У этого термина существуют и другие значения, см. Леший (значения).
Ле́ший (региональное: белор.лясу́н, лесаві́к, укр.лісови́к) — типичный представитель славянской демонологии, дух-хозяин леса в языческой мифологии восточных славян. Леший был одним из самых популярных славянских мифологических персонажей, сохранивший относительную популярность до нынешнего времени. Отношение к лешему в народе было двойственным. С одной стороны, его причисляли к враждебной человеку и опасной для него нечистой силе, впрочем, чаще не целенаправленно вредящей людям, а проказничающей, но делающей это грубо и зло. С другой стороны, лешего считали справедливым хозяином леса, который не станет вредить просто так, но может наказать за ненадлежащее поведение в его владениях, а может и помочь человеку.
В мифологических рассказах леший предстаёт в виде растительного, животного или антропоморфного существа. Для лешего также обычно появляться в виде родственников и знакомых. Леший описывался то как гигант, то как карлик; есть поверья, что он мог изменять свой рост. Если леший одет, то в целом так же, как обычный человек. Часто его сопровождает сильный ветер, или сам он может представать им. У лешего отсутствует тень. Он может становиться невидимым. Леший обладает огромной силой. Ему приписывается всё разнообразие лесных звуков, но он может разговаривать и по-человечески.
...доныне простые люди говорят у нас о леших, которые видом подобны сатирам, живут будто бы в темноте лесов, равняются с деревьями и с травой, ужасают странников...[2]
...длинноухие филины, плачевный, странный, дикий крик которых в ночное время испугает и непугливого человека, запоздавшего в лесу. Что же мудреного, что народ считает эти крики ауканьем и хохотом лешего?[3]
— Сергей Аксаков, «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии», 1852
Первый слух о лешем пустил в народ, вероятно, лесной охотник...[4]
— Сергей Аксаков, «Рассказы и воспоминания охотника о разных охотах», 1855
Если мужика, при ясном небе, обольёт сильный дождь из налетевшей «шальной» тучки, — что называется, дождь сквозь солнце, грибной дождик, — он склонен думать, что шёл мимо бани, где новобрачный леший парился...[5]
В суеверных преданиях народа русского открываем также некоторые следы древнего славянского богопочитания: доныне простые люди говорят у нас о леших, которые видом подобны сатирам, живут будто бы в темноте лесов, равняются с деревьями и с травой, ужасают странников, обходят их кругом и сбивают с пути...[2]
...водяной также не везде у нас известен. Он живет с русалками, даже почитается их большаком, тогда как леший всегда живет одиноко и кроме какого-нибудь оборотня, никого из собратов своих около себя не терпит.
Лесно́й, лесови́к, лесово́й, ле́ший, леша́к м. лесной дух, пугало, как домовой, полевой, водяной; леший поет голосом без слов, бьет в ладони, свищет, аукает, хохочет, плачет, перекидывается в мужика с котомкой, в волка, в филина, обходит путников и лесников, заставляя их плутать; избавляются от этого, надев все платье наизнанку; звери, особенно зайцы, в его ведении; их лешие проигрывают друг другу в карты и перегоняют из колка в колок.
