Лату́нь — двойной или многокомпонентный сплав на основе меди, где основным легирующим компонентом является цинк, иногда с добавлением олова (причём, меньшим, чем цинка, иначе получится традиционная оловянная бронза), а также никеля, свинца, марганца, железа и других элементов. По металлургической классификации латунь к бронзам не относится.
Несмотря на то, что цинк как химический элемент был открыт только в XVI веке, латунь была известна ещё до нашей эры. Её получали, сплавляя медь напрямую с цинковой рудой (например, с галмеем). Во времена Августа в Риме латунь называлась орихалк (лат.aurichalcum — буквально «златомедь» за её цвет), из неё чеканились монеты. В русском языке слово «латунь» относительно свежее, оно пришло в литературный язык только в середине XIX века.
Он только накладывает латунь и жесть, ― говорил великий муж клёпани, жестяник Иван Иванович, ― и никак не может приучиться дать ей вольным ударом молотка ровный, естественный и приятный для глаз погиб.[2]
— Владимир Даль, «Жизнь человека, или Прогулка по Невскому проспекту», 1843
Под ногами были каменные массы с вкрапленными во множестве металлическимисплавами или чистыми металлами: то темноватыми, как старое железо, то блестящими, как серебро или никель, то желтыми, как латунь или кальций, то красноватыми, как медь и золото…
Колпачки из красной меди обыкновенно чувствительнее к удару, так как эта медь мягче желтой латуни.
— Сергей Бутурлин, «Дробовое ружье и стрельба из него», 1926
Что же это был за багор? Ничего особенного! Старый латунный багор. Но на этой старой, позеленевшей латуни было вырезано совершенно ясно: «Шхуна «Св. Мария».[3]
Большинство артиллерийских латунных гильз используется неоднократно. Не знаю, как сейчас, а в годы войны в любом артиллерийском дивизионе был человек (обычно офицер), ответственный за своевременный сбор стреляных гильз и отправку их на перезарядку.[5]
Позже латунными гвоздями на собственным сапогах был «наколот» другой Сергей по фамилии Золотько. Он мыл шлихи <...>. Примостившись на ребристых темных сланцах, слагающих берега и ложе ручья, он вдруг увидел тонкие золотые прожилки на камнях. Минутное ликование прошло, когда он потёр золотые ниточки ластиком, и они исчезли. Это были тоже латунные следы от его сапог.[6]
— Владимир Петров, «Великая гора Улуу Тоо»: «Кошачье золото», 2020
Красная мѣдь превращается въ зелёную <одно из старых названий латуни>, когда нѣсколько галмеи или шпіатера съ оною растоплено будетъ.[7]
— Вильгельм Крафт, «Руководство къ Математической и Физической Географіи» (пер. А.М.Разумова), 1764
Мѣдь желтятъ обыкновеннымъ и вездѣ употребляемымъ образомъ, т. е. переплавливая мѣдь съ толченымъ галмеемъ (Lapis calaminaris) и углемъ. Взявъ каждаго полторы части, и разтопивъ мѣдь, льютъ въ четвероугольныя формы, которыхъ глубина различна, смотря по толщинѣ листа, какой потребенъ. Формы дѣлаются изъ дерева; а нутръ убиваютъ крѣпко и гладко глиною, прилаживая и крышку глиною такъ же умазанную. Глина къ сему способная, находится по близу сего завода въ берегахъ рѣки Черемшана: а для плавительныхъ горшковъ удобная глина еще въ тѣхъ мѣстахъ не обыскана, но привозятъ оную изъ подъ Москвы.[1]
Воля человеческая направлена к той же цели, как у животных, — к питанию и размножению. Но посмотрите, какой сложный и искусный аппарат дан человеку для достижения этой цели, — сколько ума, размышления и тонких отвлечённостей употребляет человек даже в делах обыденной жизни! Тем не менее и человеком, и животными преследуется и достигается одна и та же цель. Для большей ясности приведу два сравнения: вино, налитое в глиняный сосуд и в искусно сделанный кубок, остается одним и тем же; или два совершенно одинаковых клинка, из одного и того же металла и в одной и той же мастерской сработанные, могут иметь разные рукояти: один золотую, другой — из латуни.
