Любка
| Любка | |
.jpg)
| |
 Статья в Википедии
| |
 Медиафайлы на Викискладе
|
Лю́бка или ночна́я фиа́лка, под которой чаще всего имеется в виду любка двулистная (лат. Platanthera bifolia) или царь-трава — народное и, одновременно, научное название травянистого многолетнего клубневого растения, дикорастущей орхидеи с белыми цветками, сильно пахнущими в ночное время. Такое же научное название Любка имеет и весь род орхидей (лат. Platanthera), типовым видом которого выступает Platanthera bifolia или ночная фиалка.
Любка — высокодекоративное растение, распространённое в среднерусской природе, растёт во влажных или заболоченных лесах; нередко выращивается как оригинальный садовый цветок, с древних времён применяется в народной медицине. Русское название рода «любка» связано ещё с языческими преданиями о том, что клубни этого растения обладают магическими свойствами, за ним закрепилась репутация сильнейшего любовного снадобья или приворотного зелья. Имея оригинальный и заметный внешний вид и сильный аромат, растение имеет целый ряд других народных имён, самые известные из которых — бальзам дикий, кукушкины слёзки, любовный корень, ночные духи́, перелой, стагачка (или стогачка) и другие.
Любка в определениях и кратких цитатах
[править]| — Климент Тимирязев, «Жизнь растения», 1878 |
| — Андрей Белый, «Серебряный голубь», 1909 |
С овражков-то как тянет... это уж дождю быть. И любками стало пахнуть. А до вечера далеко; а они больше к ночи пахнут, фиалочки ночные.[3] | |
| — Иван Шмелёв, «Богомолье», 1931 |
| — Иван Шмелёв, «Богомолье», 1931 |
| — Аркадий Штейнберг, «Какой-то мир возник меж нами...», 1948 |
| — Владимир Солоухин, «Третья охота», 1967 |
...любка, эта ночная фиалка, до самого рассвета она вздыхала о чём-то в лесах. Что ей нужно? О чем она грустит?[5] | |
| — Юрий Куранов, «Дни сентября», 1969 |
От неё зародилось обостренное, проникнутое романтикой восприятие природы, которое сделалось отличительной чертой лирики одного из великих русских поэтов. И всё это наделал скромный лесной цветок, называемый в обиходе ночной фиалкой, а более научно — любкой двулистной. В народе же в разных местах ее еще называют любка, ночница, люби меня не покинь…[6] | |
| — Владимир Солоухин, «О траве», 1972 |
Каждый цветок внушит нам какое-нибудь свое, другое чувство: навеет задумчивость, разбудит мечту, создаст ощущение душевной легкости, светлости, чистоты… «Невыразимым же чувством таинственности» могла наполнить душу только ночная фиалка, любка, ночница, цветок, на котором как будто, действительно, лежит печать волшебства.[6] | |
| — Владимир Солоухин, «О траве», 1972 |
Не отцветая пахнет любка сильнее всего, а в первые минуты цветения, когда в ночной темноте раскроет она каждый из своих фарфорово-белых цветочков (зеленоватых в лунном луче) и в неподвижном, облагороженном росой, лесном воздухе, возникает аромат особенный, какой-то нездешний, несвойственный нашим лесным полянам.[6] | |
| — Владимир Солоухин, «О траве», 1972 |
Любка считается верным приворотным средством не только в нашей местности, но и по всей Руси. Хочешь развести парня с девкой или, наоборот, завлечь его, неразделенную любовь хочешь сделать взаимной — настоем корня любки незаметно, по рюмочке, пои «предмет сердца»...[7] | |
| — Виктор Астафьев, «Последний поклон», до 1991 |
| — Виктор Астафьев, «Последний поклон», до 1991 |
...я вдруг услышал дивный запах, никогда прежде не слышанный, затмевающий собой хвойный и все остальные окружающие запахи, и я долго не мог понять, откуда он исходит, пока буквально в метре от себя не увидел незнакомое растение с собранными в кисть зеленовато-белыми цветками и всего с двумя большими округлыми листьями.[8] | |
