-five Centuries upwhen from the Touch. The intensity of the Reality Change declined thereafter. Theorists pointed out that nowhere to the infinite upwhen could the Change ever become zero, but by fifty Centuries upwhen from the Touch the Change had become too small to detect by the finest Computing, and that was the practical limit. Of course no human being in Time could ever possibly be aware of any Reality Change having taken place. Mind changed as well as matter and only Eternals could stand outside it all and see the change. Sociologist Voy was staring at the bluish scene in the 2481st, where earlier there had been all the activity of a busy space-port. He barely looked up when Harlan entered. He barely mumbled something that might have been a greeting. A change had indeed blasted the space-port. Its shininess was gone; what buildings there stood were not the grand creations they had been. A space-ship rusted. There were no people. There was no motion. Harlan allowed himself a small smile that flickered for a moment, then vanished. It was M.D.R. all right. Maximum Desired Response. And it had happened at once. The Change did not necessarily take place at the precise moment of the Technician's Touch. If the calculations that went into the Touch were sloppy, hours or days might elapse before the Change actually took place (counting, of course, by physiotime). It was only when all degrees of freedom vanished that the Change took place. While there was even a mathematical chance for alternate actions, the Change did not take place. It was Harlan's pride that when he calculated an M.N.C., when it was _his_ hand that contrived the Touch, the degrees of freedom vanished at once, and the Change took place instantly. Voy said softly, "It had been very beautiful." The phrase grated Harlan's ears, seeming to detract from the beauty of his own performance. "I wouldn't regret," he said, "having spacetravel bred out of Reality altogether." "No?" said Voy. "What good is it? It never lasts more than a millennium or two. People get tired. They come back home and the colonies die out. Then after another four or five millennia, or forty or fifty, they try again and it fails again. It is a waste of human ingenuity and effort." Voy said dryly, "You're quite a philosopher."

	— В глазах женщин вы по своей привлекательности можете соперничать только с протухшей макрелью. — 7; вариант трюизмов, однако, формально оригинально
	That attitude shows all over you, and to any woman you'd have all the sex appeal of a month-dead mackerel.

Первое правило, которое он выучил, работая Наблюдателем, гласило: человек, дважды входящий в один и тот же отрезок Времени в одной и той же Реальности, рискует встретить самого себя. Почему-то этого следовало избегать. Почему? Харлан не знал. Он только был совершенно уверен, что у него нет ни малейшего желания встречаться с самим собой. Ему не хотелось взглянуть в глаза другого, более раннего (или позднего) Харлана. Кроме того, это было бы парадоксом, а Твиссел любил повторять: «Во Времени нет ничего парадоксального, но только потому, что само Время всячески избегает парадоксов». — 8

It was one of the first rules he had learned as an Observer: One person occupying two points in the same Time of the same Reality runs a risk of meeting himself. Somehow that was something to be avoided. Why? Harlan knew he didn't want to meet himself. He didn't want to be staring into the eyes of another and earlier (or later) Harlan. Beyond that it would be a paradox, and what was it Twissell was fond of saying? "There are no paradoxes in Time, but only because Time deliberately avoids paradoxes.")

— Возможно, что вы никогда не слышали о ней. Её вычеркнули из Реальности. Отвратительная вещица. Ею можно убить человека, но при малой мощности излучения воздействует на болевые центры нервной системы и вызывает паралич. Её также называют — вернее, называли — нейронным хлыстом. — 10; вариант описанного в 1941 г. парализатора (станнера, stunner); под названием neuronic whip появляется в повести Азимова «The Search by the Foundation» (1949, вошедшей в роман «Второе Основание»), упоминается в нескольких последующих произведениях, однако механизм воздействия не описан даже так

"Perhaps you are not acquainted with it. It was bred out of Reality. Too nasty. It can kill, but at low power it activates the pain centers of the nerve system and paralyzes as well. It is called, or was called, a neuronic whip."

	В его родном Столетии была поговорка: «Схватись отважно за крапиву — она врагу дубинкой покажется». — 10
	There was a homewhen proverb that went: "Grip the nettle firmly and it will become a stick with which to beat your enemy."

	— Во всём, знаете ли, виноват мой желудок. Это наименее тхарм счастливая часть моего организма. — 13
	"It's my stomach, mostly, you know. It's the least happy part of me."

	— Любая система, которая, подобно Вечности, позволяет людям выбирать своё будущее, обязательно кончает умеренностью и убожеством,.. — 18
	"Any system like Eternity, which allows men to choose their own future, will end by choosing safety and mediocrity,.."