Я просил одного человека достать мне из Петербурга лист медной латуни в 1 1/2 линии толщиною, который надобно прокатить несколько раз холодный между плющильными валками до половинной толщины, т. е. до 3/4 линий, потому что обыкновенный способ часовых мастеров наклепывать молотком никак не может дать латуни совершенно однородной плотности, на которой отчасти основывается моя теория. Не знаю, исполнится ли это? И если Вы, предлагая мне свое пособие у Купфера, можете убедить его сделать мне такое одолжение, то я не знаю, как буду благодарен. <...>
Я ожидаю с Макарьевской ярманки новой латуни и буду делать новые со всеми предосторожностями, которым научил меня опыт. Надеюсь, что новые дадут неверности не более 0,1 секунды в сутки. Ежели это мне удастся, я намерен представить эти часы с тем, чтобы о них публиковали во все известие, не хочу, чтоб эта полезная выдумка сделалась чьею-нибудь исключительною собственностью.[8]
Хотя большие часовые фабрики прокатывают латунь в плющильных валках в видах сокращения работы молотком, утомительной и долгой, однако это отразилось и на верности новейших часов, далеко превосходящих этим качеством старинные. Напрасно вопиют часовые мастера против фабричных произведений: дешевизна, превосходство отделки и точность в большей части произведений удивляют. Последним достоинством не всякий часовой мастер похвалится и не [всякое] заведение [за] свои часы поручится.[8]
Трубку из латуни или жести можно никелировать и перед опытом обливать горячим парафином. Часть раствора для анализа можно брать через выдыхательную трубку...[9]
Но фунты в разных странах разные, и сверлили не всегда точно, затем стали делать патроны из разных материалов, с разной толщины стенками, а стволы сверлили по внутреннему каналу гильзы. Понятно, что при одинаковых наружных размерах гильзы внутренний канал ее широк, если стенки из тонкого листа латуни, и гораздо уже, если стенки из толстой папки. <...>
Капсюлем (пистоном) называют металлический колпачок с ударным взрывчатым составом, служащим для воспламенения заряда пороха. Колпачки из красной меди обыкновенно чувствительнее к удару, так как эта медь мягче желтой латуни.[10]
— Сергей Бутурлин, «Дробовое ружье и стрельба из него», 1926
При построении современных холодильных машин, в особенности машин для получения жидкого кислорода, воздуха и для азотно-кислородных разделительных устройств, необходимо применять исключительно цветной металл (латунь и пр.). Невозможность применения обычных сталей обусловливается не только тем, что они сильно коррелируют, но главное тем, что при низких температурах черные металлы, такие, как обычные железо и сталь, становятся исключительно хрупкими, почти как стекло, что, конечно, ведет к поломкам аппаратуры.[11]
Гильзы патронов и артиллерийских снарядов обычно ― желтого цвета. Они сделаны из латуни ― сплава меди с цинком. (В качестве легирующих добавок в латунь могут входить алюминий, железо, свинец, марганец и другие элементы.) Почему конструкторы предпочли латунь более дешевым черным сплавам и легкому алюминию? Латуни хорошо обрабатываются давлением и обладают высокой вязкостью. Отсюда ― хорошая сопротивляемость ударным нагрузкам, создаваемым пороховымигазами. Большинство артиллерийских латунных гильз используется неоднократно. Не знаю, как сейчас, а в годы войны в любом артиллерийском дивизионе был человек (обычно офицер), ответственный за своевременный сбор стреляных гильз и отправку их на перезарядку. В гильзовой латуни 68% меди. Высокая стойкость против разъедающего действия соленой воды характерна для так называемых морских латуней. Это латуни с добавкой олова. Знаменитый коррозионностойкий сплав томпак ― это тоже латунь, но доля меди в нем больше, чем в любом другом сплаве этой группы ― от 88 до 97%.[5]
Знаменитый коррозионностойкий сплав томпак ― это тоже латунь, но доля меди в нем больше, чем в любом другом сплаве этой группы ― от 88 до 97%. Еще одно важное свойство латуней: они, как правило, дешевле бронз ― другой важнейшей группы сплавов на основе меди. Первоначально бронзами называли только сплавы меди с оловом. Но олово ― дорогой металл и, кроме того, сочетание Cu ― Sn не позволяет получить всех свойств, которые хотелось бы придать сплавам на основе меди. Сейчас существуют бронзы вообще без олова ― алюминиевые, кремнистые, марганцовистые и т. д. [5]
