У этого термина существуют и другие значения, см. Чучело (значения).
Чу́чело — внешняя объёмная имитация корпуса человека или животного, исполненная в ритуальных или утилитарных целях, восходящая к языческим обрядам, в которых центральным элементом было объёмное изображение мифологического существа — антропоморфного или зооморфного (Масленица, Кострома, Ярило или Купала).
Отталкивающая или угрожающая человеческая фигура может служить в качестве пугала, выставляемого в садах и огородах для отваживания птиц (например, галок, скворцов или ворон, клюющих урожай) или даже людей.
— Так простоволосая? — спрашивает он и улыбается в бороду. — Ах, чучело гороховое!
— Ничего не чучело: она по своей вере и одевается, как там у них, в немцах, бабам полагается.[1]
...идеи, страсти, замыслы, героические подвиги и прочие воздушные предметы годятся разве на то, чтобы набить ими чучело человека для музея Вселенной с надписью: «Се — человек. Точка».
Моя красотка на глазах превращается в огородное пугало. Но это ещё не всё. Это чучело снимает с себя юбку и хладнокровно отвинчивает свою деревянную ногу.[4]
— Генрих Сапгир, Песня тоннеля от станции «Белорусской» до «Новослободской» (из книги «Тактильные инструменты»), 1999
Общим для всех было изготовление чучела кукушки. Для этого ранним утром рвали траву с названием кукушкины слёзки, кукушкин цвет, верхушку отбрасывали, а корень со стеблем наряжали, стараясь придать вид женской фигурки: надевали сарафан, повязывали платок. В некоторых местах наряд «кукушки» напоминал убранство девушки-невесты-покойницы...[7]:185
— Екатерина Донецкая, «Лекарственные растения в быту, медицине, косметике», 2016
Слышал я, что зубчане водили поить на канате таракана на Волгу. У вас, случаем, его чучела не сохранилось? Или хотя бы обрывка того каната…[8]
АвторРевизора <…> основал свою пьесу на невероятности и несбыточности. <…> Автор сделал чучелу из взяточника и колотит его дубиной. Прочие лица кривляются, а мы хохочем, потому что в самом деле смешно, хоть и уродливо.
...вместе с препятствиями исчезает всё то невероятное богатство, которым одаряет нас реальная жизнь. <...> Самые пламенные желания в конце концов неизбежно ведут к полному отупению. И вот, после того как действительные, реальные препятствия сметены и оказывается, что вместо всемогущества мы получили ничто, фальсификацию приходится продолжать, возводя искусственные препятствия; так возникает чучельный паноптикум, тот убогий суррогат, что выдается в НФ за космические цивилизации.
Неизвестный раздел пугало, стоявшее на дачном участке пенсионера Мелихова. По словам хозяина, чучело лишилось телогрейки образца 1963 года, заношенных брюк и солдатского картуза с красной звездой. В товариществе считают, что на одежду пугала польстился какой-нибудь замерзший бомж. Об этом ИМА-пресс сообщили коллеги из газеты «Ваши 6 соток».[9]
В губерниях обряд совершали по принятым в этом месте обычаям. Общим для всех было изготовление чучела кукушки. Для этого ранним утром рвали траву с названием кукушкины слёзки, кукушкин цвет, верхушку отбрасывали, а корень со стеблем наряжали, стараясь придать вид женской фигурки: надевали сарафан, повязывали платок. В некоторых местах наряд «кукушки» напоминал убранство девушки-невесты-покойницы (на голову кукле накладывали венок или фату); в некоторых губерниях готовили две куклы, изображавшие брачную пару — «кукушку» и «кукуна», и тогда во главе процессии с кукушкой шли, взявшись за руки, мальчик и девочка, изображавшие жениха и невесту. В ряде мест шествие представляло собой похоронную процессию. В этом случае гроб с кукушкой несли, как правило, задворками, избегая встреч. Если по дороге встречался парень, участницы обряда возвращались обратно.[7]:185-186
— Екатерина Донецкая, «Лекарственные растения в быту, медицине, косметике», 2016
― Что такое вам чудится? Это куст; успокойтесь… Таким образом, Дуболобов, этот изверг, чучело и гороховый кисельник, вздумал…
― Ах мои батюшки-светы! Уж не убитый ли человек лежит?[10]