На переходе от весны к лету, в пору быстро набегающих, шумных, красивых гроз, бурных вихрей и наводнений, лесные и водяные духи справляют свои свадьбы, сопровождаемые буйным весельем. Разгулом нечистой силы на брачных пиршествах крестьяне объясняют несчастья от весенних циклонов; водяные ломают мельницы, лешие размётывают овины, клади, валят деревья. Если мужика, при ясном небе, обольёт сильный дождь из налетевшей «шальной» тучки, — что называется, дождь сквозь солнце, грибной дождик, — он склонен думать, что шёл мимо бани, где новобрачный леший парился со своею молодою женою и, рассердясь на прохожего, окатил его водою из шайки, с головы до ног.[5]
Среди деревьев с нависшими лишаями, украшающими их наподобие бород, в народных сказках и в религиозном культе первобытных племен, издревле помещены жилища богов и лесных духов. В еловых лесах, предпочтительно перед сосновыми, селится и леший, или, как называют его также, лесовик, лешак. В этих лесах наиболее чувствуется живой трепет, и леший является его олицетворенным представителем.[8]
В ярославском Пошехонье лешего называют даже просто «мужичок», а в вологодском полесовье лешему даны даже приметы: красный кушак, левая пола кафтана обыкновенно запахнута за правую, а не наоборот, как все носят. Обувь перепутана: правый лапоть надет на левую ногу, левый — на правую. Глаза у лешего зеленые и горят, как угли. Как бы он тщательно ни скрывал своего нечистого происхождения, ему не удается это сделать, если посмотреть на него через правое ухо лошади.[8]
Леший отличается от прочих духов особыми свойствами, присущими ему одному: если он идет лесом, то ростом равняется с самыми высокими деревьями. Но в то же время он обладает способностью и умаляться. Так, выходя для прогулок, забав и шуток на лесные опушки, он ходит там (когда ему предстоит в том нужда) малой былинкой, ниже травы, свободно укрываясь под любым ягодным листочком.[8]
...в лесу леший является полноправным и неограниченным хозяином: все звери и птицы находятся в его ведении и повинуются ему безответно. Особенно подчинены ему зайцы. Они у него на полном крепостном праве, по крайней мере, он даже имеет власть проигрывать их в карты соседнему лешему. Не освобождены от такой зависимости и беличьи стада, и если они, переселяясь несметными полчищами, и забывая всякий страх перед человеком, забегают в большие сибирские города, причем скачут по крышам, обрываются в печные трубы и прыгают даже в окна, — то дело ясное: значит, лешие целой артелью вели азартную игру, и побежденная сторона гнала проигрыш во владения счастливого соперника.[8]
Кому удавалось видеть лешего, хотя бы и через лошадиное ухо, те рассказывают, что у него человеческий образ. Так, например, в Новгородчине видали лешего в образе распоясанного старика в белой одежде и белой большой шляпе. Олончане же настолько искусились в опознавании всей лесной нечисти, что умеют отличать настоящих леших в целых толпах их от тех «заклятых» людей, которые обречены нечистой силе в недобрый час лихим проклятьем. Леший отливает синеватым цветом, так как кровь у него синяя, а у заклятых на лицах румянец, так как живая кровь не перестает играть на их щеках.[8]
Лешие не столько вредят людям, сколько проказят и шутят и, в этом случае, вполне уподобляются своим родичам-домовым. Проказят они грубо, как это и прилично неуклюжим лесным жителям, и шутят зло, потому что все-таки они не свой брат, крещеный человек. Самые обычные приемы проказ и шуток леших заключаются в том, что они обходят человека, т. е. всякого, углубившегося в чащу, с целью собирать грибы или ягоды, они либо «заведут» в такое место, из которого никак не выбраться, либо напустят в глаза такого тумана, что совсем собьют с толку, и заблудившийся человек долго будет кружить по лесу на одном и том же месте.[8]
Отраден вид густого леса в знойный полдень, освежителен его чистый воздух, успокоительна его внутренняя тишина и приятен шелест листьев, когда ветер порой пробегает по его вершинам! Его мрак имеет что-то таинственное, неизвестное; голос зверя, птицы и человека изменяются в лесу, звучат другими, странными звуками. Это какой-то особый мир, и народная фантазия населяет его сверхъестественными существами: лешими и лесными девками, так же как речные и озёрные омута — водяными чертовками...[3]
— Сергей Аксаков, «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии», 1852
В густой тени лесных трущоб таятся и плодятся совы, сычи и длинноухие филины, плачевный, странный, дикий крик которых в ночное время испугает и непугливого человека, запоздавшего в лесу. Что же мудрёного, что народ считает эти крики ауканьем и хохотом лешего?[3]
— Сергей Аксаков, «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии», 1852
Я уверен, что охотники первые начали созидание фантастического мира, существующего у всех народов. Первый слух о лешем пустил в народ, вероятно, лесной охотник... <...> С первыми лучами солнца, отыскав дорогу и возвращаясь домой, он чувствовал себя как будто изломанным, исщипанным и, увидя своё тело, покрытое пятнами, он легко мог приписать их щипанью или щекотанью того же сверхъестественного существа. Бедняка искусали крупные лесные муравьи или другие насекомые, но такое простое объяснение не приходит ему в голову. А как событие происходило в лесу, то и дает он имя лешего его таинственному обитателю. Дома рассказывает он свою чудную повесть, показывает красные и синие пятна на своем теле; воображение рассказчика и слушателей воспламеняется, дополняет картину — и леший, или лесовик, получает свое фантастическое существование! Постепенно укрепляясь в народном ведении и веровании, принимает он определенный образ и черты, иногда очень подробные и разнообразные.[4]
— Сергей Аксаков, «Рассказы и воспоминания охотника о разных охотах», 1855
Да и на какой леший пить? Пить так уж в компании порядочных людей, а не solo и не чёрт знает с кем.[9]
— Антон Чехов, из письма Ал. П. Чехову 13 октября 1888 г.