Чистую (или красную) медь использовали в мебели значительно реже, чем её сплавы. Иногда её применяли в маркетри Буля или в виде тонких накладных полосок, но чаще для этой цели использовали латунь ― сплав меди с цинком. Так же как и бронза, латунь может иметь различные оттенки в зависимости от содержания в ней цинка: красный (5%), красно-желтый (10%), светло-жёлтый (25%), ярко-жёлтый (35%), серебристо-белый (65%). Твёрдость и прочность латуни ниже, чем меди и бронзы.[12]
— Татьяна Матвеева, «Реставрация столярно-мебельных изделий», 1988
Лишь через несколько тысячелетий он познакомится с природными металлами и методами их холодной обработки! А в Атлантиде, если верить Платону, уже знали секрет выплавки «орихалка» ― медного сплава (по-видимому, близкого к латуни), который «сверкал, как солнце» и по ценности занимал второе место после золота. О том, что это не выдумка самого Платона, свидетельствует тот факт, что данное название встречается у Гомера и других античных авторов.[13]
Конечно, почти все эти машины кажутся теперь странными нашему взгляду, но среди них есть очень красивые экземпляры. В них много красной меди, сверкающей зеленоватой латуни, зеркальных стекол, сафьяна.[14]
Остатки жизни он ухлопал на усовершенствование хронометров и что же? Постоянное отставание одного из них ― всего 1/10 секунды: результат лучше, чем у англичан и французов, но завершить работу нельзя, потому что в Сибири невозможно достать прокатанной латуни для станин. Он написал Струве, директору Пулковской обсерватории, в Петербург. Такая латунь, прокатанная через плющильные станки, продавалась в Петербурге готовая. Но передал ли письмо Бенкендорф? <...> Николай Александрович Бестужев скончался в Селенгинске 15 мая 1855 года. Через несколько дней после его смерти от астронома Струве, из Петербурга, на его имя пришел ящик: там была прокатанная латунь.[4]
Перед смертью (Пол скончался в 1974 году) он передал в один из музеев Сан-Диего некоторые вещи знаменитого брата: полевые тетради с подёнными записями о погодных условиях, ржавый дождемер, старый барометр в латунной оправе, аптечные весы с набором разновесов и деревянную школьную линейку.[15]
Штофные обои в позолоченных рамах были изорваны, истреблены разоренною его чернию, да и мирным его мещанам были противны, ибо напоминали им отели ненавистной для них аристократии. Когда они поразжились, повысились в должностях, то захотели жилища свои украсить богатою простотой и для того, вместо позолоты, стали во всем употреблять красное дерево с бронзой, то есть с накладною латунью, что было довольно гадко; ткани же шёлковые и бумажные заменили сафьянами разных цветов и кринолиной, вытканною из лошадиной гривы.[16]
Позже латунными гвоздями на собственным сапогах был «наколот» другой Сергей по фамилии Золотько. Он мыл шлихи в среднем течени Ашу-Тора — самого верхнего правого притока реки Сарыджаз. Примостившись на ребристых темных сланцах, слагающих берега и ложе ручья, он вдруг увидел тонкие золотые прожилки на камнях. Минутное ликование прошло, когда он потёр золотые ниточки ластиком, и они исчезли. Это были тоже латунные следы от его сапог. Такие золотые обманки мы назвали кошачьим золотом, в отличие от общепринятого старателями термина кошкино золото, которым они называют минерал пирит — постоянный спутник золота, имеющий некоторое сходство с драгоценным металлом.[6]
— Владимир Петров, «Великая гора Улуу Тоо»: «Кошачье золото», 2020
Чаров употребил на реставрацию отеческого дома тысяч триста. Плафоны, карнизы, стены, все блистало, горело золотом, несмотря на то, что на весь этот блеск Крумбигель употребил только один пуд латуни.[17]
— Александр Вельтман, «Приключения, почерпнутые из моря житейского. Саломея», 1848
Входит рослый мужчина, довольно неуклюже сложенный. Он в мундире военного министерства с серебряными петлицами на высоком и туго застегнутом воротнике; посредине груди блестит ряд пуговиц из белой латуни; сзади трясутся коротенькие фалдочки. Нельзя сказать, чтоб жених был красив. Скорее всего его можно принять за сдаточного..[18]
— Вы видите перед собой двух жуликов из Жуликбурга, что в округе Жулико, штат Арканзас. Мы с Пиком торговали драгоценностями из латуни, средством для ращения волос, песенниками, краплеными картами, патентованными снадобьями, персидскими коврами коннектикутской выделки, политурой для мебели и альбомами для стихов во всех городах и селениях от Олд-Пойнт-Комфорт до Золотых Ворот.
