Основание (цикл)

«Основание» или «Фонд» (англ. Foundation) — гепталогия фантастических романов Айзека Азимова из цикла «Галактическая история».

О цикле

	На фоне преувеличенной Римской империи, я изобрёл науку психоисторию. На протяжении всей трилогии описаны противостоящие силы индивидуальностей и желаний и эта мёртвая рука социальной неизбежности. — вариация написанного в 1953
	Against the background of the Roman Empire written large, I invented the science of psychohistory. Throughout the entire trilogy, then, there are the opposing forces of individual desire and that dead hand of social inevitability.
	— Айзек Азимов, интервью, 1986

	Я как раз закончил перечитывать «Историю упадка и разрушения Римской империи» Эдуарда Гиббона и до меня дошло, что я мог бы написать повесть о закате и падении Галактической Империи. 1 августа 1941 года я пришел к Кэмпбеллу с этой идеей и он загорелся. Он хотел не один рассказ, но длинную сагу с открытым концом, падением Галактической Империи, Тёмными веками, которые бы следовали после, и возможным ростом второй Галактической Империи, и чтобы всё это опосредовалось изобретённой наукой «психоисторией»,.. — 39. «ЭСА ВМС»; вероятно, не первое конкретное указание им труда Гиббона; на это впервые обратили внимание, возможно, Энтони Бучер и Фрэнсис Маккомас в рецензии 1953 г. на «Основание и Империю»
	I had just finished reading Edward Gibbon’s History of the Decline and Fall of the Roman Empire for the second time and it occurred to me that I could write a story about the decline and fall of the Galactic Empire. On August 1, 1941, I came to Campbell with the idea and he caught fire. He wanted not a single story, but a long open-ended saga, of the fall of the Galactic Empire, the Dark Ages that followed, and the eventual rise of a Second Galactic Empire, all mediated by the invented science of “psychohistory,”..
	— Айзек Азимов, «Мемуары», [1992]

	Я свободно заимствовал из «Истории упадка и разрушения Римской империи» Эдуарда Гиббона, планируя создание цикла «Основание»,.. — 74. «Плагиат»»
	— Айзек Азимов, там же

	Я от начала до конца написал повести «Основания» <…> под кнутом Джона Кэмпбелла. <…> Закончив чтение своей трилогии [в 1981], я испытал именно то, о чём читатели говорили мне на протяжении десятилетий — чувство ярости, что всё закончилось и больше ничего не было. — 140. «Бестселлер»
	I had written the Foundation stories, from beginning to end, <…> so under John Campbell’s whip. <…> When I finished reading the trilogy [on 1981], I experienced exactly what readers had been telling me for decades—a sense of fury that it was over and there was no more.
	— Айзек Азимов, там же

	Все <…> эти книги выстроены на фоне Галактической Империи, фоне, который по собственным словам Азимова (слегка урезанным), является «просто Римской <…> империей, описанной преувеличенно». Эта фраза, для меня, является абсолютно разрушительной критикой любой научно-фантастической истории по двум причинам. Во-первых: история не повторяется <…> в [не]идентичном историческом процессе. <…> Многоточие в цитате выше расшифровывается как «или Британской».Эта ассоциация была неизбежна; сходство между Британской и Римской империями, является, пожалуй, наиболее часто приводимым в поддержку ложной банальности, что «история повторяется», — и это перед лицом того простого факта, что соответствия между двумя империями незначительны по сравнению с их различиями. Если бы житель эпохи распада и падения Римской империи попытался использовать свою собственную историю, чтобы написать пророческий рассказ об империи англичан, он бы выставил себя высоколобой задницей. Но азимовская Галактическая Империя — Римская. Второе и более серьёзное возражение против такого рода вещей, если упрощённо: это не научная фантастика, а, так сказать, спекулятивная фантастика — не более, чем в известных вестернах с лучемётами вместо шестизарядников;..
	All <…> of these books are laid against much the same Galactic Empire background, a background which in Asimov’s own words (slightly chopped to fit) is “simply the Roman . . . Empire written large.” That phrase, to me, is an absolutely devastating criticism of any science fiction story, for two reasons. To take the least first: history does not repeat <…> in the [non]identical historical process. The ellipsis in the quotation above stands for “or British.” The association was inevitable; the resemblance between the British and Roman Empires is probably the most frequently cited in support of that false platitude, “History repeats itself”—in the face of the plain fact that the correspondences between the two empires are insignificant compared to their differences. The late-Empire Roman who attempted to use his own history to write a prophetic story about an empire of the British would have made an ingenious ass of himself. But Asimov’s Galactic Empire is Roman. The second and more serious objection to this kind of thing is simply this: It isn’t science fiction—that is to say, speculative fiction—any more than the well-known Western with rayguns instead of sixshooters;..
	— Деймон Найт, «В поисках удивительного», 1956

