Кья́нти, иногда киа́нти, устар. (итал.Chianti) — итальянское сухое красное вино, одно из известнейших вин Италии, производимое в регионе Тоскана на основе винограда сорта Санджовезе и имеющее категорию «название, контролируемого по происхождению». Традиционный «Кьянти» легко узнать по приземистой пузатой бутылке, оплетённой лыком, которая называется fiasco.
До середины XIX века вина «Кьянти» производились только на основе винограда санджовезе. В концу второй половины XIX века был закреплён новый стандарт, вина «Кьянти» должны были производиться из 70 % винограда сорта санджовезе, 15 % канайоло и 15 % белого мальвазия. В 1970-х годах производители постепенно уменьшали долю белых сортов винограда в «Кьянти», и, в конечном счете, начиная с 1995 года, «Кьянти» может производиться полностью из санджовезе, или, по крайней мере, без белых сортов винограда.
Кьянти в мемуарах, научно-популярной литературе и публицистике[править]
Как я уже писал, Средиземное море было целью и мечтой Володи: добраться до его лазури и окунуться в него, в великое море европейских культур. Растянуться на песке его берега, обдумать пройденный путь и безразлично вернуться восвояси. Туда был условлен наш последний пост-рестант для денежной помощи при возвращении домой… Где-нибудь, у итальянских рыбаков, в береговом гроте приютиться, попитаться скумбрией (другой рыбы мы не придумали) и кьянти (это мое предположение), и козьим молоком (Володино). Геную я узнаю хорошо потом: никаких там пляжей песочных нет, и рыбачьей поэзии не сыскать ― со знаменитым кладбищем город, с большой торговой гаванью и с крепостью, охраняющей с моря и с запада входы в Италию.[1]
Узнал, что я в прошло году был в Италии:
― Во Флоренции были?
― Был.
― Кианти пили?
― Еще бы!
― Эх, кианти!.. Еще бы раз попасть в Италию, попить бы кианти… Никогда уже этого больше не будет.[2]
Оказалось, Отто отправился на обед с сослуживцами-мужчинами, и день у Ульрики был свободен. Мы встретились на Трубной, мы устроились в довольно уютной пиццерии в подвальчике, мне было предложено кьянти ― да-да, тогда в пиццериях можно было выпить кьянти, ― и я выдул подряд два бокала, так как успел вечером вчерашнего дня попировать с приятелями. <...> Сидя за одним и тем же столиком в углу, Ульрика поджидала меня, уж приготовив словарь, разговорник, блокнот и набор фломастеров. Кьянти тоже меня ждало. При моем появлении официант, как по неслышной команде, тащил горячую пиццу с шампиньонами. Дождавшись, пока я подкреплюсь, Ульрика с самым серьезным и сосредоточенным видом открывала блокнот.[3]
К примеру, на моих глазах случилась тут поучительная история. Играли дети в доме в прятки и нашли в одной заброшенной, забытой комнате восемь ящиков красного. Я посмотрел ― оказалось, это Кьянти урожая 1981 года. Откуда взялось, никто не помнит. Хорошо. Для этого, правда, хозяину дома потребовалось прожить жизнь по сценарию классической американской мечты. Продавать горячие хот-доги одноклассникам, с 12 лет стирать людям белье в автоматической прачечной, косить траву на лужайках перед домами, зимой чистить снег на участках. Никакого высшего образования.[4]
«Звонил Пабло из Рима, он завтра прилетает, и мы условились, что вечером повидаемся». А однажды: «Вчера вдруг приносят двенадцать бутылок кьянти, перевязанные зеленой и оранжевой лентами и с запиской от Неруды. Очень было приятно. Вскоре он позвонил и сказал, что двенадцать чилийских поэтов написали стихи в мою честь и что он мне их прочтет, как только вырвется с какого-то конгресса, на котором он выступает».[5]
Но однажды мы с Володей Атлантовым так развлеклись, что привлекли к себе внимание соответствующих наших «компетентных органов». Наш знакомый коммунист-миллионер с виллой и реками, полными вина, в очередной раз угостил нас кьянти из собственного подвала. Мы пили его и раньше, и все было нормально ― его вино было очень хорошее. А тут попалось какое-то забористое. Бокал, другой, пятый, десятый… Оттого-то мы с Володей не запомнили, что с нами было дальше. Помню только, что мы решили помериться силой. Я сказал, что сильнее я, потому что я ― пианист.[6]