— Приняли ли вы, как первое и вечное руководство, эмблему Сына Господня, озарённую светом? Жаждете ли подняться к небесным вратам по семи ступеням из свинца, латуни, меди, железа, бронзы, серебра и золота?
По правде, я мало что понял из этих странных вопросов, но подобные выражения были не в новость мне, только что прочитавшему множество книг по магии, и хотя тот час казался мне тогда важнейшим в жизни, не преодолел я лукавого соблазна, который поманил меня испытать, насколько сами посвящённые понимают друг друга. <...>
«Эмблема сына Господня, озарённая светом» ― знак розы и креста, позднее ставший эмблемой ордена розенкрейцеров (XVIII в.) «Семь ступеней из свинца, латуни, меди, железа, бронзы, серебра и золота» ― мистическая лестница алхимиков, принятая позднее и франкмасонами.[19]
Около мастерской на улице валялись покрытые белой накипью самоварные стояки, опрокинутые вверх дном котлы из красной меди, ржавые кастрюли с проломанными днищами, эмалированные миски, цинковые корыта. Из мастерской вышел сам Захаржевский в грязном брезентовом фартуке. Он стал рыться в своем добре. Резкими, сердитыми движениями он перебрасывал из одной кучи в другую завитки жести, блестящие полосы латуни; все это звенело, дребезжало. Когда мы были уже в нескольких шагах от мастерской, Захаржевский выпрямился и гулким сердитым голосом закричал в мастерскую...[20]
Случалось ли вам чувствовать, как вы полны одной мыслью, так что даже странным кажется, что есть на свете какие-нибудь другие желания и мысли, и вдруг точно буря врывается в вашу жизнь, и вы мгновенно забываете то, к чему только что стремились всей душой? Именно это случилось со мной, когда я увидел старый латунный багор, скромно лежавший на снегу среди жердей, из которых строятся чумы. <...> Что же это был за багор? Ничего особенного! Старый латунный багор. Но на этой старой, позеленевшей латуни было вырезано совершенно ясно: «Шхуна «Св. Мария». <...>
Старый латунный багор висел теперь у меня в комнате на стене рядом с большой картой, на которую был нанесен дрейф шхуны «Св. Мария». <...> Старый латунный багор был последним логическим штрихом в этой картине доказательств. Самый сложный вопрос был решен этой находкой. В самом деле, прочитав дневники штурмана, я спрашивал себя: «Узнаю ли я когда-нибудь, что случилось с капитаном Татариновым?»[3]
Куда ни глянешь, повсюду сияли начищенные до блеска латунные краны. Игра солнечных бликов на их сверкающей поверхности производила феерическое впечатление. Кухонные мыши часто плясали под звон разбивающихся о краны лучей и гонялись за крошечными солнечными зайчиками, которые без конца дробились и метались по полу, словно жёлтые ртутные шарики.
Но самое главное удовольствие начиналось, когда приходила очередь «казачьему сундуку». Так назывался на Ленькином языке сундук, в котором уже много лет подряд хранилась под спудом, засыпанная нафталином, военная амуниция отца. Это был целый цейхгауз ― этот большой продолговатый сундук, обитый латунью, а по латуни еще железными скобами и тяжелыми коваными гвоздями. <...> И, не слыша хохота, который стоит за его спиной, он бежит в коридор. Обитый латунью сундук чуть не под самый потолок загроможден вещами. Вскарабкавшись на него, Ленька торопливо сбрасывает на пол корзины, баулы, узлы, шляпные картонки… С такой же поспешностью он поднимает тяжелую крышку сундука.[21]
А в Ольховке, на взгорье, было еще совсем светло и нарядно: и берёзы, и кустарники на склонах крыши домов, и стекла окон ― все было в багрянце. И на светлом небе без дела висела большая луна из латуни ― так и хотелось, глядя на нее, взять палку и попробовать ― хорошо ли звенит?[22]
― Откуда это у вас? ― спросил я. Она усмехнулась.
― Да пьяный один дал. На́ тебе на зуб, говорит. Я спрашивала у нашего шефа, он говорит ― латунь.