| — Рим Ахмедов, «Промельки», 2011 |
...есть и другое растение, тоже носящее имя Ночной Фиалки, а именно любка двулистная, Platanthera bifolia, семейство орхидных. <...> Блок видит во сне, конечно, мучительно-неотвязную свою любовь — Любу, Любовь Дмитриевну Менделееву, но только эта любка двулистная лиловой не бывает, цветы у неё мелкие и белые, совсем не таинственные...[9] | |
| — Татьяна Толстая, «Зверотур», 2012 |
| — Татьяна Толстая, «Зверотур», 2012 |
Любка в научной и научно-популярной литературе
[править]Из наших дикорастущих представителей этого семейства достаточно упомянуть о ночной фиалке (Platanthera), белые, сильно пахучие цветы которой в июне месяце носят у нас везде по улицам. Представим себе подобный цветок, у которого ощипаны все лепестки, кроме одного нижнего, имеющего форму губы и при основании вытянутого в глухую трубочку, так называемый шпорец.[10] Пестик и тычинка этого цветка также совершенно своеобразны: пестик состоит из длинной, закрученной завязи, наверху которой, прямо без столбика, сидит рыльце, имеющее форму липкого пятна у самого входа в трубку шпорца. Тычинка не имеет нити, а состоит из одного пыльника, сидящего непосредственно по соседству с рыльцем. Этим не ограничиваются особенности этого растения. Цветень <(пыльца)> не имеет формы рассыпчатой пыли, а собран в каждой из двух долей пыльника в комочек, вытянутый в ножку, снабженную на конце очень липкой пуговочкой. Вследствие того, что цветень сам не рассыпается, понятно, что, несмотря на близкое соседство, он без посторонней помощи не мог бы попасть даже на рыльце того же цветка, не говоря уже о других. Эту помощь и оказывает насекомое. Садясь на губу, оно запускает хоботок в трубку шпорца, на дне которого, обыкновенно, как это особенно хорошо видно у ночной фиалки, выделяется сладкая жидкость; при этом насекомое неизбежно прикасается к липкой пуговочке, выставляющейся из пыльника, и, улетая с цветка, уносит с собой всю пыльцевую массу. Это устройство цветка до того точно и действует так безошибочно, что нельзя просунуть в шпорец иголку или щетинку по направлению, показанному стрелкой, не вынеся на ней пыльцевую массу...[1] | |
| — Климент Тимирязев, «Жизнь растения», 1878 |
| — Владимир Арциховский, «Энтомофильные растения», 1904 |
Любка в публицистике и документальной литературе
[править]
Ночная фиалка наполнила душу поэта (вспомним также, что у Блока есть поэма «Ночная фиалка») невыразимым чувством таинственности и погрузила ее в состояние благоговейной сосредоточенности. От неё зародилось обостренное, проникнутое романтикой восприятие природы, которое сделалось отличительной чертой лирики одного из великих русских поэтов. И всё это наделал скромный лесной цветок, называемый в обиходе ночной фиалкой, а более научно — любкой двулистной. В народе же в разных местах ее еще называют любка, ночница, люби меня не покинь… | |
| — Владимир Солоухин, «О траве», 1972 |
То, что Тютчев, по собственному признанию, начал впервые чувствовать и мыслить именно в Овстуге, среди русских полей и лесов, имело, несомненно, очень большое значение для его будущего развития как поэта. В часы, когда над землей сгущались весенние сумерки, он любил бродить по молодому лесу возле сельского кладбища и собирать душистые ночные фиалки. В тишине и мраке наступающей ночи их благоухание наполняло его душу «невыразимым чувством таинственности» и погружало в состояние «благоговейной сосредоточенности». <...> | |