Для «вящшего преуспеяния и споспешествования к развитию» Иван Алексеич придумал новую дорогу там проложить, где сам леший подумавши ходит. Зато сколько мостов, сколько гатей!.. Все эти топи, мочажины, болота, теперь лежащие впусте, не принося никому пользы, уже представлялись ему богатой оброчной статьей в виде гатей, ежегодно перестилаемых, мостов, каждый год перекрашиваемых.[10]
Ходил охотник по лесу, ходил-ходил и ничего не убил, нарвал орехов и грызёт себе. Попадается ему навстречу дедушка леший:
— Дай, — говорит, — орешков.
Он дал ему пулю. Вот леший грыз её, грыз, никак не сладит и говорит:
— Я не разгрызу!
Охотник ему:
— Да ты выхолощен или нет?
— Нет!
— То-то и есть! Давай я тебя охолощу, так и станешь грызть орехи.[11]
Арина Власьевна была настоящая русская дворяночка прежнего времени; ей бы следовало жить лет за двести, в старомосковские времена. Она была очень набожна и чувствительна, верила во всевозможные приметы, гаданья, заговоры, сны; верила в юродивых, в домовых, в леших...[12]
Савелий встретился с Мариной на дворе. До ушей Райского долетел звук глухого удара, как будто кулаком по спине или по шее, потом опять визг, плач. Марина рванулась, быстро пробежала через двор и скрылась в людскую, где ее встретил хохот, на который и она, отирая передником слезы и втыкая гребень в растрепанные волосы, отвечала хохотом же. Потом опять боль напомнила о себе.
― Дьявол, леший, чтоб ему издохнуть! ― говорила она, то плача, то отвечая на злой хохот дворни хохотом.[13]
Один правовед сказал мне, что самая лучшая и безвредная специальность — это лежать на диване, задрав вверх ноги, и плевать в потолок; но я, честный, глупый леший, не поверил ему![14]
— Молитва молитвой, а нечистая сила, что стережёт клад, тоже даром его не уступит. Вот на это-то и есть разрыв-трава, цвет кочедыжника, что землю и замки над кладом разрывает. А цветёт кочедыжник, сказывают, всего единожды в год — в Иванову ночь. Ровно в полночь цветочная почка легонько этак треснет, развернётся и вспыхнет голубым огонёчком, будто зарница. Тут его, значит, и рви. Только рвать-то надо тоже с оглядкой, с заговором.
— С заговором?
— А как же: нечистая-то сила сама подстерегает, как бы сорвать сейчас цвет, как распустится. Лихого человека нечего бояться, потому — всё свой брат, как-нибудь сладишь с ним, осилишь; ну, а леший мигом тебя обойдёт: аукнуть не поспеешь.
Вот, как сказал сейчас Леший, все вы безрассудно губите леса, и скоро на земле ничего не останется, точно так вы безрассудно губите человека, и скоро по вашей милости на земле не останется ни верности, ни чистоты, ни способности жертвовать собой. Почему вы не можете видеть равнодушно верную жену, если она не ваша? Потому что, прав этот Леший, во всех вас сидит бес разрушения. Вам не жаль ни лесов, ни птиц, ни женщин, ни друг друга.