Я попробовал бляшку на зуб и вдруг совершенно ясно понял, что это золото, и очень древнее, червонное. Я даже сам не знаю, откуда пришла ко мне эта уверенность.[23]
Над лагерем пронёсся светлый латунный звук трубы — это был сигнал подъёма. Я остановился и открыл глаза. До конца коридора оставалось метра три. На тёмно-серой стене передо мной висела полка, а на ней стоял жёлтый лунный глобус; сквозь запотевшие и забрызганные слезами стёкла он выглядел размытым и нечётким; казалось, он не стоит на полке, а висит в сероватой пустоте.[24]
Да, что-то помню, конечно, помню, как женщина раскрыла и сложила свой зонт, и в его черных складках, должно быть, и исчез ливень из той точки, в которой мы находились, как улетучивается из пространства мелодия ― несколько алмазных синкоп еще сорвалось с краев запирающегося на латунную пряжку перепончатого неба. Вслед за отливом красок с небосвода тишина стала сочиться из всех пор стоявших стеною, вперемешку с собственными тенями, растений.[25]
Над нами не было тревоги, ―
Менялась в золото латунь, ―
И вот ударил в пыль дороги
Слезой набухшею июнь…[29]
— Ирина Михайловская (Д. Михайлова), «Часов не ведает счастливый...», 1930-е
Лейтесь, лепеча и заикаясь, воды!
Плывите в лиловеющих глубинах, рыбы!
Отливая платиной и латунью, плывите!
Кивайте голубыми вершинами, сосны,
Каждому рожденью в знак почитанья кивайте![30]
В голубоватом золоте латуни.
Сияет жизнь улыбкой изумленной,
Растит цветы, расстреливает пленных,
И входит гость в Коринф многоколонный,
Чтоб изнемочь в объятьях вожделенных![31]
В лучах фонарика на черный ряд гробов
Смиренней припадал осенний ветер злобный,
И виделись ― латунь тускнеющих гербов
И в мраморных цветах младенца сон надгробный.[33]
— Сергей Шервинский, «Под небом облачным и криками стрижей...», 1960-е
Иначе будет все не впрок,
И зря, и втуне.
Покуда блеск натужных строк ―
Лишь блеск латуни.[34]
↑ 12И. И. Лепёхин. Дневныя записки путешествія доктора и Академіи Наукъ адъюнкта Ивана Лепехина по разнымъ провинціямъ Россійскаго государства, 1768 и 1769 году, в книге: Исторические путешествия. Извлечения из мемуаров и записок иностранных и русских путешественников по Волге в XV-XVIII вв. — Сталинград. Краевое книгоиздательство. 1936 г.
↑В.И.Даль (Казак Луганский), Повести. Рассказы. Очерки. Сказки. — М.-Л.: Государственное издательство художественной литературы, 1961 г.
↑ 12В. Каверин. Два капитана. Библиотека приключений в 20 томах. — М.: «Машиностроение», 1984 г.
↑ 12Лидия Чуковская в книге: «Декабристы — исследователи Сибири». — М.: Географгиз, 1951 г.
↑ 1234В. Станицын. «Медь». — М.: «Химия и жизнь», № 8, 1967 г.
↑ 12Владимир Петров. Великая гора Улуу Тоо. — М.: издательские системы Ridero, 2020 г. — 204 с.
↑Руководство къ Математической и Физической Географіи, со употребленіемъ земнаго глобуса и ландкартъ, вновь переведенное съ примѣчаніями фр. Теодор Ульр. Теод. Эпимуса. Изданіе второе. Въ Санктпетербургѣ при Императорской Академіи Наукъ 1764 года Санктпетербург: При Имп. Акад. наук, 1764 г.
↑ 12Н. А. Бестужев. Научное наследство. Том 24. — М.: Наука, 1995 г.
↑Сеченов И. М. Научное наследство. Том 2. — М.: Изд-во АН СССР, 1951 г.
↑С. А. Бутурлин. Дробовое ружье и стрельба из него. — М.: изд-во Всекохотсоюза, 1929 г.
↑Капица П. Л. Отчеты (1939-1941 гг.) — М.: «Химия и жизнь», №№ 3-5, 1985 г.
↑Матвеева Т. А.. Реставрация столярно-мебельных изделий. — М.: Высшая школа, 1988 г.
↑А. М. Городницкий. Тайны и мифы науки. В поисках истины. — М.: Эксмо, Яуза, 2014 г.
.jpg)