| — Владимир Солоухин, «О траве», 1972 |
Но есть в ночной фиалке какой-то оттенок, нечто такое, что сразу выделяет её из остальных цветов. Не хотелось бы соглашаться с Мих. Мих. Пришвиным, что это «нечто» оттенок порочности. Правда, что оттенок порочности выделяет и притягивает. Но ведь может и оттолкнуть. Нет, просто этот цветок «из другого общества». <...> | |
| — Владимир Солоухин, «О траве», 1972 |
Дай вам бог, каждому, кто читает эти строки, увидеть хоть раз в жизни, как расцветает в безмолвном и неподвижном лунном свете ночная фиалка, ночная красавица, ночница, любка, люби меня не покинь… | |
| — Владимир Солоухин, «О траве», 1972 |
...вот среди вольно растущей лесной всячины сверкнула слюдянистыми лепестками любка, редко у нас произрастающая и почти не замечаемая ребятишками, избалованными множеством цветов ярких, крупных, как бы выставляющихся напоказ друг перед другом. Однако старые люди, век прожившие в колдовском селе, в особенности девки, знали тайну травы любки, ходили за нею в таёжные дали...[7] | |
| — Виктор Астафьев, «Последний поклон», до 1991 |
Ниже по склону в сырости кипунов всё растёт ещё пестрей, и вот среди вольно растущей лесной всячины сверкнула слюдянистыми лепестками любка, редко у нас произрастающая и почти не замечаемая ребятишками, избалованными множеством цветов ярких, крупных, как бы выставляющихся напоказ друг перед другом. Однако старые люди, век прожившие в колдовском селе, в особенности девки, знали тайну травы любки, ходили за нею в таёжные дали, лазили «к лешакам», в болота, как говорили сами же, сушили любку, пряча от «дурного» глаза. | |
| — Виктор Астафьев, «Последний поклон», до 1991 |
Это всё конечно, так, но есть и другое растение, тоже носящее имя Ночной Фиалки, а именно любка двулистная, Platanthera bifolia, семейство орхидных. О, какой у Блока опытный Сценарист, не хуже дедушки Бекетова! Блок видит во сне, конечно, мучительно-неотвязную свою любовь — Любу, Любовь Дмитриевну Менделееву, но только эта любка двулистная лиловой не бывает, цветы у неё мелкие и белые, совсем не таинственные, хотя как-то там она страшно полезна фармакологически. Это такая метёлка, несколько ободранная и невнятная; колером не вышла, нежным плаксам Серебряного века в свои венки её не вплетать. (Бывает она, правда, зеленоватой, но про такую наука грубо пишет: “Зеленоцветная любка аромата не издает. Скотом не поедается”.) А вечерница и впрямь безмятежная и чистая, бледно-лиловая, нежно-фиалковая — детский такой, трогательный зонтик. Что сам Блок об этом думал, что осознавал — спросить больше не у кого.[9] | |
| — Татьяна Толстая, «Зверотур», 2012 |
Любка в мемуарах, письмах и дневниковой прозе
[править]Ребята жадно рвутъ прелестные цвѣты, окаймляющіе дорогу. Одинъ выбираетъ нѣжныя кисти бѣлой разновидности колокольчика и соединяетъ ихъ съ разрѣзными звѣздами розовой дремы. Другой перемѣшиваетъ съ васильками душистые колосья блѣдно-желтоватой любки.[12] | |
| — Сергей Рачинский, «Школьный поход в Нилову Пустынь», 1887 |
Тут же из зарослей подымала свою красивую головку пышная ятрышниковая любка (Platanthera chlorantha Custor.), а рядом с ней ― ядовитая чемерица (Veratrum album L.)...[13] | |
| — Владимир Арсеньев, «Дерсу Узала», 1923 |
Свободного времени у нас было поровну. И вот она догадалась на прогулки брать меня. Теперь ей нужно было только увидеть цветок или, вернее, выбрать тот, который хочется сорвать, а я, бегавший возле нее, немедленно приводил в исполнение её желания. | |
| — Владимир Солоухин, «Третья охота», 1967 |