«Лучшие вина делают из различных сортов, принадлежащих к европейскому виду Vitis vinifera. Новые гибридные технические сорта по качеству производимого вина приближаются к ним. Для приготовления различных типов вин используются определенные сорта винограда, отвечающие особым требованиям». Так, плохо скрывая безадресную ненависть, бормотал выпивший комендант Дементий, склонившись над брошюрой из хозяйства лисосвинского садовника, и пронзительные глаза его, цвета синьки для белья, казались лишенными разума, а на щеках проступала тревожная рыжеватая щетина. Он читал на крыльце, под светом лампы, трудившейся над входом во флигель, и отгонял комаров нерегулярными взмахами пятипалых ладоней. ― Кьянти! ― повторил он, прижав книгу к сердцу, бившемуся под клетчатой фланелевой рубахой. ― О, суки! Мы: спирт в окопах, когда повезет, мы: в окопах спирт в отсутствие доступа кислорода, а они ― Шираз![7]
Да, если у кого и шесть и четыре пальца, так Господь Бог же наделил его такими ногами и ходить ему нужно, как и другим, и вот это сапожный мастер и должен знать и сделать возможным. Каноник громко глотал кьянти из большого стакана и сгонял мух, все садившихся ему на лоб, покрытый каплями пота, своей широкополой черной шляпой; подмастерье продолжал на него смотреть, и речь Джузеппе равномерно и певуче звучала, нагоняя сон.[8]
— Михаил Кузмин, «Крылья» (Повесть в трех частях), 1906
Всей экспедицией руководил инженер Джузеппе Рестуччи ― изобретатель особого подводного аппарата, высокий, пожилой, молчаливый человек, всегда одетый в серое, с серым длинным лицом и почти седыми волосами, с бельмом на одном глазу, ― в общем, гораздо больше похожий на англичанина, чем на итальянца. Он поселился в гостинице на набережной и по вечерам, когда к нему кое-кто приходил посидеть, гостеприимно угощал вином кианти и стихами своего любимого поэта Стекетти. «Женская любовь, точно уголь, который, когда пламенеет, то жжется, а холодный ― грязнит!»[9]
«Вина, — кричит, — вина, Рина! милорд! очень рад с вами познакомиться, позвольте угостить вас вином! Вам нравится моя ganza? <любовница> Тем лучше! Почитаю за честь! Что-то у вас? Chianti? Рина! Как тебе не стыдно поить такого высокого гостя дрянью? Милорд! В знак международной симпатии двух наций, разрешите предложить вам бутылку шампанского...»
А мы, тем временем, надо вам сказать, уже фиаску старого кианти вдвоем усидели, и намок мой англичанин весьма основательно. Но они, англичане, — знаете — либо вовсе не пьют, либо уж, если пьют, то как губка; что ни лей жидкое, всё в себя примет, только пухнет. «Очень рад!..» Покуда Джанни ходил за бутылкою, я этого милорда честью прошу: «Не пейте вы больше, ради Бога!..» — «Почему? Я хочу!» — «Ну, так, по крайней мере, пейте только кианти, а шампанского не надо». — «Почему? Я хочу!..» Ну не могу же я Джанни выдавать, — так вот и открыть Джон Булю этому, что, мол, с шампанского, которым вас угостит Джанни, вы очутитесь — хорошо еще, если только голый на мостовой, а то, может быть, и покойником в волнах Арно... Говорю: «Вредно мешать кьянти с шампанским». — «Почему? Я хочу!..» Заладил свое. Такой дурак! Тьфу! Принес Джанни шампанское. Бутылка — ух! не закупоривают так в погребах. Пьяному, конечно, не в примету, а трезвый сразу разглядел бы. Откупорил, — пробка и не хлопнула.[10]
Крысаков, который задержался около стучащейся в райские двери девицы, вдруг догнал нас бледный и в ужасе зашептал:
— Со мной что-то случилось…
— Что такое?
— Сколько кьянти выпили мы за завтраком? — спросил Крысаков, дрожа от страха.
— Сколько каждому хотелось — ни на каплю больше. А что случилось?
— Дело в том — я не знаю, что со мной сделалось, но я сразу стал понимать по-итальянски.
— Как так? Почему?
— Видите ли, около той «девушки у врат» стоит публика. Вдруг кто-то из них заговорил — и я сразу чувствую, что понимаю всё, что он говорит!
— Какой вздор! Этого не может быть.
— Уверяю вас! Другой ему ответил — и что же! Я чувствую, что понял и ответ.
— Тут что-то неладно… Пойдём к ним! Мы подошли.
— Слышите, слышите? Я прекрасно сейчас понимаю, о чем они говорят… О том, что такой сюжет они уже встречали в Риме… Хотите, я вам буду переводить?
— Не стоит. Это излишне.
— По… почему?