	Трилогия «Основания» — наша первая великая социологическая космическая опера. Сравнения с шеститомным циклом Э. Э. Смита «Ленсмены» <…> являются естественными, поскольку опус Смита, несомненно, является одной из крупнейших предсоциологических космических мелодрам в истории научной фантастики <…> Но произведения Азимова, которые основываются на достаточно разумных социальных принципах и деятельности довольно нормальных человеческих существ, вызывают чувство реальности, отсутствующее на всём протяжении сказок Смита.
	Foundation trilogy is <…> our first great sociological space opera. Comparisons with E. E. Smith’s six-volume Lensman series <…> are natural, since the Smith opus is unquestionably one of the biggest pre-sociological space-mellers in science fiction history. <…> But Asimov’s work, based as it is on fairly sound social principles and the activities of fairly normal human beings, has a pressing sense of reality that Smith’s fairy tales lack all the way through.
	— Грофф Конклин, 1953

	... это был первый случай, когда автор имел наглость настаивать, что все мириады миров бескрайних галактических звёздных скоплений будут колонизированы и подчинены одному виду — человеку!
	... this was the first time that any author had the effrontery to insist that all the myriad worlds of the vast galactic cluster would be colonized and dominated by a single species—man!
	— Сэм Московиц, «Айзек Азимов: гений в магазине сладостей», 1962

	Фактически, из описанных структур Азимов строит свой огромный карточный домик. Никто не может серьёзно поверить, что все десятки миллионов заселённых человеком планет постигнет одна и та же участь — потеря приобретённых знаний и технологических ноу-хау — или, что все они составляли огромное целое, которое могло функционировать как единый политический субъект. Психоистория — это вешалка, на которой висит теоретические пальто Азимова. При всём величии этого маловероятного видения, пальто в клочьях и заплатах, но, безусловно, суть психоистории и её работа на протяжении столетий способствует устойчивой популярности цикла. Большинство историй в серии «Основание» зависят от индивидуальных действий, <…> выявляя тем самым противоречия психоисторической теории. <…> «доказательства» работоспособности психоистории больше кажутся невероятными совпадениями, чем результатом точного научного планирования.
	Yet upon these structures Asimov builds his huge house of cards. One cannot seriously believe that all tens of millions of human-settied planets would suffer the same fate — the loss of acquired human knowledge and technological know-how — or that the whole vast edifice could possibly have functioned as a political entity in the first place. Psychohistory is the peg upon which Asimov hangs his theoretical coat. For all the grandeur of this unlikely vision, it's a coat of shreds and patches, yet undoubtedly psychohistory and its working out over centuries account for its enduring popularity. Most of the stories in the Foundation sequence depend upon individual action <…> and appear thus to run counter to psychohistorical theory. The 'time vault' appearances of psychohistory's creator, Hari Seldon, at predicted moments of crisis, our 'proof' of psychohistory at work, seem more incredible coincidence than accurate scientific planning.
	— Брайан Олдисс, «Кутёж на триллион лет», 1986