И вот мне понадобилось некоторое количество клубеньков любки двулистой, ночной фиалки. Я надеялся, что они окажут благотворное действие на здоровье одного близкого мне человека. | |
| — Владимир Солоухин, «О траве», 1972 |
Вот они, мои два листа. От одной точки на черной земле они растут в строго противоположные стороны. Около самой точки они совсем узкие. Затем становятся все шире и в широком дальнем конце плавно округлены. Если бы перевернуть лист узкой частью кверху, он напомнил бы продолговатую каплю. Но я смотрел на листья сверху, и мне они напоминали крылья огромной зеленой бабочки, которая, может, и улетела бы, если б не корешки, вросшие в землю. | |
| — Владимир Солоухин, «О траве», 1972 |
Осторожно, ощупывая пальцами каждый комочек, каждый тоненький корешок (но это все были еще не ее корешки), я стал разминать и дробить землю. Вдруг мои пальцы нащупали твердые гладкие и прохладные округлости, и мне показалось, что я кощунственно прикоснулся к чему-то тайному, запретному, интимному. Земля вся обсыпалась наконец, и сахарно-белые, похожие на женские груди клубеньки обнажились. | |
| — Владимир Солоухин, «О траве», 1972 |
Незаметно из старого смешанного леса я перешел в мелкие частые сосенки. Было тут что-то вроде просеки, узкого длинного ложка. На этом ложке я снова увидел любку. Наклонившись к ней, увидел еще, потом еще, потом сразу пять, потом больше. На коленях я стал переползать от одной любки к другой, нож вонзался, подковыривал, земля осыпалась, клубеньки обнажались, один из них отбрасывался, другой клался в карман. | |
| — Владимир Солоухин, «О траве», 1972 |
...я бы по всем лесам и болотам собирал любку, дни и ночи настаивал её корешки и не рюмкой, а ковшом поил бы людей, только чтоб одумались они, преисполнились уважения друг к другу, поняли бы, что любить и страдать любовью — и есть человеческое назначение, или веление Божье, или ещё там что такое.[7] | |
| — Виктор Астафьев, «Последний поклон», до 1991 |
В первую свою ночевку среди всех треволнений, забот о завтрашнем дне, в охватившей тоске по дому я вдруг услышал дивный запах, никогда прежде не слышанный, затмевающий собой хвойный и все остальные окружающие запахи, и я долго не мог понять, откуда он исходит, пока буквально в метре от себя не увидел незнакомое растение с собранными в кисть зеленовато-белыми цветками и всего с двумя большими округлыми листьями. Я бы, разумеется, сразу показал его профессору Абэ, но когда ещё мы увидимся, сколько дней пройдёт, а сорванный цветок быстро завянет и утратит прежнюю красоту и аромат. Позже я рассказал о нем и описал его строение. Абэ сказал, что, возможно я, видел любку двулистную, очень редкую для наших мест, обладающую великой целительной силой. Однако умиротворение от неё я испытал, хотя и плохо выспался за ночь.[8] | |
| — Рим Ахмедов, «Промельки», 2011 |
Любка в беллетристике и художественной прозе
[править].jpg)
Перед ней расстилался пруд; заря воздушно легла на сырые дорожки; и едва багрянели дорожки; и едва багрянел высокотравный луг; отцветали любки в сырых жемчугах росы; тяжко и страстно цветки издышались на все великолепным своим благовоньем; вдали поднялся хриплый и робкий звук, и от него чем-то повеяло родным, пережитым в лучшие времена жизни...[2] | |
| — Андрей Белый, «Серебряный голубь», 1909 |
Но весной до тоски тянула душа на родину. Помнил Илья тихие яблочные сады по весне, милую калину, как снегом заметанные черемухи и убранные ягодами раскидистые рябины. Помнил синие колокольчики на лесных полянах, восковые свечки ладанной любки, малиновые глазки-звездочки липкой смолянки и пушистые георгины, которыми убирают Животворящий Крест.[14] | |