— Потому что они говорят по-русски.[11]
— Аркадий Аверченко, «Генуя» (из сборника «Экспедиция в Западную Европу сатириконцев: Южакина, Сандерса, Мифасова и Крысакова»), 1912
Ах, как жаль, что Я лишен возможности творить чудеса! Маленькое и практическое чудо, вроде превращения воды в графинах в кисленькое кианти или нескольких слушателей в паштеты, было совсем не лишним в эту минуту… Ты смеешься или негодуешь, Мой земной читатель? <...> Потом вдруг стал показывать интересные фокусы. Поставил себе на нос огромную фляжку кианти и весь облился красным вином. Пробовал передергивать карты, но был немедленно уличен ласковыми убийцами, с блеском исполнившими тот же фокус. Ходил на четвереньках, пел в нос какие-то духовные стихи, плакал и вдруг откровенно заявил, что он ― Чёрт.[12]
Он подымал к небу лицемерные глаза и гнусавил нечто божественное под хриплый аккомпанемент гитары. Я никогда не видел ничего смешнее и злее. Поздние посетители с дешевыми соломенными шляпами на затылках валились праздничными галстуками в мокрые клеенки столов. Они колотили, корчась, друг друга в спины загорелыми кулаками, рыдали от смеха, опрокидывая локтями плетёнки кьянти: вино текло на пол. Это была самая благодарная аудитория в мире. Некоторых посетителей я узнал.[13]
Однажды меня попытался опросить агент по переписи населения. Я съел его печень с бобами и хорошим кьянти. — №21 в рейтинге 100 известных цитат из американских фильмов за 100 лет по версии Американского института киноискусства.
Я помыл и приготовил салат, почистил и сварил картошку, разжег барбекью и разложил на его решетке говяжью вырезку. Пока она обжаривалась, я накрыл на стол и налил в наши бокалы охлажденное в меру кьянти.
― Вообще-то это дурно пить вино без всякого повода. ― Она взяла бокал и сделала глоток.[14]
Улочки вокруг церкви были, казалось, еще не тронуты Высоким Ренессансом: суровые стены и башни, простые прямоугольные завершения. Один из таких домов как раз и был, как тут все предполагают — да? — не чем иным, как «Каса Данте», то есть фамильной крепостью их рода. С фасада свисал флаг Алигьери с гербом в виде щита, разделенного на зеленое и черное поля и с поперечной белой полосой.
— Послушай, Джанни, как ему пришла идея описать загробный мир?
— Знаешь, Саша, мне кажется, что он там просто побывал, а потом постарался передать словами непередаваемое. — Джанни вынул из сумки «кьянти». — Вот здесь мы должны выпить – да?
— О да! — В несколько глотков они осушили бутылку и оставили ее под флагом.[15]
...его безумные траты, обязательное кольцо с бриллиантом, которое она сначала отказывается принять, его настойчивые ухаживания повсюду, в том числе в казино, где она, проиграв практически все его деньги, под утро срывает-таки умопомрачительный куш, переезжает в роскошный, две тысячи баксов за сутки, номер, до нее здесь жил принц Монако с Наоми Кэмпбелл, заказывает десять бутылок кьянти и почти без сознания наконец отдается бодрячку-старичку Полторашке, потрясая его невероятным сплавом страстности и почти детской застенчивости a la Джоди Фостер.[16]
Как-то раз, порой вечерней,
В покосившейся таверне
У красотки Николетгы
(Чьи глаза как два стилета)
Нас собралось ровно семь.
(Пить хотелось очень всем!)
За бутылкою киянти
Толковали мы о Канте,
Об его «императиве»,
О Бразилии, о Хиве,
О сидящих vis-a-vis,
И, конечно, о любви![19]
С блеском глаз, с усмешкой важной,
Как живые, неживые…
От залива ветер влажный
Спутал бороды седые. Миг один, и будет чудо; Вот один из них, смелея, Спросит: «Вы, синьор, откуда, Из Ливорно иль Пирея?
Если будете в Брабанте,
Там мой брат торгует летом,
Отвезите бочку кьянти
От меня ему с приветом».[18]
Вскипай речитативамиРоссини,
О музыка, стремительней вина!
И кьянти ты, и воздух темно-синий
Из черного с серебряным окна. Ревнуя, как не думать о Розине
И как не обмануть опекуна![20]
Есть белое и красное киянти.
Какое выпить ночью при луне,
Когда бамбук бормочет в вышине
И тень платанов шире пышных мантий?
Пол-литра белого, ― так жребию угодно.
О виноградное густое молоко!
Расширилась душа, и телу так легко.
Пол-литра красного теперь войдет свободно.[21]
В Риме много хорошего. Не попались на трюк
(попадаются только туристы): киносекс с мертвецами.
Кьянти пьют со спагетти. Чиполлино не ешь ― это лук. Боттичелли ― художник. Муссолини ― мерзавец.
Иностранцам ― не верь. Шведам ― в первую очередь. Бар
выбирай хорошенько.