Где ваш покой, где покой вашей дочери? Все погибло, разрушено, все идет прахом. Вы, господа, называете меня Лешим, но ведь не я один, во всех вас сидит леший, все вы бродите в темном лесу и живете ощупью. Ума, знаний и сердца у всех хватает только на то, чтобы портить жизнь себе и другим.
По поляне движется высокая чёрная фигура; вот она идёт ближе и ближе, прямо к ней… И в ту же минуту у ног её, в кусте папоротника, вспыхивает яркая красная искра…
Неужели в самом деле папоротник цветёт?.. Боясь оглянуться, вся дрожа, она наклоняется и протягивает руку…
— Не трогайте, обожжётесь! — кричит голос прямо за ней.
Если это и леший, то леший знакомый; она тотчас узнаёт его голос, который заставляет её сердце забиться с новою силой, но уже не от страха…
Берег гол и темен, над ним чернел сонный лохматый лес, мертвящий свет луны трогал голубым взрыхленные сугробы на опушке. И так стремилась душа в этот родимый лес, к русским медведям, к русским лешим, к убогим избам с тараканами и вонью, к румяным молодицам, к девкам, к покрытым седым мохом мудрокаменным древним старикам. Лететь бы, лететь с граем, с криком, как желторотая стая воронят![6]
…перезревшая в девках русалка Римма всюду распространяла сплетни, будто живёт с лешим, но так как каждому разумному человеку известно, что леших на свете не бывает, то ясное дело — Римма томилась в девках.
Он кунял носом, валился с табуретки, просыпался, таращил глаза, и опять засыпал, и опять просыпался. Сон путался с явью, прокурор превращался то в черта, то в лешего, то в какую-то птицу, то в жабу и в огородное пугало.[7]
Вздохнула и пошла по вязкому песку
Со страхом и тоскою;
Бледнеет и дрожит, лишь ступит шаг ногою;
Там предвещает ей последний час ку-ку!
Там леший выставил из-за деревьев роги;
То слышится ау; то вспыхнул огонек;
То ведьма кошкою бросается с дороги
Иль кто-то скрылся за пенек...[1]
Какое я сокровище храню
В груди моей. Ребенком прибежала
Снегурочка в зеленый лес — выходит
Девицею с душой счастливой, полной
Отрадных чувств и золотых надежд.
Снесу мой клад тропинкой неизвестной;
Одна лишь я по ней бродила, лешим
Протоптана она между болотом
И озером. Никто по ней не ходит,
Лишь лешие, для шутки, горьких пьяниц
Манят по ней, чтоб завести в трясину
Без выхода.
«Ну! леший шутку славную Над нами подшутил! Никак ведь мы без малого Верст тридцать отошли! Домой теперь ворочаться ― Устали, не дойдем Присядем, ― делать нечего, До солнца отдохнем!..»
Свалив беду на лешего,
Под лесом при дороженьке
Уселись мужики.[17]
Осилив злобный гнев и леших, и бесов,
Грицько стоит и ждёт с бушующей душою,
Чтоб папоротник вдруг в немой глуши лесов
Таинственно зацвёл волшебною звездою.[18]
Внук Лешего: Дедушка, а Баба Яга полезная или вредная? Леший: Всякая поганка в лесу к чему-нибудь назначена. Потому порядок. <...> Баба Яга: А мне лешие не указ. И моей избе тоже.
Леший: Хозяин тебе нужен… Внук Лешего: Хозяин! Леший: …чтобы дом в руках держать. Внук Лешего: Чтобы дом в руках держать! Леший: Да… Баба Яга: Какой такой хозяин? Домо-хозяин. А-а-а, домовой нужен!
↑А.Н.Афанасьев, «Русские заветные сказки». — Спб.: ТОО «Бланка», АО «Бояныч», 1994 г. — стр.85
↑И.С.Тургенев. «Накануне». «Отцы и дети». — М.: «Художественная литература», 1979 г.
↑Гончаров И.А. Собрание сочинений в 8 томах. — Москва, «Художественная литература», 1979 г.
↑Чехов А. П. Сочинения в 18 томах, Полное собрание сочинений и писем в 30 томах. — М.: Наука, 1974 год — том 2. (Рассказы. Юморески), 1883-1884. — стр.4