Ему показалось, что он всегда знал Вечность именно такой. Иначе почему у него могло возникнуть желание уничтожить её? Но он никогда не признавался себе в этом, ни разу до этого мгновенья не мог он набраться смелости взглянуть правде в глаза. Сейчас он отчетливо видел Вечность такой, какой она была в действительности, — клоакой закоренелых психозов, спутанным клубком человеческих жизней, беспощадно вырванных из своей среды. — 18

It was as though he had always known Eternity to be all this. Why else should he have been so willing to destroy it? Yet he had never admitted it to himself fully; he had never looked it clearly in the face, until, suddenly, now. And he saw Eternity with great clarity as a sink of deepening psychoses, a writhing pit of abnormal motivation, a mass of desperate lives torn brutally out of context.

— Смотри, перед нами Земля, — сказала Нойс, — но не вечный и единственный приют человечества, а всего лишь его колыбель, отправная точка бесконечного приключения. Ты должен принять решение. Будущее людей в твоих руках. Поле биовремени предохранит нас с тобой от последствий Изменения, Исчезнет Купер, погибнет Вечность, а вместе с ней и Реальность моего Столетия, но останется человечество и останемся мы с тобой. У нас будут дети и внуки, и они станут свидетелями того, как человек достигнет звёзд. <…> Он ещё сам не знал, что уже принял решение, пока громада капсулы вдруг не исчезла, перестав заслонять алеющую полоску неба. Обнимая прильнувшую к нему Нойс, он понял, что это исчезновение означает конец Вечности. ... И начало Бесконечного Пути. — 18; конец романа

Noys said, "This is Earth. Not the eternal and only home of mankind, but only a starting point of an infinite adventure. All you need do is make the decision. It is yours to make. You and I and the contents of this cave will be protected by a physiotime field against the Change. Cooper will disappear along with his advertisement; Eternity will go and the Reality of my Century, but we will remain to have children and grandchildren, and mankind will remain to reach the stars." <…> He wasn't even aware that he had made his decision until the grayness suddenly invaded all the sky as the hulk of the kettle disappeared from against it. With that disappearance, he knew, even as Noys moved slowly into his arms, came the end, the final end of Eternity. --And the beginning of Infinity.

Перевод

Ю. Эстрин, 1966 (с некоторыми уточнениями, б.ч., И. Измайлова, 2002)

О романе

	«Конец Вечности» — это любопытное лоскутное одеяло, содержащее несколько монументально хороших идей и некоторое количество поразительно неровных мест. <…> Как только барьер [неясного начала] пройден, рассказ Азимова завораживает. Всё это — широкий временной размах и тайна скрипуче старого «Легиона времени» Джека Уильямсона, плюс проницательная логика, которой у Уильямсона никогда не было, — и случайное озарение, редкое даже у Азимова. Реакция Харлана, когда он, по ошибке, почти встречает самого себя, колоритная легенда о доппельгантерах и канон путешествий во времени сливаются вместе в одну прекрасную вспышку подсознательного понимания. Сюжет и контр-сюжет, в лучших традициях Уильямсона, в конечном итоге эффектно соединяются, и есть весьма приемлемый хэппи-энд. Это, может быть, одна из последних книг такого рода. Научная фантастика, довольно явно, отбрасывает подальше этот комплекс, интеллектуальный этап своего развития — «строгая-наука-плюс-действие», -двигаясь в сторону более сбалансированной и легко усваиваемой смеси технологии и человеческих эмоций.
	The End of Eternity is a curious patchwork, containing some monumentally good ideas and some startlingly uneven writing. <…> Once [begining unclear] barrier is passed, however, Asimov’s story is a fascinating one. It has all the time-long sweep and mystery of Jack Williamson’s creaky old “Legion of Time,” plus an incisive logic that Williamson never had—and an occasional insight that’s rare even in Asimov. Harlan’s reaction when, by mistake, he all but meets himself, illuminates the doppelganger legend and the time-travel canon together, in one brilliant flash of subliminal understanding. Plot and counter-plot, in the best Williamson fashion, wind up spectacularly together, and there’s a very acceptable happy ending. This may be one of the last books of its kind. Science fiction is, pretty plainly, swinging away from its complex, cerebral, heavy-science-plus-action phase, toward a more balanced and easily digestible mixture of technology and human emotion.
	— Деймон Найт, «В поисках удивительного», 1956

• см. Эдвард Араб-оглы, «Конец Вечности» — роман-предостережение, 1966

	Азимов был, кажется, в расцвете сил, когда написал «Конец Вечности», и его соединение личного и абстрактного работает прекрасно. <…> При возврате к жанру в конце семидесятых Азимов, однако, вернулся в структурам и шаблонам сороковых, и сложность «Конца Вечности» остаётся уникальной в его творчестве.
	Asimov seemed at the height of his powers when he wrote The End of Eternity, and its merging of the personal and the abstract works perfectly. <…> When returning to the genre in the late seventies, however, Asimov reverted to the patterns of the forties, and the complexity of The End of Eternity remains unique in his work.
	— Брайан Олдисс, «Кутёж на триллион лет», 1986