Однажды, я помню, мы с Юдиком убили и начинили очень удачно белую маленькую лисичку-песца и положили ее на наш диванчик в позе отдыхающего зверька. Бабушка наша, войдя без нас в кабинет, так его испугалась, что моментально выбежала вон и больше уже не входила, пока мы не возвратились с охоты. Она в простоте своей души думала, что мы принесли его туда живого, и он готов броситься на неё, как только она зайдёт в нашу комнату. Я помню, когда мы рассказали ей, что это уже чучело, то даже и тогда она долго боялась, посматривая подозрительно на пушистую мордочку этого сердитого зверька, словно опасаясь, чтобы он и в самом деле даже мертвый не бросился на неё и не перепугал её, трусиху.[11]
Прошло много лет с тех пор, я выбрал себе красивую девушку и женился на ней. Представьте себе, что случилось, когда мы в первый раз вошли в спальню. Моя красивая жена спокойно вынимает изо рта искусственные челюсти и кладет их в стакан с водой. Потом она снимает с себя парик и открывает свою лысую голову. Из лифа она вынимает громадные куски ваты… Моя красотка на глазах превращается в огородное пугало. Но это ещё не всё. Это чучело снимает с себя юбку и хладнокровно отвинчивает свою деревянную ногу. И на этой ноге я вижу внезапно свои инициалы. И, чёрт меня побери, если это не те самые инициалы, которые я вырезал когда-то на стволе старой яблони, когда в детстве у меня украли одежду...[4]
— Прибежала матушка-покойница. Ушам своим не верит, в обморок падает… Я на своём стою. Можно ли, думаю, мне не жениться, ежели я желаю своё семейство иметь? А ведь Марьяша, думаю, красавица… Она-то не красавица, да мне уж так казалось. Хотелось, чтоб так казалось, в голову себе вбил дурацкую идею… Она горбатенькая, косенькая, худенькая… Да и дура вдобавок… Чучело заморское, одним словом.
— Молчание. Федот Якимыч хрустает прошлогоднюю соленую капусту — любимое его кушанье — и время от времени сбоку поглядывает на жену. Он чувствует себя немного виноватым: погорячился и обругал жену ни за что.
— Так простоволосая? — спрашивает он и улыбается в бороду. — Ах, чучело гороховое!
— Ничего не чучело: она по своей вере и одевается, как там у них, в немцах, бабам полагается. Мы по-своему, а они по-своему… Только оно со стороны-то все-таки смешно.[1]
...всё-таки экспедиция их не обошлась без приключения: бурая корова Дементия, которую тётя оскорбила, назвав её «неживым чучелом», доказала, что она ещё жива, и когда Гильдегарда, проходя мимо неё, остановилась, чтобы поощрить её ласкою, тощая бурёнка немедленно подняла голову, сдёрнула с англичанки её соломенную шляпу и быстро удалилась с нею на середину самой глубокой и непроходимой лужи, где со вкусом и съела шляпу, к неописанному удовольствию тёти Полли, которая над этим очень смеялась, а англичанка, потеряв шляпу, повязалась своим носовым платком и окончила обход в этом уборе.[12]
— Николай Лесков, «Юдоль» (часть XX), 1892
Собрался народ: стали шуметь, рукавицами махать; мужика в волостную избу повели; продержали весь день и выпустили; и пошёл он в сумерки домой, а дорога — лесом. Вдруг видит мужик: идёт его козел, крутые рога опустил, топает ножками, а на нём верхом чучело сидит зелёное, рачьи усы растопыркой, глаза плошками.
Проехало чучело, ухватило лапой мужика, посадило с собой рядом; помчались к озеру да с кручи вместе прыг в воду, очутились на зелёном дне.
— Ну, — говорит ему чучело, — народ мутить, меня ловить будешь али нет?
— Нет, уж теперь мне, батюшка водяной, не до смеху.[13]
...мне пришло в голову, что ход истории определяют не великие идеалы, а мелкие потребности всех порядочных, умеренно-хищных, эгоистичных людишек, то есть всех вообще. А эти идеи, страсти, замыслы, героические подвиги и прочие воздушные предметы годятся разве на то, чтобы набить ими чучело человека для музея Вселенной с надписью: «Се — человек. Точка».
Стало темно. Туча, помолчав над головой Костлявой Ноги, зарычала и высекла голубоватый огонь. Затем, как это бывает для неудачников, всё оказалось сразу: вихрь, пыль, протирание глаз, гром, ливень и молния.