| — Иван Шмелёв, «Неупиваемая чаша», 1918 |
| — Иван Наживин, «Степан Разин» (Казаки), 1928 |
С овражков-то как тянет... это уж дождю быть. И любками стало пахнуть. А до вечера далеко; а они больше к ночи пахнут, фиалочки ночные. А кукушки... — одна за другой, одна за другой — прямо наперебой, спешат.[3] | |
| — Иван Шмелёв, «Богомолье», 1931 |
Весёлые луговинки полны цветов — самая-то пора расцвета, июнь месяц. В мокрой траве, на солнце, золотятся крупные бубенцы, никлые от дождя, пушистые, потрясешь над ухом — брызгают-звенят. Стоят по лесным лужайкам, как тонкие восковые свечки, ночнушки-любки, будто дымком курятся, — ладанный аромат от них. И ромашки, и колокольчики... А к Вифании, говорят, ромашки... — прямо в ладонь ромашки!.. | |
| — Иван Шмелёв, «Богомолье», 1931 |
Лиловые кисти кукушкиных слезок росли рядом с медвежьим луком <черемшой>, вороний глаз цвел неподалеку от куриной слепоты, а метелки лисьего хвоста высоко поднимались над полянками петушиного гребня. И царские кудри, и золотые розги, и ятрышник с любкой – эти российские родственники бразильских орхидей, и яркие связки золотых ключиков — все это росло, цвело, шумело пчелами и шмелями, скрывая от нас дорогу.[16] | |
| — Владимир Солоухин, «Владимирские просёлки», 1957 |
| — Юрий Куранов, «Дни сентября», 1969 |
| — Еремей Парнов, «Александрийская гемма», 1990 |
Любка в стихах
[править]
Когда на дачах пьют вечерний чай, | |
| — Борис Пастернак, «Любка», 1927 |
| — Аркадий Штейнберг, «Какой-то мир возник меж нами...», 1948 |
Источники
[править]- ↑ 1 2 К. А. Тимирязев. «Жизнь растения» (по изданию 1919 года). — М.: Сельхозгиз, 1936 г.
- ↑ 1 2 Андрей Белый. Собрание сочинений. Серебряный голубь: Рассказы. — М.: Республика, 1995 г.
- ↑ 1 2 3 4 Шмелёв И. С. Избранные сочинения в двух томах. Том 2. Рассказы. «Богомолье». «Лето Господне». — Москва, «Литература», 1999 г.
- ↑ 1 2 А. А. Штейнберг. «Вторая дорога». М.: Русский импульс, 2008 г.
- ↑ 1 2 Юрий Куранов в книге: Антология русского советского рассказа. — М.: «Современник», 1989 г.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 Солоухин В. А. О траве. В сборнике: Дары природы. В. А. Солоухин, Л. В. Гарибова, А. Д. Турова и др. сост. С. Л. Ошанин. — М.: Экономика, 1984 г. — 304 стр.
- ↑ 1 2 3 4 5 Виктор Астафьев Собрание сочинений в пятнадцати томах. Том 5. — Красноярск, «Офсет», 1997 г.
- ↑ 1 2 Р. Б. Ахмедов. «Промельки» — «Бельские Просторы», 2011 г.
- ↑ 1 2 3 Т. Н. Толстая. Зверотур. — М.: Иностранная литература, № 12, 2003 г.
- ↑ Представляет цветок орхидеи, у которого удалены все лепестки кроме губы, которая расколота пополам, чтобы показать вход в шпорец и положение рыльца.
- ↑ Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона: в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907. Том XLa (1904): Электровозбудительная сила — Эрготин, с. 862—871: из статьи Сахар свинцовый.
- ↑ Рачинский С. А. Школьный поход в Нилову Пустынь. — СПб.: Русский вестник, №№ 11-12, 1887 г.
- ↑ В.К. Арсеньев. «По Уссурийскому краю». «Дерсу Узала». — М.: Правда, 1983 г.
- ↑ Шмелёв И. С. Неупиваемая чаша. Няня из Москвы. — М.: Ставрос, 2003 г.
- ↑ И. Ф. Наживин. Степан Разин (Казаки). — М.: ИТРК, 2004 г.
- ↑ Владимир Солоухин. Смех за левым плечом: Книга прозы. — М.: Современник, 1989 г. — 574 с.
- ↑ Е.И. Парнов, «Александрийская гемма». — М.: «Московский рабочий», 1992 г.
- ↑ Б. Пастернак. Стихотворения и поэмы в двух томах. Библиотека поэта. Большая серия. Л.: Советский писатель, 1990