	Эта известная серия книг соединяет лучшую и худшую спекулятивную фантастику в один потрясающий рассказ. Я даже выдумал новый термин — «синдром в Азимова», — чтобы описать это отличительное сочетание высокого и низкого, <…> литературного произведения, блестяще смешивающего творческое понятийное мышление с тусклым писательским стилем. <…> Азимов также демонстрирует (безумно, красиво, блестяще) всё величие научно-фантастического жанра с концептуальной точки зрения. Вряд ли найдётся в этой работе страница, на которой не развивались какие-либо интересные или провокационные точки зрения на развитие международных отношений, групповых взаимодействий, индивидуальной и социальной психологии, технологии или ценностей. Кроме того, идеи всегда толкают дальше, чем вы ожидаете, учтены эффекты второго и третьего порядков, практически как археологи делают глубоко идущие выводы на основе черепков и разбитых орудий. Азимов утверждал, что вдохновился обширной и экстравагантной исторической работой Гиббона <…>. По правде говоря, они мало сравненимы. (Примечательно, что Гиббон был мастерским стилистом прозы и вряд ли написал хоть один невыразительный абзац в этом 3000-стр. magnum opus.) Но сама дерзость парня, ещё вчера бывшего подростком, в построении истории будущего, охватывающей в многотомном труде падение и возвышение империй, постоянную смену сеттинга, персонажей, конфликтов, веков... ну, это многое говорит вам об этом амбициозном авторе. <…> Единственная категория по Дьюи, которую он пропустил, была «100» <…>. Это упущение достаточно странно, поскольку Азимов — один из наиболее философских писателей-фантастов. В самом деле, произведения «Основания» напоминают мне больше немецкого философа Гегеля, чем Гиббона. Разработанная Азимовым концепции психоистории довольно гегелевская, а его мировоззрение в целом для этого цикла очень диалектическое. Конечно, понятия, которые лежат в основе этих романов в высшей степени сомнительны, но способность Азимова строить сюжеты сродни гегелевскому антитезису — они возникают из смешения противоположностей, укрепляясь. Гэри Селдон <…> — один из самых интересных персонажей в научной фантастике. Тут Азимов поднимается над ограничениями своего фона pulp fiction и создаёт запоминающуюся фигуру — хотя в основном потому, что делает Селдона по своему образу и подобию. Селдон в удивительных пропорциях полон гениальных озарений и концептуальных скачков. На заключительных страницах трилогии Азимов даже представляет величайший научно-фантастический раритет: женского протагониста. Ещё более поразительно то, что она — четырнадцатилетняя девушка, Аркадия Дарелл, а судьба Вселенной, более или менее, покоится на её стройных плечах. Но существует ещё более увлекательный персонаж этих книг: Мул. <…> Этот интригующий и призрачный злодей, доказывает, что когда Азимов направлял свой перегретый разум на создание драматического персонажа, а не на какого-то странного технологического трюка, он мог придумать что-то шекспировское. (Ладно, может быть, только чеховское.) <…> эта трёхтомная работа является величественным памятником в творчестве Азимова. Он пытался вернуть магию в основную трилогю годами позже, возвратившись к этой вдохновляющей теме юности — но зрелый Азимов не смог соответствовать необузданной энергии этого грандиозного раннего достижения. Это ущербный шедевр, но тем не менее шедевр. И, в определённой степени, это наследие научно-фантастического жанра в целом. Этот вызов остаётся, чтобы жить в концептуальном блеске этого автора-новатора, стремясь к литературному стилю, который вырывается на свободу из формул pulp fiction. Азимов лишь указал нам направление в этом пути.
	This well-known series of books captures the best and the worst of speculative fiction in a single sweeping narrative. I will even coin a new term—the Asimov syndrome—to describe this distinctive combination of the high and the low, <…> a literary work that mixes brilliantly creative conceptual thinking with lackluster writing. <…> Asimov also demonstrates (maddeningly, beautifully, brilliantly) all the greatness of the sci-fi genre from a conceptual point of view. There is hardly a page in this work that doesn’t develop some exciting or provocative perspective on human affairs, group interactions, individual and social psychology, technology or values. Moreover, the ideas are always pushed farther than you expect, with second-order and third-order effects taken into account, almost the way archeologists develop far-flung implications from potsherds and broken tools. Asimov claimed to be inspired by Gibbon's massive and extravagant historical work <…>. In truth, there is little comparison between the two. (Most notably, Gibbon was a masterful prose stylist, who hardly ever wrote a lackluster paragraph in that 3,000 page magnum opus.) But the sheer audacity of a lad scarcely out of his teens constructing a future history spanning the fall and rise of empires in a multi-volume work, with constant shifts of setting, characters, conflicts, centuries . . . well, that tells you a lot about this ambitious author. <…> The only Dewey Decimal category he missed was “100” <…>. This omission is peculiar enough, since Asimov is one of the most philosophical of the science fiction writers. In fact, the Foundation works remind me more of the German philosopher Hegel than Gibbon. Asimov’s development of the concept of psycho-history is quite Hegelian, and his whole worldview in these books is extremely dialectical. Of course, the concepts that underpin these novels are dubious in the highest degree, but Asimov’s ability to construct stories that, like the Hegelian antithesis, emerge from the mixing of opposites, is invigorating. Hari Seldon <…> is one of the most interesting characters in science fiction. Here Asimov rises above the limitations of his pulp fiction background, and creates a memorable figure—although mostly because he makes Seldon in his own image. Seldon’s is full of brilliant insights and conceptual leaps of awesome proportions. <…> In the final pages of the trilogy, Asimov even introduces that greatest of sci-fi rarities: a female protagonist. Even more striking, she is a fourteen-year-old girl, Arkady Darell, who has fate of the universe, more or less, resting on her shapely shoulders. (Hannah Montana, eat your heart out!) But there is an even more fascinating character in these books: The Mule. <…> This intriguing and shadowy villain proves that when Asimov put his over-heated mind to work in constructing a dramatic character, rather than in some strange technological twist, he could come up with something Shakespearean. (Okay, maybe only Chekhovian.) <…> this tripartite work is the grand monument in Asimov's oeuvre. He tried to recapture the magic of the Foundation trilogy years later, returning to this inspirational theme of his youth—but the mature Asimov was unable to match the unbridled energy of this grandiose early effort. It is a flawed masterpiece, but a masterpiece nonetheless. And, to a certain extent, this is the heritage of the sci-fi genre as a whole. The challenge remains to live up to conceptual brilliance of this pioneering author, while aspiring to a literary style that breaks free of pulp fiction formulas. Asimov only took us part way on that journey.
	— Тед Джиойя, 2008

Об «Основании и Земле»

	Всё — разговоры, нет действия — но разговоры Азимова и есть действие.
	All talk, no action — but Asimov's talk is action.
	— Орсон Кард, 1987

	Аккуратная повесть, ловко сплетающая воедино нити из других книг, <…> [но] на всём протяжении <…> слабая, <…> нудно растянутая, с бесконечной аргументацией и размышлениями, <…> болтливая.
	A neat tale, deftly knitting together the threads of the other books <…> [but] for all its length <…> thin <…> tediously padded with endless argument and reflection, <…> talky.
	— Томас Истон, 1987