Костлявая Нога, или Грифит, постояв некоторое время среди дороги с поднятым кверху лицом, выражавшим презрительное негодование, сказал, стиснув зубы: — «Ну хорошо!», поднял воротник пиджака, снятого на гороховом поле с чучела, сунул руки в карманы и свернул в лес.[2]
Но Михайла каким был, таким и остался: моргает он на Фоку слезливыми глазами и палочкой показывает в ту сторону, где у него раньше стоял, какой ни на есть, свой домишка, а теперь растёт широколистый лопух и красноголовый иван-чай, которым бабы морют клопов; совсем, кажется, ещё недавно пропало из лопуха огородное чучело, уцелевшее чудом во время пожара, оборвали его осенние ветры, размочили дожди и галки по лоскутам разнесли, должно быть ― по гнёздам![14]
Сам не сплю. Значит, чучело у меня, человеком одето вроде: рубаха, рожа — маска, волосы, картуз. Повесил его на двери у конюшни на веревку. Вроде как удавленник. Собаку в дом взял, а сам на чердак залез с ружьём. Гляжу: ночью лезут сзади через забор во двор, значит. Крадутся… В руках дубьё… Увидали: висит удавленник. Остановились. А у меня веревочка в чучеле. Я дёрнул. Он рукой махнул. Вот они бежать, на забор… Я раз из ружья, другой. Холостым. Вот они бежать!..[3]
В кабинет к себе он почти никого не пускал, и по институту ходили смутные слухи, что там масса интересных вещей. Рассказывали, что в углу кабинета стоит великолепно выполненное чучело одного старинного знакомого Кристобаля Хозевича, штандартенфюрера СС, в полной парадной форме, с моноклем, кортиком, железным крестом, дубовыми листьями и прочими причиндалами. Хунта был великолепным таксидермистом. Штандартенфюрер, по словам Кристобаля Хозевича, — тоже. Но Кристобаль Хозевич успел раньше.
— Жили-были в одном городишке два ассенизатора — отец и сын. Канализации у них там не было, а просто ямы с жижицей. И они это дерьмо вычерпывали ведром и заливали в свою бочку, причём отец, как более опытный специалист, спускался в яму, а сын сверху подавал ему ведро. И вот однажды сын это ведро не удержал и обрушил обратно на батю. Ну, батя утёрся, посмотрел на него снизу вверх и сказал ему с горечью: «Чучело ты, — говорит, — огородное, тундра! Никакого толку в тебе не видно. Так всю жизнь наверху и проторчишь».
Стена была полукруглой, а в центре отгороженного ею пространства на аккуратно устроенной подставке из четырёх кубиков помещался мяч — он опирался только на кубики и не касался пола. Девочка сидела к брату спиной и рассеянно покусывала за хвост чучело небольшой канарейки.
В Германии, драгой моей отчизне,
Куда ни глянь — растут деревья жизни;
Плоды манят… но только на беду,
Всё чучела расставлены в саду.
— Генрих Гейне, «В Германии, драгой моей отчизне…», 1840-е
Мы полые люди,
Набитые чучела,
Сошлись в одном месте, — Солома в башках!
Шелестят голоса сухие,
Когда мы шепчемся вместе,
Без смысла шуршим,
Словно в травесуховей,
Словно в старом подвале крысы большие
По битым стёклам снуют.
Чучело, огородное чудище
В сереньком, косеньком пиджаке,
На колу жестоко распятое,
Свить бы гнездо в гулкой твоей голове!
На палке повисшее,
Со скалкой в руке.
Свистом и щёлканьем
Бестелость твою щекотать.[17]
— Елена Шварц, «Дева верхом на венеции и я у нее на плече», 6 августа 2009
↑ 12Д. Н. Мамин-Сибиряк. Собрание сочинений в 10 томах. Том 6. Сибирские рассказы. Рассказы, повести 1893-1897. Золотопромышленники. — Свердловск: Свердловское Областное Государственное Издательство, 1949 г.
↑ 12Грин А.С. Собрание сочинений в шести томах. Библиотека Огонёк. — М., «Правда», 1980 г.
↑ 12К. А. Коровин. «То было давно… там… в России…»: Воспоминания, рассказы, письма: В двух книгах. — Книга 1. «Моя жизнь»: Мемуары; Рассказы (1929—1935 гг.) — М.: Русский путь, 2010 г.
↑ 12Б. Б. Рыжий. «В кварталах дальних и печальных». Избранная лирика. Роттердамский дневник. — М.: Искусство – XXI век, 2012 г.
↑ 12Сапгир Г. Лето с ангелами. (Монологи. Рисующий ангелов. Три жизни. Глаза на затылке. Аппликации. Слоеный пирог. Тактильные инструменты.) Предисл. В.Кривулина. — М.: Новое литературное обозрение, 2000 г. — 446 с.
↑ 12Екатерина Донецкая. Лекарственные растения в быту, медицине, косметике. Описание растений, выращивание и сбор, сроки хранения, показания. Том первый. — Б.м.: Литрес-Ridero, 2016 г.
↑Михаил Бару. «Таракан на канате». — Саратов: «Волга», № 1-2, 2016 г.
↑Пресс-коктейль (колонка редакционных новостей). «Вечерняя Казань», 11 января 2003 г.
↑К.П. Масальский в сборнике: Русская историческая повесть первой половины XIX века. — М.: «Советская Россия», 1989 г.
